Звездочка-Во-Лбу (Чакра Кентавра) - Ларионова Ольга Николаевна - Страница 11

• Предыдущая
• 11/34
• Следующая

— Фу ты… — пробормотал он и побрел в обход, опираясь о стены каюты, потому что известный своим норовом вороной мог еще и лягнуть в избытке благодарности; но когда Гаррэль добрался, наконец, до окровавленного тела командора, он застыл в нерешительности — короткая бронзовая стрела торчала из горла, и даже неопытный воин прекрасно понимал, что значит тронуть ее.

Между тем Асмур медленно открыл глаза, упершись невидящим взглядом в потолок. Гаррэль в отчаяньи обернулся к пепельному крэгу, но тот и не подумал вернуться к своему хозяину. Понимал ли эрл, что находится уже в безопасности, в собственном корабле? Или мысли его были далеко?

— Мой командор… — прошептал юноша.

По тому, как мгновенно исказилось залитое кровью лицо, Гаррэль понял, что тот прекрасно представлял себе — и где он, и что с ним; одного предводитель звездной дружины не мог даже вообразить: что кто-то из подчиненных посмеет без его позволения проникнуть в его каюту.

— Ты… — прохрипел он, — не в бою?..

Красная струйка побежала у него из уголка рта.

— Пока… хоть один… — больше он говорить не мог, но рука в лиловой перчатке поднялась и твердым жестом показала Гаррэлю — «уходи!».

— Повинуюсь, великий эрл! — проговорил юноша сквозь стиснутые зубы, перебрасывая свое содрогающееся от рыданий тело туда, на вершину скалы против храма, где ждал его боевой конь и еще восемь крылатых всадников, паря над лесом, зорко высматривали отставших хищников, готовые и без приказа командора не знать ни сна, ни отдыха до последней минуты их кровавой охоты…

И длилась она еще два дня.

Когда же на исходе второго дня оранжевое солнце, истекая неистовыми протуберанцами, клонилось к притихшему океану, истомленные кони в последний раз облетели зеленый остров с его лесами и пирамидами, оврагами и руинами храмов. Мелкое зверье копошилось в траве, ужи и ящерицы ловили последнее тепло уходящего дня, но ни одного чудовища не было больше на планете, принадлежащей созвездью, где от кентавров осталось одно название. Длинные вечерние тени от летящих коней прочерчивали необозримый кратер, оставленный аннигиляционным взрывом на месте семейства вулканов; если бы не след движения заряда — спиральная борозда, усыпанная пеплом, этот кратер легко можно было бы принять за место падения крупного метеорита; теперь же непосвященный встал бы в тупик, пытаясь объяснить это чудо природы — оставалось предположить, что здесь когда-то прилегла отдохнуть улитка с диаметром раковины в несколько десятков километров.

Когда-нибудь и это порастет травой и кустарником, да и вопросов задавать будет некому — планета, как священным табу, охраняется присутствием старого крэга.

— Пора возвращаться, — усталым голосом проговорил Эрромиорг из рода Оргов, старший дружинник.

Жалея коней, они образовали единый кокон и перенеслись в одно мгновение к подножью серых пирамид. Спешились, не решаясь войти внутрь корабля. Гаррэль ловил на себе невольные взгляды — после того, что он рассказал своим товарищам о трагическом завершении эпопеи с ловушкой, все почему-то ждали от него новых сведений о командоре. Да и он сам ждал, ждал напряженно, каждую минуту, днем и ночью — какого-нибудь шепота, призыва, может быть — даже слов прощания…

Ничего не было. А пропустить он просто не мог.

Вот и сейчас смотрели на него, а вовсе не на старшего, и юноша, сжав губы, помотал головой — он скорее согласился бы умереть, чем еще раз услышать это хриплое «а как ты посмел…»

Кони, изогнув шеи, склонились над редкими травинками, пробивающимися в трещинах между плоских камней, но ни один не коснулся губами тощей зелени. «Дурной знак, — прошептал Скюз, знаток примет и предзнаменований. — Дурной знак…»

И словно в ответ на его слова матово-желтая, как человеческая кожа, стенка мака треснула, образовавшийся проем распахнулся, как будто раздвинутый руками на полный размах, от плеча до плеча, и, чуть не задев дружинников по шлемам скафандров, оттуда вылетел редкоперый белесый крэг, которого Гаррэль, отправляясь на охоту, оставил в командорской каюте. Древние боги! Да это было как подарок, как глоток родниковой воды, как слово из уст невесты! Дружный вопль раздался под вечерним небом, куда подымался, не издав ни одного прощального звука и даже не оглянувшись, сивый крэг. Но не этому согласию на отвоеванную у монстров планету радовались юноши — стена раздвинулась, произойти же это могло только тогда, когда человек посылает приказ-импульс. А человек внутри корабля был только один.

