Опасная игра - Уилсон Жаклин - Страница 5

• Предыдущая
• 5/27
• Следующая

Вообще-то ябедничать нехорошо! А Лиз еще и поощряла ее – якобы нельзя держать все в себе, иногда нужно выговориться и поплакать. Вдобавок всяких глупостей наплела, будто я ворую, потому что мне не хватает внимания. Сразу видно, что учительница. Учителя и соцработники вечно всякую бредятину вещают. А мне просто деньги понадобились, и ручка тоже, и… Ну да, и медальон понадобился. Я хотела туда наклеить мамину фотографию. Моей родной мамы. На фото она такая шикарная, настоящая кинозвезда, и улыбается так! А знаете, кому она улыбается? Крошечной малышке у себя на руках, которая тянет прядку ее чудесных белокурых волос. Эта малышка – я!

Были бы у Кэм длинные волосы… Была бы она шикарная, хоть немножко похожая на кинозвезду! И улыбалась бы почаще. А она целыми днями сидит в каких-то старых тряпках и грустит. Из-за меня.

Она разревелась при Лиз и стала говорить, что она плохая приемная мама и ничего у нас с ней не получается. Она думала, все будет по-другому.

Так я и знала! Я знала, что она не захочет со мной жить. Ну и наплевать!

Лиз сказала, что это всего лишь временный этап и что я просто пытаюсь определить границы дозволенного.

– Она скоро меня до грани доведет! – сказала Кэм.

– А ты не поддавайся! – сказала Лиз. – Развлекись как-нибудь. Нельзя, чтобы вся твоя жизнь вертелась только вокруг Трейси. Смотри, ты никуда не ходишь. Даже курсы бросила.

– Я же не могу оставлять Трейси одну по вечерам. Я пробовала заговорить о приходящей няне, она страшно обиделась.

– А плавание по утрам? Ты уже неплохо подтянулась… Может, тебе ходить вместе с Трейси по утрам, перед школой? Джейн говорит, ей понравилось в бассейне.

– Времени нет! Она и так еле успевает в школу к девяти. Ох, вот еще несчастье… Трейси никак не приживется в новой школе. Директор без конца мне звонит. Просто не знаю, что делать!

– Может, скажешь Трейси, что тебя это огорчает?

– Мои переживания Трейси не волнуют. Для нее важно только то, что она сама чувствует. Да, ей сейчас тоже нелегко, и она срывается на мне.

– Попробуй хоть раз дать ей отпор! Поставь ее на место! – говорит вреднюга Лиз.

– В том-то и дело! Поэтому с ней так трудно. У Трейси никогда не было своего места, вот она и не знает, что это такое.

Мне стало хорошо оттого, что Кэм это понимает, и в то же время очень плохо – я не хочу, чтобы она меня жалела и только поэтому оставила у себя. Я хочу, чтобы она взяла меня к себе, потому что ей одиноко и я наполняю ее жизнь смыслом и вообще жутко ей нравлюсь. Она говорит, что привязалась ко мне, но на самом деле она меня не любит так, как любят настоящие мамы. Не покупает мне вкусности каждый день, не дает кучу денег и не разрешает сидеть дома, а заставляет ходить в эту ужасную школу. Не пойду туда больше! Можно прогуливать каждый день, запросто.

Я все точно рассчитала и вернулась как раз вовремя. Кэм сидела на своем старом диване-развалюхе и строчила в блокноте очередную убогую историю. Когда я влетела в комнату, Кэм вздрогнула, но сразу улыбнулась. У меня появилось какое-то странное чувство, как будто я по ней соскучилась, что ли. Я с разбегу плюхнулась рядом с ней на диван.

– Эй, Трейс, осторожнее! – сказала Кэм, когда снова села прямо. – Диван развалишь. И мне все кости переломаешь!

– Там половина пружин все равно давно сломаны.

– Слушай, я и не говорила, что живу в прекрасном дворце!

– Скорее в уродской хибаре.

Я встала и прошлась по комнате, пиная обшарпанную мебель.

– Трейси, прекрати! – резко сказала Кэм.

Ага! Решила дать мне отпор! Ну ничего, я и сама ей могу дать отпор. Еще и ноги об нее вытру.

Кэм заметила, что я расправила плечи, и сразу сникла:

– Трейси, пожалуйста, не начинай! У меня был тяжелый день. Помнишь, я столько времени работала над статьей?

– Не приняли?

