Возмездие Мары Дайер (ЛП) - Ходкин Мишель - Страница 50

• Предыдущая
• 50/63
• Следующая

— Я лучше умру, чем буду жить без нее, — говорю я отцу.

Его лицо искажается в улыбке.

— А тебе нравится играть роль мученика, не так ли? Можешь врать ей, но не мне. Ты сделаешь это, чтобы избавиться от нужды наблюдать, как она умирает, и от груза вины из-за смерти ее брата. Хватит притворяться.

— О, я не притворяюсь.

— Отлично. Тогда давай я объясню максимально четко и ясно, что ты сделаешь, нажав на этот курок. Ты выпустишь Тень в мир. Она посеет болезни и смерть всюду, куда пойдет, и начнется все сегодня с ее брата. Она сожжет дотла всю свою семью, каждого дорогого ей человека, оставляя за собой лишь тьму и кучку пепла. А ты откажешь миру в ответе на болезни, что мучают как детей, так и взрослых. Тем не менее, если ты будешь жить, то сможешь спасти миллионы. Возможно, миллиарды. Ты мог бы положить начало новой эре человечества. Цена этому всего лишь одна жизнь.

Жизнь Мары. Слишком высокая цена.

К черту. Я крепче обхватываю ствол и прижимаю пистолет к черепу. Металл нагрелся об мою кожу и, как ни стыдно это признавать, его близость вызывает у меня приятные ощущения.

— Тогда сделай это, раз ты такой эгоист, — говорит папа.

— Не смей, — шипит Мара, но я едва ее слышу.

— Если я и такой, то только благодаря тебе.

— Говоришь, как истинный избалованный малец. — Его голос сочится отвращением. — Нет, Ной, несчастливое детство больше не оправдывает твои глупости. Не хочешь, чтобы к тебе относились, как к ребенку? Потому что тебе семнадцать? Тогда начни брать ответственность за собственные решения. Будь хозяином своего выбора. Тебе уже давно пора распрощаться с гребаным детством. Повзрослей, сын!

— Я не твой сын, — говорю я, тут же морщась. Что за детский лепет! Вот идиот.

— Жаль, что это неправда, — отвечает он.

Что-то, о существовании чего я даже не подозревал, ломается внутри меня.

— Не будь ты моим сыном, твоя мать была бы жива. Она верила в тебя. Слава богу, она не видит этого позора.

Мой разум отказывается воспринимать его слова и вместо этого сосредотачивается на Маре. Она молчит уже долгое время — это пугает. Раз она не собирается защищать себя, это сделаю я:

— Если кто и ответственен за поступки Мары, то это ты.

— Ты сам знаешь, что это не так. Вспомним первого хозяина твоей псины? Я не имел к этому никакого отношения. Как и к смерти учительницы, заплатившей жизнью за то, что у Мары был плохой день.

Господи, да что же она молчит?!

— Она не ведала, что творит.

— Ох, она бы все равно убила того мужчину. Сам спроси, она подтвердит.

— Я бы тоже его убил, — вполне серьезно говорю я.

Папа снова улыбается, в уголках его глаз складываются морщинки.

— Ной, ты никого не можешь убить. Даже себя.

— А как же ее семья? — спрашиваю я, ненавидя нотки отчаяния в своем голосе. — Они этого не заслуживают.

— Это правда. Они хорошие люди, обремененные тяжелой проблемой.

Мара резко втягивает воздух.

— Детей не выбирают. Уж мне ли не знать. Но ты можешь помочь ее родным. И многим другим, если на то пошло.

— Я люблю ее. — Отец думает, что я обращаюсь к нему, но я смотрю на Мару. В ее глазах читаю поражение.

— Как лошадь, на которой можешь кататься только ты. Помнишь ту арабскую кобылу, которую я купил много лет назад? Я думал, что она родит хороших гунтеров, но даже жеребцы боялись к ней подходить. Помнишь, что было дальше?

К сожалению, да.

— Как-то ночью Рут не могла тебя найти. Было уже далеко не детское время, на которое ты и так плевал с высокой башни. Мы искали тебя везде, но впустую, пока не дошли до конюшни. Дверь в стойло была открыта. Тебе было всего девять, но ты умудрился сесть кобыле на спину без седла. Мы обнаружили тебя, лежащим сбоку от нее у задних ворот. Она скинула тебя, пытаясь перепрыгнуть через них, и ты заработал трещину головы. Благодаря своему дару, тебе удалось выжить без всяких последствий. Кобыла сломала три ноги, и ее пришлось усыпить. Помнишь?

