Выбери любимый жанр

Саманта - Яковлев Юрий Яковлевич - Страница 29

Изменить размер шрифта:

Она не знала, что ответить на мои слова, и только улыбнулась — подарила улыбку, навечно.

Когда Саманта увидела нашу ромашку, она сразу узнала ее и воскликнула: «Дейзи!» Неожиданно оказалось, что ромашка — ее любимый цветок. Это — в книге. Но моей фантазии суждено было повториться в жизни, только рядом со мной была не Саманта, а Джейн. Я сорвал ромашку и протянул своей гостье. Она узнала родной цветок и с радостью рассматривала его, словно встретила доброго знакомого. Мы отправились в лес, и я наблюдал за тем, как Джейн делала все новые и новые открытия:

— О! Это кислица, а это волчья ягода… Малина. Орех!

Она как бы забыла, что находится за тысячи миль от родного Манчестера, ей казалось, что она сбежала со ступенек деревянного крылечка и очутилась в своем лесу.

Фантазия снова сливалась с былью!

Моя внучка Настя набрала горсть земляники и протянула дорогой гостье. И Джейн произнесла одно из немногих знакомых ей русских слов: «Спасибо!»

Ее улыбка потеплела и на мгновение утратила привкус горечи, стала улыбкой Саманты.

Я почувствовал, как Джейн забывается, боль отпускает ее.

— Саманта любила гримасничать, — неожиданно вспомнила Джейн. — В этом она была большой мастерицей. Говорят, у меня тоже получается.

И тут Джейн изобразила такую занятную гримасу, что все засмеялись. Джейн тоже засмеялась, мягко, негромко. Может быть, за последние дни в первый раз…

Сколько раз, работая над книгой, я мысленно вместе с Самантой вбегал на деревянное крылечко дома в Манчестере. Сколько раз сидел рядом с ней на согретой солнцем ступеньке…

А теперь мы с Джейн сидим на крыльце моего дома.

Русское крыльцо — место встреч и расставаний. Начало странствий и конец походов. Сколько русских матерей здесь благословляли своих сыновей накануне боя за Родину. Сколько раз ступеньки скрипели под тяжелыми шагами почтальонов, когда они поднимались, как в гору, с похоронкой в руке.

Об этом думал я, сидя рядом с Джейн Смит. Наверное, теперь крыльцо любого дома напоминает ей далекое, американское, на котором она в последний раз взглянула в лицо дочери и на котором приняла первый жестокий удар — весть о гибели Саманты и Артура.

Глядя в глаза Джейн, я чувствовал не только непроходящую боль, но и мужество. Рядом со мной была не просто несчастная мать со своим страданием, но мать-боец, поднявшая знамя, которое выпало из рук дочери. Джейн Смит заняла то место во всемирной борьбе за мир, которое принадлежало ее дочери, Саманте.

Солдаты, разбивающие экран телевизора и как бы из Зазеркалья врывающиеся в дом на окраине маленького американского городка, и девочка, вставшая у них на пути, — так я представляю начало сценария, который мечтаю написать. Нет, девочка не просто переключила программу. Это символ, заложенный в самой идее фильма, — девочка меняет программу войны на программу мира. В жизни. На нашей планете. А это созвучно задаче, которую пытаются решить все народы мира. По силам ли это десятилетней девочке?

Если бы я начал писать сценарий год тому назад, то это был бы просто рассказ о девочке, написавшей письмо русскому президенту, получившей ответ и приглашение приехать в Советский Союз, рассказ об открытии Самантой нашей страны, о ее советских друзьях. Но за год многое изменилось. Изменился и мой подход к будущему фильму. Прошло несколько лет, как Саманты нет с нами. Но ее жизнь как бы продолжается, в этой второй жизни Саманты происходят события, делаются открытия, словно девочка-легенда реагирует на все перемены, происходящие в мире. И я как бы через ее образ чувствую эти перемены. Я уже не могу просто рассказывать о Саманте. Чем больше проходит времени, тем глубже проникаешь в то удивительное явление жизни, имя которому — Саманта.

Саманты нет, но из небытия возникает цепь событий, противостоящих Саманте. Ржавая цепь. И о ней надо помнить.

Когда Саманте было десять лет, не было позорящего честь Америки фильма «Америка». И прекрасный американский актер Крис Кристофферсон еще не сыграл в нем роль, за которую ему пришлось краснеть не только в Москве на конгрессе «За мир, за выживаемость планеты», но и у себя на родине. Но были другие фильмы, предтечи пресловутой «Америки». Они не запугали, но озадачили незаурядную девочку, и она написала письмо советскому руководителю, с детской непосредственностью задала ему удивительные по своей прямолинейности вопросы: почему русские хотят напасть на Америку, хотят завоевать весь мир?

Теперь, оглядываясь назад, можно по достоинству оценить не только смелый порыв маленькой американки, но и ответ Москвы. Он был адресован не одной Саманте, а всей Америке и выражал не только доброту и отзывчивость, но зарождение новых подходов. Это была первая ласточка перемен! Тогда еще не пришло время сформулировать идеи уничтожения всего ядерного оружия к началу XXI века. Никто не предполагал, что ручейку суждено стать полноводной рекой.

Однако это четко понимали не только в Москве, но и в Вашингтоне. У самого истока родилось первое звено ржавой цепи: госдепартамент не разрешил советнику посольства СССР выехать в Манчестер, чтобы передать послание нашего лидера Саманте.

Тогда это казалось недоразумением. Не хотелось верить, что на чистом деле оставит отпечаток грязная рука.

Взрослые не могли найти взаимопонимания — это сделали дети. Дети легче находят общий язык. Рукой Саманты все дети мира восстали против политики тех взрослых, которым нужна война. Вспоминают, что русский язык Саманта учила в Артеке по песням. Но Саманта не только узнавала русские слова — перед ней открывалось нечто большее.

Работая над книгой о Саманте, я скрупулезно собирал о ней материал. Каждая мелочь интересовала меня. Но узнавал я не только мелочи.

Корреспондент «Пионерской правды» рассказал мне случай, который произошел в Артеке на празднике Нептуна, когда один американский телерепортер — в своей книге я назвал его Полом — вел репортаж с праздника и Саманта оказалась невольным свидетелем того, как он обращался к американским телезрителям с явной ложью.

Этот репортаж ударил Саманту по сердцу. Ведь речь шла о маленьком кораблике, который привез в Артек Нептуна и его свиту. А в годы войны эта посудинка вывозила из осажденного Севастополя детей, женщин, раненых… Саманта узнала цену лжи, ощутила ее цинизм. В ней, может быть, впервые проявился бойцовский характер — она сказала: «Нет! Это ложь!»

Так появилось второе звено цепи. А впереди были новые звенья.

Эта разоблаченная ложь на многое приоткрыла глаза Саманте. Девочке действительно нередко приходилось сталкиваться в России с войной, но не с грядущей — лицо прошлой войны, страшное, жестокое, разрушительное, проявилось в сознании девочки и в Артеке, и особенно в Ленинграде. В маленьком музее на Пискаревском кладбище Саманта читала кровоточащие страницы дневника Тани Савичевой.

Но вот Саманта вернулась домой. Она увезла в своем сердце любовь к Стране Советов, к своим новым подругам, особенно она полюбила ленинградку Наташу Каширину, но главное — в пытливом сознании девочки совершенно четко выкристаллизовалось убеждение в том, что война в Соединенные Штаты никогда не придет из России. Это был главный итог поездки!

Саманта переступила через трагический рубеж 26 августа 1985 года. Ее жизнь продолжается. В ее истории еще не поставлена точка.