Путь зла. Запад: матрица глобальной гегемонии - Ваджра Андрей - Страница 44

• Предыдущая
• 44/143
• Следующая

Закончив формировать собственную сухопутную территорию, США заявили о своем понимании места и роли Соединенных Штатов в мировой политике. 2 декабря 1823 года президент Джеймс Монро в очередном ежегодном президентском послании Конгрессу США изложил новую внешнеполитическую доктрину Соединенных Штатов, которая стала определяющей вплоть до начала следующего столетия. В довольно резкой форме она провозглашала: «Американские континенты, на свободных и независимых условиях, которые они примут и поддержат, с этого времени не должны рассматриваться как объекты будущей колонизации любыми европейскими державами» [9, с. 162].

Объясняя свою мысль, Монро добавил, что политические системы европейских стран отличаются от американской, и поэтому «у нас есть моральный долг во имя чистосердечия и дружественных отношений, существующих между Соединенными Штатами и этими державами, заявить, что мы будем рассматривать любую политику с их стороны распространить свою систему на любую часть этого полушария как угрожающую нашему миру и безопасности» [9, с. 162][81]. Со временем Т. Рузвельт дополнил мысль Д. Монро емкой формулировкой: «Соединенные Штаты не могут допустить возвеличивания какой–либо европейской державы на американской земле» [31, с. 202]. То есть США открыто заявили о том, что исключительно в их сфере интересов находится, ни много ни мало, все Западное полушарие.

В соответствии с поставленными задачами Монро подчеркнул, что, если какое–либо европейское государство или коалиция держав установит контроль над любой из американских стран или приобретет на Американском континенте какие–либо территориальные права, Соединенные Штаты будут рассматривать это как враждебный или недружественный акт по отношению к себе.

Ближе к середине XIX века доктрина Монро начинает постепенно реализовываться. Прежде всего все усилия американцев направляются на установление своего господствующего положения на Южноамериканском субконтиненте и в бассейне Тихого океана. В этих регионах геополитическая стратегия США определила ряд тактических задач: воспрепятствовать дальнейшим колониальным захватам со стороны европейских стран; провести ряд военно–политических мероприятий, направленных на ослабление позиций европейских конкурентов; закрепить американский контроль над Латинской Америкой, островами Карибского моря и создать военно–морские базы в Тихом океане (на подступах к Евразии). Главными инициаторами такой политики стали олигархические кланы Соединенных Штатов.

Госсекретарь Соединенных Штатов Д. Г. Блейн, намечая пути экспансии США на Тихом океане, писал в инструкции американскому посланнику в Гонолулу: «Если принять Сан–Франциско за торговый центр Запада США, то линия, проведенная от него в северо–западном направлении, к Алеутским островам, обозначит нашу тихоокеанскую границу почти у берегов Азии. Аналогичная линия, проведенная от Сан–Франциско на юго–запад, к Гонолулу, является естественным рубежом той части Тихого океана, в пределах которой должна развиваться наша торговля с восточными странами, и, более того, является прямой линией коммуникаций между Соединенными Штатами и Австралазией. В пределах этой части Тихого океана лежит сфера торговых интересов нашего западного побережья» [39, с. 38].

В бассейне Тихого океана (в конце XIX в.) США стремились в первую очередь аннексировать Гавайские острова и острова Самоа — две ключевые стратегические точки[82] между Американским континентом и азиатской частью Евразии.

К концу XIX века американские бизнесмены завладели большинством природных богатств этих островов, а также в их руках оказались ключевые позиции в островных экономиках. В 1893 году, при поддержке морской пехоты армии США, группа американских плантаторов свергла гавайскую королеву, а потом, жестоко подавляя антиамериканские восстания, присоединила Гавайи к Соединенным Штатам, что было одобрено парламентом США в 1898 году. Американский президент Кливленд, который не был склонен к захвату Гавайев, писал министру юстиции Р. Одни: «Гавайи наши. Но когда я думаю о средствах, использованных для совершения этого преступления, мне становится стыдно» [32, с. 248].

