Дьявол знает, что ты мертв - Блок Лоуренс - Страница 25

• Предыдущая
• 25/76
• Следующая

Пока он расправлялся с едой, я рассказал ему о Глене Хольцмане и Джордже Садецки. Он, конечно, слышал об убийстве – трудно было бы ничего не знать о нем, живя в этом городе, – но на его окружение трагедия не произвела столь глубокого впечатления, как на жителей более благопристойных кварталов. Оно и понятно.

«Один чувак завалил другого» – так звучало это на языке уличных подростков. И что в этом особенного? Каждый день случается нечто подобное.

Но сейчас у Ти-Джея появилась причина заинтересоваться судьбой двух чуваков, о которых я ему рассказывал, и он слушал меня на удивление внимательно. Закончив говорить, я подозвал официанта, чтобы заказать еще чашку кофе себе и мороженое с шоколадом для Ти-Джея.

Когда десерт принесли, он снял пробу и кивнул с видом знатока, дающего понять, что этот сорт французского шампанского вполне сойдет. Но только сойдет, заметьте. Никаких восторгов.

– Да, там и в парке и на улице толкают наркоту, – сказал он.

– Меня интересует не дневное время, а что там происходит по ночам.

– Ясно море, дружище, ведь того чувака завалили ночью, так? И ты думаешь, кто-то мог что-то видеть. Но с тобой они базарить не станут. Разбегутся в момент. Подумают, что ты коп.

– Я даже не пытался к ним приблизиться.

– А меня никто за копа не примет, точняк.

– На это я и рассчитываю.

– Но если нас увидят вместе, то сразу сообразят, что к чему. Вот зачем ты назначил встречу здесь, а не в парке.

– Рассуждаешь логично.

– А что тут рассуждать? Дело простое. Не нужно быть ядерным физиком. – Он опустил голову, с удовольствием поглощая мороженое.

Потом сделал паузу и очень серьезно сказал:

– Я здесь подхожу лучше, чем ты. Без вопросов. Могу даже случайно найти знакомых, хотя едва ли. Парк в Клинтоне не моя территория.

– Но это же рядом. И ты точно бывал там раньше, если помнишь капитана Фландерса.

– В натуре! Мы с тем железным дровосеком старые приятели. Это же мой город, дружище. Я знаю его от и до, не сомневайся. Но это не значит, что у меня есть контакты повсюду. Такие парни, как тамошние толкачи, не любят скакать с места на место. А если появляется новичок, к нему будут долго присматриваться. А вдруг это конкурент? Или затеял какие-то свои игры? Быть может, коп или связан с полицией? И чем больше он начнет задавать вопросов, тем скорее нарвется на неприятности.

– Если дело рискованное, – сказал я, – давай просто забудем о нем.

– Ты рискуешь, когда переходишь через улицу, – изрек он. – Но рискуешь, даже если не переходишь ее. Один черт. Нельзя же проторчать всю жизнь на углу. И тогда ты просто смотришь по сторонам и рвешь когти, когда ничто не угрожает.

– А теперь переведи это на нормальный язык.

– Я просто хотел сказать, что работа может занять несколько дней. Я не могу обходить парней и задавать вопросы с бухты-барахты. Прямо в лоб. Нужно будет потереться среди них, подготовить почву.

– Работай столько, сколько потребуется, – сказал я. – Проблема только в том, что много денег мы с тобой на этом не заколотим. Том Садецки выдал мне аванс, но не слишком большой, и, боюсь, других денег я от него не дождусь. Скажу тебе больше, мне, возможно, придется вернуть ему часть аванса, если не весь.

– Не люблю я таких разговоров. Никто не возвращает деньги за просто так.

– Знаю, это у вас не принято, – сказал я, – но вот у меня порой не бывает другого выбора.

– В таком случае, – сказал он, подталкивая в мою сторону только что принесенный официантом счет, – расплатись-ка за мой обед сам. Надо же мне хоть что-то с тебя поиметь, пока деньги еще при тебе.

Когда он удалился в сторону парка, я остался стоять на тротуаре перед входом в кофейню, глядя на дом Глена Хольцмана. Надо было придумать другое место для встречи с Ти-Джеем, говорил я себе. Меня же никто не ограничивал в выборе. На Манхэттене кафе больше, чем, наверное, греков в Афинах. Причем одно мало чем отличается от другого. Одинаковые меню, одинаковая атмосфера или же одинаково полное отсутствие таковой. Почему же я решил назначить встречу именно на этом углу, лицом к лицу с миссией, которую мне меньше всего хотелось сейчас исполнять?

