Красная площадь - Смит Мартин Круз - Страница 3
- Предыдущая
- 3/94
- Следующая
Горящую «Ауди» объезжали другие машины. Теряя ковры, золотые монеты, видеомагнитофоны, масса хлынула к воротам. Переехав попавшую в свет фар фигуру, тяжело прошла санитарная машина, за ней последовала автокавалькада чеченцев. Мотоциклисты распались на несколько групп, ища дыры в заборе.
Однако какая-то часть прибывших на толкучку оставалась на месте и, толкая друг друга, ловила летающие над головой бумажки. Аркадий тоже подпрыгнул и поймал в воздухе горящую немецкую марку, потом доллар, потом франк. Все они были почерневшие, с золотыми прожилками огня.
Хотя все еще было темно, Аркадий смог разглядеть, что площадку обрамляли четыре двадцатиэтажные башни. Три из них уже были облицованы железобетонными плитами, а последняя пока что представляла собой металлический каркас, окруженный подъемными кранами. В едва брезжущем рассвете она выглядела хрупкой громадиной. Он представил, что в нижних этажах будут размещаться рестораны, кабаре, может быть, кино, а посреди площади, когда ее покинут землеройные машины и бетономешалки, взору предстанут автобусы и такси. Однако сейчас там находились машина судмедэксперта, «Жигули» и стоящий на ковре из оплавленного и закопченного стекла черный остов машины Руди Розена. Окна «Ауди» зияли пустотой; огонь, вырвавшись наружу, не пощадил шины, так что теперь больше всего воняло жженой резиной. Окостеневшая фигура Руди Розена держалась прямо, будто прислушивалась к чему-то.
– Стекло, как видите, разбросано равномерно, – сказал Аркадий. Судмедэксперт Полина, молоденькая миловидная женщина в неизменном плаще на все сезоны и с неизменной иронической улыбкой на лице, следовала за ним с довоенной «Лейкой» и почти на каждом шагу делала снимок. – Ближе к машине стекло оплавилось. Марка машины – четырехдверная «Ауди-1200». Левые дверцы закрыты. Капот закрыт, фары выгорели. Правые дверцы закрыты. Багажник закрыт, задние огни выгорели, – Аркадию пришлось опуститься на четвереньки. – Топливный бак взорвался. Глушитель отделился от выхлопной трубы, – он поднялся на ноги. – Номерной знак почернел, но московский номер различим. Установлено, что он принадлежит Руди Розену. Судя по широкому разбросу стекла, огонь возник внутри салона, а не вне его.
– Разумеется, будет еще заключение экспертов, – заметила Полина, лишний раз демонстрируя свое неуважение к мнению начальства. Она решительно вонзила шпильки в свои непокорные волосы. – Эту штуку надо поднять.
Комментарии Аркадия записывал Минин, сыщик с глубоко посаженными глазами маньяка. Позади Минина по площадке расхаживал наряд милиции. Служебные собаки таскали своих проводников вокруг башен, перебегая от столба к столбу и то и дело задирая заднюю ногу.
– Наружная краска облупилась, – продолжал Аркадий. – Хром на дверной ручке сошел. «А с ним и отпечатки», – подумал он. Однако обернул руку платком, прежде чем открыть правую переднюю дверцу.
– Спасибо, – сказала Полина.
От прикосновения Аркадия дверца распахнулась, осыпав пеплом его ботинки.
– Внутренняя часть выгорела полностью, – продолжал Аркадий. – Сиденья выгорели до каркаса и пружин. Рулевое колесо, вероятно, расплавилось.
– Человеческие ткани прочнее пластика, – отметила Полина.
– Задние резиновые коврики оплавились вокруг спекшегося стекла. Заднее сиденье выгорело до пружин. Питание компьютера полностью сгорело, видны остатки цветного металла. Вкрапления золота, возможно, от проводников – все, что осталось от компьютера, которым так гордился Руди. Металлические ящички из-под дискет памяти засыпаны пеплом. Ящики с картотекой уничтожены.
Аркадий повернулся к переднему сиденью:
– Следы вспышки у сцепления. Обрывки горелой кожи. В приборном отделении – остатки пластика, аккумуляторы.
– Еще бы! Такая температура, – Полина наклонилась и щелкнула «Лейкой». – Не менее двух тысяч градусов.
– На переднем сиденье, – продолжал Аркадий, – кассовый ящик. Пустой и обугленный. В поддоне – мелкие металлические контакты, четыре батарейки: наверное, остатки передатчика и магнитофона. Пока хватит. Ах да! На сиденье – металлический прямоугольник, похоже, задняя крышка калькулятора. Ключ зажигания в положении «выключено». На кольце еще два ключа.