Далее, воспользовавшись антииспанскими выступлениями жителей Кубы и таинственным взрывом на американском корабле «Мейн», США, уничтожив испанский флот, в 1898 году оккупировали Кубу, в дальнейшем силой оружия подавляя любое антиамериканское выступление на этом острове.

Того же характера события имели место и на Филиппинах. Еще задолго до начала войны американское морское командование дало указание Тихоокеанскому флоту быть готовым к нападению на Филиппины. 1 мая 1898 года испанские военные корабли были потоплены в Манильском заливе, а затем, используя антииспанское восстание филиппинцев, американцы высадили на острове свои войска, установив там на долгие десятилетия свой оккупационный режим.

Необходимо отметить, что, как правило, народы захваченных Соединенными Штатами стран оказывали отчаянное сопротивление, которое, как уже было сказано, подавлялось американской армией со звериной жестокостью. Не были исключением и Филиппины. В 1900 году в этой стране находилось более 75 тыс. американских солдат (т.е. три четверти всей американской армии). Перед лицом огромного военного превосходства США филиппинцы начали использовать тактику партизанской войны. На это американцы ответили массовым террором. 5 февраля 1901 года «New York World» писала: «Наши солдаты начали применять ужасные меры против туземцев. Капитаны и лейтенанты становятся судьями, шерифами и палачами. «Не посылайте мне больше пленных в Манилу!» — таков был устный приказ генерал–губернатора три месяца назад. Стало обычаем мстить за смерть американского солдата, сжигая дотла все дома и убивая направо и налево подозрительных туземцев». Действия американской армии на Филиппинах стали прообразом их стратегии во Вьетнаме, местные крестьяне сгонялись в концентрационные лагеря, называемые «реконсентрадос», где из–за ужасающих условий содержания гибли тысячами.

Кроме того, пленные филиппинские солдаты и арестованные гражданские лица подвергались так называемым «водным процедурам» — их заставляли выпивать четыре–пять галлонов (15—18 литров) воды, азатем им на живот становились коленями. Это продолжалось до тех пор, пока истязаемый не начинал говорить или не умирал.

Когда местное население оказывало сопротивление, американская армия проводила жестокие карательные акции. Такой стала «бойня Мэй Лай», произошедшая в 1906 году. Тогда американцы напали на первобытное племя моро, жившее на юге Филиппин. Около 600 коренных филиппинцев были истреблены все до одного — мужчины, женщины и дети. Офицер, командовавший этой «боевой операцией», получил телеграмму с поздравлениями лично от президента Теодора Рузвельта.

Бригадный генерал Джейкоб У. Смит (ветеран бойни индейцев при Вундед Ни), после того как один американский отряд, попав в засаду, был уничтожен партизанами, приказал убить всех жителей на близлежащей территории, начиная с десятилетнего возраста. Подобные действия американской армии имели системный характер, наглядно демонстрируя англосаксонскую философию войны.

Сенатор Сульцер после разгрома испанской эскадры возле Манилы и захвата Филиппин заявил в Конгрессе: «Орудийные выстрелы с кораблей Дьюи прозвучали новой нотой на Тихом океане, провозглашая миру, что мы находимся там для того, чтобы там остаться» [39, с. 150].

Итогом испано–американской войны стал мирный договор, подписанный в Париже 10 декабря 1898 года, по которому Куба де–юре объявлялась независимой[83], де–факто превращалась в американскую колонию, а филиппинские острова, Пуэрто–Рико и остров Гуам официально отошли к США. Комментируя эти события, близкий друг Т. Рузвельта, У. А. Уайт, писал: «Когда испанцы сдались на Кубе и позволили нам захватить Пуэрто–Рико и Филиппины, Америка на этом перекрестке свернула на дорогу, ведущую к мировому господству. На земном шаре был посеян американский империализм. Мы были осуждены на новый образ жизни» [40, с. 319].

• Предыдущая
• 44/143
• Следующая