Кукла маниту - Смит Гай Н. - Страница 49
- Предыдущая
- 49/50
- Следующая
Слон опрокинул фургон энергоподстанции, взгромоздился на него и раздавил, как пивную банку. Глаза его сверкали, хобот извивался и торжествующе трубил. Аттила искал нового соперника.
Сидевшая на острой верхушке шатра обезьяна с визгом спрыгнула на рваный, провисший брезент, съехала по нему, приземлилась на четвереньки и ускакала вот тьму – похоже, ей здесь не нравилось.
Рой не спускал глаз с Аттилы. Если слон уйдет, им с Лиз удастся выскользнуть на Променад. Но слон никуда не спешил, как будто получил команду преградить людям путь к спасению.
Хорошенько прислушавшись, за ревом зверей, треском горящих аттракционов и воплями умирающих вы уловили бы вой полицейских и пожарных сирен. Но пока спасатели не могли пробиться на ярмарку Джекоба Шэфера.
Дверь фургона скрипела, медленно раскачиваясь на ржавых петлях. Из горла Джейн вырвался приглушенный крик, она стиснула руку Ровены. Изнутри доносился смех. Тихий, булькающий, безумный.
– Нет! – прошептала индианка. – Этого не может быть! Я схожу с ума!
Слуховые аппараты помогли ребенку кое-что расслышать, и он похолодел от страха. Вибрация, ставшая ухе привычной: Куколка!
Индианка не двигалась, хотя ее инстинкты требовали бежать отсюда слома голову. За порогом фургона ее поджидал неведомый ужас. Окипа выбрал эту ночь для отмщения и призвал к себе на подмогу все силы зла.
– Я должна войти, что бы со мной ни случилось, – вымолвила гадалка. – А ты, дитя, беги! Не медля ни секунды. Я поступила дурно, не прогнав тебя сразу.
Но Ровена не собиралась убегать. В ней вдруг поднялась ненависть к злобной силе, вселившейся в деревянные фигуры и губившей людей. Сама она для этой силы, по-видимому, была неуязвима: ни в картонном лесу, ни в зловонном гроте ей не причинили вреда. Даже Куколка, которого Джейн называла Окипой, был вынужден уступить воле маленькой девочки. И Ровена готова была снова встретиться с ним и высказать все, что думает о его лицемерии. “Ты мне больше не нужен! Я хочу уничтожить тебя!”
Джейн широко распахнула дверь и взбежала по лесенке. Отсветы пожара рассеяли мрак, обрисовали жуткий силуэт на полу. И снова Джейн не сумела сдержать крик.
Перед ней лежал Джекоб Шэфер – и в то же время другой человек. Тощее угловатое тело располнело почти до неузнаваемости, вместо одежды, которую Шэфер никогда не снимал, на нем был рваный костюм из кожи бизона, похожий на наряд Джейн. Жидкие седые волосы превратились в косматую черную гриву. Только глаза остались прежними, но и они лучились жаром, не уступавшим жару костра, что ревел за стеной фургона. Демон в облике человека, раб Окипы и его брата-близнеца, безучастно взиравших на него.
– Вот тебе женщина, Левайн, это Мистай. Она вскормила своей грудью другую Мистай, та – третью, и так это продолжалось. Она была избрана для кары, но недавно, когда час мести уже близился, предала нас. Ты должен растоптать ее душу, как уже было однажды.
Сопя, кривя жирные губы и хватая пальцами воздух, Шэфер тяжело поднялся на ноги.
– Тогда я пощадил тебя. На этот раз убью!
Джейн попятилась, перед глазами у нее все поплыло. Вот почему Шэфер все время кого-то ей напоминал. Как же она сразу не поняла, что он – Левайн, а сама она – Мистай? Другое место, другое время… Заросли сушеницы, горячий воздух, наполненный запахами смерти, порохового дыма, человеческого и конского пота. На нее надвигался жестокий похотливый зверь, бык прерий, – надвигался, чтобы изнасиловать, а затем убить.
– Сейчас, индейская шлюха, ты меня хорошенько ублажишь, а потом я тебя прикончу. – Плевок Левайна поднял фонтанчик пыли. Бородач расстегнул кожаный пояс и спустил штаны.
Мистай закричала, падая навзничь. Содрогаясь всем телом, она смотрела вверх, на далекое перистое облако, быстро принимающее форму лица с резкими ястребиными чертами. Раздался смех, холодный, как ливень с градом.
Окипа. Бог-тотем благословляет насилие.