Надо было переходить к водителю. Здесь Аркадий не блистал. Теперь даже он был бы не прочь прогуляться и выкурить сигарету.
– Когда снимаешь обгоревших, надо полностью открывать диафрагму, чтобы проработались детали, – сказала Полина.
– Какие еще детали? Тело деформировалось, – заметил Аркадий, – сильно обуглилось, так что сразу и не распознаешь, мужчина это или женщина, взрослый или ребенок. Голова склонена к левому плечу. Одежда и волосы полностью сгорели, череп местами оголен. Зубы, судя по всему, для слепков не годятся. Ботинки и носки отсутствуют.
Эти слова не давали ни малейшего представления о нынешнем, уменьшившемся в размерах, почерневшем Руди Розене, восседающем на голых пружинах своей колесницы и превратившемся в темную вязкую массу и кости. Они не давали никакого представления об одиноко лежащей в углублении живота пряжке от ремня, об удивленно раскрытых глазницах и расплавленном золоте зубов, о его руке, охватившей руль и будто бы направляющей машину сквозь ад, и о том, как расплавившееся рулевое колесо розовыми леденцами свисало с пальцев. Эти слова не передавали того, каким непостижимым образом бутылки со «Старкой» и «Кубанской» сами превратились в жидкость и растеклись лужей, а твердая валюта и сигареты в одно мгновение испарились. «Я всем нужен». Теперь – никому.
Аркадий с отвращением отвернулся и увидел, что на черном, как у Руди Розена, лице Минина не было написано ничего, кроме удовлетворения: преступник получил по заслугам. Аркадий отвел его в сторону и указал на милиционеров, набивавших себе карманы, – земля была усеяна брошенными в панике товарами.
– Я приказал им составить список найденных вещей.
– Вы, конечно, не имели в виду, что они могут распоряжаться ими как вздумается?
Аркадий вздохнул:
– Конечно, нет.
– Взгляните-ка сюда, – Полина ковырнула шпилькой в углу заднего сиденья. – Засохшая кровь.
Аркадий подошел к «Жигулям». Яак на заднем сиденье опрашивал единственного свидетеля, того самого неудачника, с которым Аркадий стоял в очереди к Руди. Парня со злотыми. Яак уже взял его в оборот.
Если верить паспорту и пропуску на работу, Гарри Орбелян проживал в Москве и работал санитаром в больнице. Судя по бумагам, он чист, как стеклышко.
– Хочешь посмотреть его удостоверение личности? – спросил Яак. Он закатал рукава рубашки Гарри. На тыльной стороне левой руки красовалось изображение голой девицы, сидящей в бокале с тузом червей в руках. – Это означает, что он любит вино, женщин и карты, – пояснил Яак. – На правой руке выколот браслет из пик, червей, бубен и треф: он любит карты. На левом мизинце кольцо из перевернутых пик. Это означает судимость за хулиганство. На правом безымянном пальце – сердце, пронзенное ножом. Это значит, что он готов пойти на мокрое дело. Так что Гарри не такой уж и чистенький. Судя по всему, Гарри рецидивист, которого застукали на сборище спекулянтов; думаю, ему нелишне помочь нам.
– Пошли вы на… – буркнул Гарри. При дневном свете его перебитый нос казался приваренным к лицу.
– Форинты и злотые еще остались? – спросил Аркадий.
– Пошли на хрен!
Яак прочел из своих заметок:
– Свидетель утверждает, что имел разговор с этим долбаным Руди лишь потому, что считал его своим должником. Потом он вышел из машины погибшего и уже через пять минут стоял примерно в десяти метрах от «Ауди», когда она взорвалась. Человек, которого свидетель знает под именем Ким, бросил в машину бомбу и побежал прочь.
– Ким? – переспросил Аркадий.
– Так он говорит. Он говорит также, что обжег себе руки, пытаясь спасти покойного.
Яак вытащил из карманов Гарри полуобгоревшие доллары и немецкие марки.
День обещал быть жарким. Предрассветная роса уже превращалась в капли пота. Аркадий мельком взглянул на освещенное солнцем полотнище, которое, обвиснув, протянулось по верху западной башни: «Гостиница „Новый мир“. Ему представилось, как полотнище наполняется свежим ветром и башня, подобно бригантине, уплывает вдаль. Хотелось спать. Но нужно было искать Кима.
- Предыдущая
- 3/94
- Следующая
