Второй пояс. Откровения советника - Воронин Анатолий Яковлевич - Страница 18

За последние десять дней это была вторая ошибка, допущенная Хайдаром. Раскрыв на Военном совете существование резидента, работающего с агентами, внедренными в бандформирования, он тем самым поставил большой жирный крест на «Худойраме».

Спустя много лет я узнал все обстоятельства гибели Джан Мохамада.

А в тот момент ни Хайдар, ни Асад не могли и предположить, чем обернется роковая фраза, произнесенная на Военном совете.

Еще до аминовских «реформ» в Кандагарское управление ХАДа был внедрен «Крот» – агент пакистанской разведки. До поры до времени он никак себя не проявлял, стараясь просто плыть по волнам времени. Его не коснулись ни репрессии, ни внутрипартийная драчка. Он старался быть в стороне от всего этого.

Его звездный час пробил с приходом к власти Бабрака Кармаля.

На ту пору провинциальное управление ХАДа, образно говоря, лежало в руинах. Весь высший руководящий состав был выбит волнами репрессий, следовавшими друг за другом. Оперативный состав управления, не успевая переориентироваться в быстротечных изменениях политической ситуации в стране, разбегался куда глаза глядят или погибал от тех же самых репрессий. Кстати, «Крот» своими анонимками на сослуживцев тоже способствовал развалу этого силового ведомства.

Так уж вышло, что, когда власть в стране в очередной раз сменилась, в провинциальном управлении ХАДа некого было поставить на мало-мальски руководящую должность.

И вот тут-то «Крот» проявил себя в полной мере.

У него почему-то сразу появилось острое желание стать активным членом НДПА. Он написал пылкое письмо-обращение, и не кому-нибудь, а самому Бабраку Кармалю. В том письме он подробно изложил, что подвигло его к принятию такого решения. При этом большая часть письма содержала восхищения «мудростью великого революционера и руководителя Афганистана Генерального секретаря НДПА товарища Бабрака Кармаля».

В партию его принимали с помпой. И буквально на следующий день назначили на должность начальника особого отдела ХАДа. А уже через полгода он занимал должность начальника отдела контрразведки Кандагарского управления ХАДа.

Можно только догадываться, какой огромный вред принес этот человек, работая в этом грозном ведомстве почти девять лет.

В 1987 году именно с его подачи едва не уволили с работы и не привлекли к уголовной ответственности начальника спецотдела царандоя – Амануллу Закрия. После нападения «духов» на спецотдел, в результате которого погибло десять его сотрудников, «Крот», воспользовавшись неопределенностью ситуации, сфабриковал несколько писем, якобы ранее направленных руководству спецотдела, в которых речь шла о готовящемся вероломном нападении.

Не знаю почему, но тогда я не поверил словам этого высокопоставленного хадовца в полковничьих погонах.

Изучив информацию, поступившую в спецотдел из ХАДа под обозначенными исходящими номерами, я увидел существенное расхождение с тем, о чем говорил начальник контрразведки. Нужно было делать выбор между двумя истинами: то ли был прав хадовец, обвиняющий Амануллу в умышленном подлоге документов, то ли был прав Аманулла, заверяющий меня в том, что документы из ХАДа были именно такими, какими он мне их предоставил, и содержали ничего не значащую информацию. После изучения всех документов и почти часовой беседы с Амануллой я сделал выбор в его пользу. Мне стоило потом больших усилий доказать невиновность Амануллы. Но я добился того, чтобы с него сняли все подозрения.

Моя интуиция меня не подвела. Уже позже, года через три после вывода войск из Афганистана, я узнал, что именно тот «контрразведчик» и оказался «Кротом». После ухода советских войск из Кандагара ХАД со всеми потрохами перебазировался в район аэропорта. При перевозке особо секретных архивных документов ХАДа «Крот» расстрелял сопровождавших его военнослужащих и вывез эти документы в Пакистан.

Но это будет потом, спустя много лет.

А в 1981 году «Крот» завел дело оперативной разработки на группу высокопоставленных офицеров царандоя, подозреваемых в пособничестве моджахедам. Он смог убедить руководителя ХАДа в том, что его подозрения не беспочвенны, и за отдельными руководящими работниками царандоя установили наружное наблюдение.