Расследование убийства следует начинать с жертвы. С того места, где я стоял, легко было отсчитать двадцать восемь этажей и посмотреть в окна квартиры жертвы, быть может, даже увидеть за одним из них его вдову. Если разобраться, то именно с Лайзой Хольцман мне нужно было бы побеседовать в первую очередь, поскольку она вероятнее, чем остальные, могла владеть необходимой мне информацией.

Но разве мог я с ней встретиться, допустим, сегодня же? Я ведь не позвонил, когда она потеряла своего так и не родившегося младенца. Я не позвонил, когда убили ее мужа. Я вообще не общался с ней с тех пор, как в апреле мы провели вечер вчетвером, и отверг притязания ее супруга на дружеское сближение. От всего этого я чувствовал если не вину, то очень сильную неловкость, которая росла в геометрической прогрессии при мысли, что я должен вторгнуться в ее жизнь сейчас, грубо влезть в ее горе с бестактными вопросами, какие необходимо задать любому сыщику, а не задать – значит, повести себя крайне непрофессионально. Я все же посмотрел вверх и принялся вглядываться в окна. Их квартира (а теперь только ее квартира) находилась на двадцать восьмом этаже, но я все равно не мог быть уверен, сколько рядов окон от уровня земли мне нужно отсчитать, потому что не обратил в свое время внимания, имелся ли в их башне этаж под номером тринадцать. В большинстве старых небоскребов Нью-Йорка этот номер пропускали, но в последние годы многие строительные компании пренебрегали смехотворным суеверием. Хэрмон Руттенштейн – тот самый подрядчик-миллиардер, который спрыгнул с крыши своего высотного дома неделю назад, особенно часто высказывался на эту тему, и во многих интервью цитировали его слова о том, что жизнь слишком коротка для трискаидекафобии[19], заставляя читателей рыться в энциклопедиях в поисках значения этого термина. А поскольку жил он в доме собственной постройки, один из авторов некрологов не преминул отметить, что его шестьдесят второй этаж в самом деле был шестьдесят вторым, а не шестьдесят первым, каким мог бы быть в другой высотке, сравнимой по своим параметрам.

Но в любом случае, как я не слишком удачно пошутил при Элейн, когда падаешь, пугаться надо только на последних нескольких дюймах.

Я мог только догадываться, жили Хольцманы в одном из домов, возведенных фирмой Хэрмона Руттенштейна или нет, а потому никак не мог с точностью определить, где находились именно их окна. Легко было, разумеется, свести возможности всего к двум вариантам, но я бы все равно не смог сказать, горит ли в их квартире свет, потому что закатное солнце отражалось во всех окнах западной стороны здания.

«Господи, да потрать же ты двадцать пять центов!» – подумал я.

На углу я увидел два телефона-автомата, но один оказался сломан, а второй принадлежал к поколению, уже принимавшему не монеты, а только специальные карты. Мне давно предлагали приобрести такую с оплатой кредита в конце каждого месяца, но я упорно противился, видя в ней еще одну вещь, которую необходимо будет не забывать носить с собой. Но если телефоны, питающиеся монетами, будут продолжать исчезать, мне рано или поздно придется купить карту. И как происходило уже со многими другими вещами, уже скоро меня будет удивлять: неужели я мог обходиться без нее прежде?

Затем, перейдя на другую сторону улицы, я позвонил из заведения Армстронга. На начальном этапе трезвого образа жизни я тщательно обходил стороной заведение, служившее мне прежде много лет фактически родным домом. В мое отсутствие Джимми перестал справляться с выплатой высокой арендной платы и перевел таверну с восточной стороны Девятой авеню к югу от Пятьдесят восьмой улицы в то здание, где оно располагалось сейчас. Но и на новом месте я избегал посещать ее, а заодно старался не заглядывать в забегаловку, сменившую ее в прежней точке – ни в чем не повинный китайский ресторанчик. (Однажды, когда Джим Фейбер предложил его для нашего с ним воскресного ужина, я отказался. «Я много пил в том месте еще до того, как оно появилось», – объяснил я. И Джим не стал подвергать сомнению ни логику в моих словах, ни странную формулировку. Только бывший алкоголик в таких случаях сразу понимает собеседника и не задает лишних вопросов.) Но потом еще один приятель, тоже из бывших алкашей, предложил заскочить перекусить к Армстронгу на ночь глядя, и с тех пор я перестал бояться заходить туда, если на то имелась веская причина. Такая причина была у меня и сейчас, но внутренний голос немедленно вступил в спор. Разве поблизости нельзя найти другой телефон? Чем плох, например, автомат, установленный в той же кофейне? Уж не ищу ли я предлога лишний раз соблазниться визитом туда, где подавали спиртное?

• Предыдущая
• 25/76
• Следующая