— Хватит, — говорит Мара.

— Никогда не слышал таких криков от животного. Жуткая смерть. А ведь она не виновата. Вина была полностью твоей.

— Хватит! — Звук голоса Мары пугал. — Ной, — говорит она совершенно спокойно. — Опусти пистолет.

Естественно, мы с отцом ее игнорируем.

— Мара такая, какая есть. Она небезопасна, но способна на любовь. Она любит свою семью и нуждается в том, чтобы ты спас их ради нее. Однажды она даст тебе повод. Все мы это знаем. Меньшее, что ты можешь сделать, это спасти ее младшего брата до того, как это случится. — Он прищуривается. — Но я начинаю понимать, насколько тщетна надежда, что тебе хватит храбрости и самоотверженности, чтобы хоть раз в жизни сделать что-то не ради себя, а ради кого-то. Часть меня жалеет, что не может дать вам уйти, просто чтобы однажды посмотреть, как ты ползешь ко мне на коленях и молишь помочь ей, наконец осознав, на что она способна. Например, когда начнешь лично закапывать тела ее жертв.

Он делает незначительный шаг в мою сторону.

— Я думал, ты готов стать мужчиной, которым хотела тебя видеть твоя мать, но ты просто глупый ребенок, расшвыривающий собственные подарки потому, что не можешь получить единственный желанный.

— Опусти его. — Тон Мары изменился. Теперь в нем слышится отчаяние. Она молит меня. Но моя рука не дрогнет.

— Шприц содержит фенобарбитал натрия, который остановит сердце Мары. Нож — метод, который ты всегда… предпочитал. И в пистолете, который ты прижимаешь к голове, всего одна пуля.

Он так уверен, что я не решусь на это. Ему все равно.

— Пожалуйста, — говорит Мара. — Умоляю!

Я едва ее слышу. Все мои мысли заняты тем, что для отца я всего-навсего инструмент. Но инструмент не может работать, если он сломан.

Я нажимаю на курок. 

ПРЕЖДЕ

Лондон, Англия

Профессор поднял трубку после первого гудка.

— Сейчас же приезжайте! — сказала я. — Дэвид грозится вызвать скорую.

— Не дай ему это сделать… если что-то изменится, я не смогу предсказать исход. Скорая может попасть в аварию до рождения ребенка. Он умрет в утробе матери.

— Она истекает кровью. — Моя одежда была влажной от вечернего дождя, и я обхватила себя руками, чтобы хоть как-то согреться. — Все очень плохо.

— Она выживет. — Расслабленность и уверенность профессора сводили с ума. Как обычно. — Он появится, когда будет готов, — добавил мужчина.

Наоми тоже так сказала.

— Слушайте, мне было бы куда спокойней, будь у меня помощь. Если, конечно, у вас нет дел поважнее, чем спасение потенциального будущего человечества или чем вы тут занимаетесь?

Профессор не поддался на уловку.

— Она выживет. Он выживет. Так и должно быть, Мара. — Но не успела я возразить, как Наоми закричала.

— Приезжайте, — приказала я. — Немедленно. — Повесила трубку и поспешила обратно в комнату.

Наоми все еще лежала в кровати, под спину ей подложили подушки, чтобы было удобней. Ее светлые локоны прилипли ко лбу и бледным щекам. Она посмотрела на меня стеклянными глазами и выдавила слабую улыбку.

— Кажется, у меня наконец-то отошли воды.

Я посмотрела вниз. Под ней расплывалось красное пятно.

— Я вызываю скорою, — сказал Дэвид с выражением гнева и ужаса. Он с самого начала хотел ее вызвать, чтобы за Наоми приглядывали в больнице, в контролируемой и безопасной среде. Он кинулся к двери и грозно сверкнул мне глазами. — Оставайся с ней.

Будто я могла уйти после всего этого. Но, конечно, Дэвид не знал всего. Да и вообще едва ли что-то знал.

— Ну и. — Она сделала паузу на глубокий вдох. — Отстой. — Девушка откинула голову на подушку. — Почему никто меня не предупредил, какой это ужас?

— Вообще-то, я предупреждала.

— Такое впечатление, что он пытается прогрызть себе выход.

Я выдавила скромную улыбку.

— Ну ты и странная.

• Предыдущая
• 50/63
• Следующая