Через несколько дней на стол «Крота» легло донесение «семерочников», из которого следовало, что начальник уголовного розыска царандоя Асад имел встречу с хозяином автомастерской. По всем приметам, та встреча носила конспиративный характер. Хозяина мастерской установили в тот же день. Это был Джан Мохамад.

За его мастерской также было установлено наружное наблюдение, и через пару недель на пленку были зафиксированы все люди, что бывали у «Худойрама». Фотографии легли на стол «Крота», а через несколько дней их уже рассматривал Хаджи Латиф. В одном из них он узнал члена собственной группы. Это был тот самый связник, что работал в паре с агентом «Аскаром»…

Был обычный теплый декабрьский день. Джан Мохамад был в мастерской и копошился в двигателе очередного расхлестанного «автоконя». После его ареста хадовцами и ввода в Кандагар советских войск все бывшие помощники исчезли в неизвестном направлении, и теперь приходилось крутиться одному, как белке в колесе. Коммерция должна была идти своим чередом, чтобы обеспечивать надежную «крышу» его второй, скрытой от посторонних глаз работе.

Чисто интуитивно он почувствовал, что в мастерскую кто-то вошел. Просто-напросто в мастерской стало немного темней, из чего следовало, что в проеме ворот кто-то стоит. Джан Мохамад распрямился и увидел мужчину лет тридцати.

Хозяин поздоровался с ним, на что незнакомец ответил приветствием.

Никакой техники при незнакомце не было, в связи с чем Джан Мохамад поинтересовался, что привело незнакомца в его мастерскую.

Тот, в свою очередь, очень внимательно разглядывая Джан Мохамада, произнес фразу, от которой тот невольно вздрогнул:

– Здравствуй, бача Джан.

Так его мог называть только один человек.

– Не верю своим глазам! Шакур Джан, неужели это ты?!

Мужчины кинулись друг другу в объятья. Потом был долгий и бурный разговор двух закадычных друзей, не видевших друг друга почти шесть лет.

В тот день Джан Мохамад закрыл свою мастерскую раньше обычного.

Он был очень гостеприимным человеком и не мог себе позволить, чтобы его друг детства, прилетевший по служебным делам из Кабула, ночевал в какой-то вшивой гостинице.

Весь вечер они говорили, вспоминая яркие моменты своей юности. Джан Мохамад познакомил своего друга с супругой и, самое главное, со своим трехлетним сыном – Шакуром, не забыв при этом подчеркнуть, в честь кого он дал имя своему сыну.

Спать легли далеко за полночь.

А рано утром, сославшись на то, что с утра должен быть на приеме в губернаторстве, Шакур Джан простился с хозяевами и ушел.

Джан Мохамад и предположить не мог, что посетивший его в тот день друг детства Шакур Джан и есть тот самый «инженер», а точнее, полевой командир Гафур Джан, которого так долго вычисляли его агенты.

Когда связника приволокли к Хаджи Латифу, он был уже в полуобморочном состоянии от побоев и допросов, длившихся почти сутки. На единственный вопрос: «На кого работаешь?», задаваемый ему истязателями, он отвечал: «Ничего не понимаю. Я ни в чем не виноват». Он отлично понимал, что его все равно казнят, независимо от того, выдаст он «Аскара» или нет. Но выдачей товарища он поставит точку еще на одной жизни, а стало быть, своими руками уничтожит надежду на возможное отмщение за свою гибель. Нет, ничего не скажет он своим мучителям.

После непродолжительного общения с Хаджи Латифом связника казнили. Ему не стали резать горло, как это было принято у моджахедов. Его просто повесили на толстом суку гранатового дерева, а после этого ударом палаша отсекли голову от мертвого тела.

«Крот» оказался очень инициативным. Вместе с фотографиями посетителей Джан Мохамада он предоставил моджахедам ксерокопию оперативной установки на самого хозяина мастерской. После казни связника Хаджи Латиф зачитал эту установку присутствующим полевым командирам, и находившийся на совещании Гафур Джан сразу понял, о ком идет речь.