Но на сей раз Мистай просто так не дастся, она скорее умрет, чем пустит в себя семя древнего зла. “Я отвергаю тебя, Окипа! Я отвергаю это чудовище, исполняющее твою волю!”
– Ты не можешь отвергнуть нас, Мистай. Мое возмездие завершится там же, где началось – в твоем чреве. Да исполнится кровное проклятие твоего народа!
Огромное тело рухнуло на нее, дышащий смрадом рот прижался к губам, грубые ручищи разорвали одежду. Больше Мистай не видела облака. Только оранжевое, как в час заката, солнце. Смех Окипы звенел в мозгу.
Неожиданно смех уступил место проклятиям, гром, как в летнюю грозу, заставил содрогнуться небеса, эхо отразилось от далеких гор. Раздался топот уносящейся вдаль конницы, крики свирепых воинов звучали все глуше, поднялась и затихла беспорядочная стрельба. И наконец воцарилась тишина.
Мистай все еще боролась с лежавшим на ней мужчиной, била по голове, царапала, кусала и выплевывала что-то мягкое, губчатое. Но сражаться приходилось только с его тяжестью. Левайн больше не пытался раздвинуть ей ноги, он обмяк, голова свесилась, глаза остекленели.
Джейн удалось столкнуть его. Сушеницы и синее небо исчезли, остался только почти непереносимый жар. Едва глаза привыкли к сумраку, Джейн увидела Шэфера и поняла, что он мертв. Рядом стояла тоненькая и дрожащая Ровена. Как мясник, рубящий бифштексы, кромсала она топориком разбросанные по столу щепки.
Окипа и его брат погибли, злой дух тотема вернулся в страну Маниту. Ужас из глубин веков больше не угрожает людям.
– Мы победили. – Голос индианки звучал хрипло, в больших влажных глазах мерцали отблески огня. – Победили в тот самый миг, когда казалось, что все пропало. А теперь, дитя мое, ты должна уйти. Среди аттракционов – звери, поэтому надо выйти через зверинец. Беги, пока сюда не добрался огонь.
– Нет! – Ровена помогла ей подняться. – Я без тебя не уйду.
– Я не могу уйти. Что бы ни происходило, я должна находиться здесь. Беги же, Ровена, не теряй времени. Я никогда не забуду тебя, навсегда останусь в долгу.
Ровена повернулась, шагнула через порог, спустилась по лесенке, затем, отгороженная от пожара фургоном, побежала. Снова раскатился и затих летний гром, а может быть, топот копыт, сотрясающих землю. На несколько минут воцарилось безмолвие – даже рев пламени не проникал в уши маленькой девочки, прижимавшейся к груди топорик, как любимую куклу.
Она протискивалась сквозь толпу, заполнившую Променад. Пробиралась среди машин с мигающими синими фонарями на крышах. И не оборачивалась. В этом не было нужды, она и так видела комнату в старом фургоне, мгновенно отощавшего и поседевшего мертвеца, пригоршню щепок, покинутых таинственной силой. И плачущую индианку, которая осталась там одна. Осталась ждать смерти, потому что не видела иного выхода.
Едкий запах дыма; шипение пены и воды под напором – первые аккорды битвы, которая продлится несколько часов и завершится победой человека. И – винтовочная пальба, салют его превосходству над дикими зверьми.
Когда сильные пальцы схватили Ровену за запястье, она закричала и рванулась назад. Отчаянно взмахнула топориком, но его перехватили, выдернули из слабой ручки и с лязгом швырнули на влажный бетон.
– Ровена! – На исхудалых щеках матери – слезы счастья. – Где ты была, и откуда у тебя топор?
Отец тоже выглядел измученным, но пытался улыбаться. А Ровена в последний раз услышала голос Джейн, не то прозвеневший в мозгу, не то донесенный порывом горячего ветра: “Я никогда не забуду тебя, навсегда останусь в долгу!”
СУББОТА, ПОЛДЕНЬ
К утру солнце рассеяло последние, самые низкие, тучи. Серый покров моря сменился синим, мерцающим. Лужи на Променаде быстро уменьшались, и к полудню от них остались только влажные пятна в тени.
Рой привязывал чемоданы к верхнему багажнику. Он не спешил – желание как можно скорее уехать исчезло. Не будь у миссис Хьюджес заказаны все номера, он, наверное, задержался бы до завтра. Возможно, и Лиз согласилась бы остаться… Но с другой стороны, чем раньше они покинут этот город и забудут (во всяком случае постараются забыть) обо всем, тем лучше.
- Предыдущая
- 49/50
- Следующая