– Поэтому я в унынии. И четвертая глава романа что-то не идет…

– А ты напиши такой роман, чтобы хорошо продавался! Динамичный!

Я махнула ногой, как будто исполняла прием карате. Я не задела Кэм, но она все-таки моргнула.

– И веселый!

Я запрыгала на месте.

– И побольше секса!

Я вильнула бедрами и похлопала ресницами.

– Да-да, – вздохнула Кэм.

– Вот увидишь, я, когда стану писательницей, сразу разбогатею! – Я заглянула в блокнот Кэм, там были набросаны какие-то отрывки. – Ну-у, я в сто раз больше могу написать! Вот сегодня столько страниц накатала, целую книгу практически!

– Это вы сочинение писали?

– Да нет… Ой-ой, осторожнее! – Это я просто сама для себя. – На перемене.

– Можно посмотреть?

– Нет!

Я не хотела, чтобы Кэм увидела мой фиолетовый блокнот. А то задумается еще, когда это я успела его купить. И где деньги взяла. Начнет снова проверять кошелек – а зачем нам еще один скандал?

– Понимаю, это личное. Ну хоть заглянуть-то можно?

– Ты прямо как наша Рвота Мешкли! Она нас заставила сочинение писать на автобиографическую тему, любопытство ее замучило. «Моя семья» и так далее…

Кэм сразу напряглась и о моей личной писанине забыла – чего я и добивалась!

– Говорит, чтобы я написала о своей приемной маме…

– А ты?

– А я написала о настоящей! Что она не может ко мне приехать, потому что снимается в Голливуде… Ну, ты знаешь.

– Да… Я знаю.

– А Рвота не поверила! Она меня высмеяла, при всех.

– Это ужасно!

– Ты-то мне веришь, Кэм? Насчет моей мамы?

Я внимательно за ней наблюдала.

– Ну-у… Я знаю, Трейси, что мама очень много для тебя значит.

– Ха! Ты считаешь, я все выдумала, так?

– Нет! Если… если ты сама считаешь, что все это правда.

– Конечно неправда! – заорала я. – Я сама все это сочинила! Дурацкие детские выдумки! Никакая она не актриса! А не приезжает, потому что ей нет до меня дела!

– Трейси, этого мы не знаем…

Кэм попробовала меня обнять, но я сбросила ее руку.

– Я знаю! Я ее столько лет не видела! Раньше, в детдоме, я ее все время ждала, ждала… Прямо как ненормальная. А она никогда не приедет! Ее кто-нибудь спросит: «Помнишь такую Трейси Бикер?» – так она, наверное, ответит: «Постойте, Трейси? Что-то смутно знакомое… Кто это, вообще?» Плевать ей на меня. И мне тоже плевать! Не нужна она мне!

Я сама не ожидала, что такое скажу. Кэм на меня уставилась во все глаза. А я на нее. В горле вдруг пересохло, и под веками защипало. Я чуть не заплакала… Только я никогда не плачу.

В глазах все расплывалось, и Кэм превратилась в какое-то неясное пятно. Я шагнула к ней, протягивая руки, как будто нащупывала дорогу в тумане.

И тут зазвонил телефон. Мы обе так и дернулись. Я проморгалась и сняла трубку. Кэм сказала – пусть звонит, но я так не могу.

Это звонила Илень-Мигрень. Она попросила позвать Кэм, что характерно. Она же мой соцработник! И речь шла обо мне, а она сначала Кэм все рассказала, а мне потом.

Ни за что в жизни не угадаете.

К ней обратилась моя мама.

Она хочет со мной встретиться!

На самом деле я пришла не домой к Илень, а на работу. Она постаралась навести там домашний уют. На стене разместила фотографии детей – где-то там и я есть. Илень взяла тот снимок, где я глаза скосила и язык высунула. На шкафчике с папками сидит точно такой же косоглазый медведь и пугает малюсенького сиреневого вислоухого кролика. На письменном столе у нее стоит открытка-валентинка. Я незаметно заглянула внутрь, там написано «Моей милой Крольчишке от Большого Медведя». Фу-у! Еще она держит в кабинете фотографию в рамочке, на фото жутко тощий тип в очочках. Видимо, это и есть Большой Медведь. Еще на стенах висят разные девизы, например: «Чтобы здесь работать, не обязательно быть психом, но это помогает». Еще стихи о старушке в лиловом и какое-то нудное рассуждение о том, что надо прислушиваться к своему внутреннему ребенку.

• Предыдущая
• 5/27
• Следующая