Значит, он жив!

Гремя подковками походных сапог и сбрасывая на бегу клейкую пленку скафандров, они вбежали внутрь, в галерею окружных малых кают, и замерли, положив ладони на выпуклую стену центрального помещения. Стена была непрозрачна.

— Командор, — негромко проговорил Гаррэль, посылая свой голос туда, в самое сердце мака. — Крэг моего отца принял эту планету…

Это значило, хотя и было не договорено — «следовательно, нам пора уходить».

Он ждал в ответ голоса, но вместо этого стена под его ладонями начала светлеть, приобретая дымчатую прозрачность топаза, и командорская каюта, блекло мерцающая отсветами настоящей свечи, открылась их взорам.

Конь по-прежнему занимал всю середину помещения, расправив израненные, но уже смазанные бальзамом крылья, а возле него, в откидном кресле, полулежал эрл Асмур — готовый к походу, в застегнутом поясном скафандре. Раскрытый том «Звездных Анналов» покоился на ковре возле самого кресла.

Рука в темно-лиловой перчатке поднялась в повелительном жесте, призывающем к вниманию, и затем опустилась вниз, коснувшись раскрытой страницы. Двух мнений быть не могло: командор указывал на схему, изображавшую систему Серьги Кентавра. Под указующим пальцем скрылась красная точка — третья, следующая от центрального светила планета.

Зато следующие четыре планеты были к ним благосклонны. Почти одинаково прохладные, покрытые причудливой растительностью, но не обремененные даже намеком на зарождающийся разум, они, казалось, были специально созданы для тихого уединения, и еще четыре крэга покинули мак, по своему обыкновению не попрощавшись и даже не взглянув на людей, рядом с которыми провели столько лет.

Командор поправлялся. Сначала его вороной выходил на прогулки один — пощипать бледно-розовую травку или выкупаться в пенящемся бесчисленными пузырьками озере; но на последней планете Серьги, где имело смысл устраивать привал, эрл Асмур вывел своего коня сам — впрочем, как всегда настороженный, готовый к любой неожиданности, ни на секунду не расстегивающий скафандра. Молодежь тихонечко покачивала головами — похоже, что пора безрассудной удали ограничилась всего-навсего одной охотой.

Серьга Кентавра была исчерпана, приходилось искать другие звезды с удобоваримыми планетами, и ближайшей оказалась Уздечка. Правда, из трех звёздочек, составляющих почти прямую линию, планета обнаружилась только у одной, да и то весьма сомнительная — острые, как сталагмиты, частые пики, подножье которых обросло розовой мимозой. Из этих пушистых зарослей выскальзывали покрытые радужным опереньем питоны; они обвивались вокруг каменистых торчков и, цепляясь за мельчайшие неровности, поднимались до самого верха — видимо, из чисто спортивных соображений, так как охотиться на крутом пике было не на кого. Достигнув верхушки, они свивались в сказочное кольцо и бросались вниз, на зонтичные кроны деревьев. Люди, плавно кружа на своих крылатых конях, никак не могли оторваться от захватывающего зрелища, но старого крэга, которому предназначалась эта планета, переливы красок на пернатых гадах в восторг не привели. Он облюбовал себе несколько острых пиков и попросил выжечь лес до самого горизонта.

Пожеланье крэга — закон, и дружинники ринулись было за портативными огнеметами, когда властный жест эрла Асмура остановил их.

Он уже по-прежнему сидел в седле, но до сих пор никто не услышал ни единого слова, которое вырвалось бы из его изуродованного горла. Не сказал он ничего и сейчас, а просто спустился к маку, приземлившемуся на лавовом плато, и вскоре вынес оттуда две седельные сумки, набитые дымовыми шашками. Это была добрая игра — гнать пернатых змеев и прочее непернатое зверье из обреченного леса, и приунывшие было дружинники натешились всласть, с раннего утра и до темноты с гиканьем и свистом гоняясь между ощерившихся каменных пиков, облюбованных крэгом. Дымом и ракетами гнали они непонятливых питонов прочь, и предводитель — единственный молчаливый всадник — во всем остальном не отставал от их рыцарской забавы.

• Предыдущая
• 11/34
• Следующая