Свободный и раб - Андерсен Лайф Эспер - Страница 10

• Предыдущая
• 10/20
• Следующая

— Ну хорошо, — немного помедлив, сказал Угль. Каким-то внутренним чутьем он угадывал, что Арну это важно — показать, что он ничуть не хуже и тоже все прекрасно может.

Взяв топор, Угль направился к зарослям орешника.

— Я пошел, — кинул он через плечо.

Арн резал тростник, и пот катил с него градом. Но сегодня ему было легче, чем вчера. Во-первых, он приноровился, и, во-вторых, Угль заточил копье. Заточен был, правда, лишь самый кончик, но и это уже сказывалось. Вечером надо будет заточить остальное. Если Угль сумел, значит, и он должен справиться. И еще надо бы поучиться готовить еду.

Вспомнив о еде, Арн невольно бросил взгляд туда, где находилась ракушечная отмель. Бр-р! По телу у него поползли мурашки, хотя ему было жарко. Жарко так, что он обливался потом. Он прилагал все усилия, чтобы нарезать как можно больше тростника. Чтобы показать этому странному рабу…

Единственное, что у него не вспотело, — это ноги виже колен. Они были холодные, как лед, и почти совсем омертвели от долгого стояния в топкой жиже. С трудом выбравшись на твердую почву, он с разбегу бросился в воду и поплыл, смывая с себя пот и разгоняя кровь, чтобы отошли занемевшие ноги.

Потом он еще побегал по берегу, пока не обсох. Ноги кололо, будто в них впились тысячи иголок. А когда колоть перестало, он снова пошел шлепать по вязкой топи и резать тростник. Он уже много успел нарезать и был доволен, хотя все тело у него было в царапинах.

Угль тоже трудился без устали. Ветки орешника ворохами были набросаны вокруг, но он не давал себе ни минуты передышки. Он прекрасно понимал, как трудно было Арну переломить себя и взяться за резку тростника, да еще в одиночку. И ему хотелось поскорее разделаться с березками и орешником и пойти ему помочь. Этот Арн, похоже, ничего парень. Или станет ничего, со временем. Угль вспомнил его фразу: «Потому что я так сказал» — и усмехнулся. Ну конечно, для Арна сейчас все на свете перевернулось — так же как все перевернулось и для него самого. Он не забыл, как ему было страшно, когда он в первый раз осмелился возразить Арну. А ведь мог бы сделать это и раньше. Хотя…

Когда перед тобою намного превосходящая тебя сила, стать рабом гораздо проще, чем может показаться. Смутные картины далеких лет, когда он был еще маленьким мальчиком в Стране Больших Темных Лесов, одна за другой проходили перед его мысленным взором, и глаза его затуманились. Он вытер навернувшиеся слезы, одним ударом срубил последние ветки орешника, вложив в этот удар всю свою силу, и сгреб в кучу разбросанные прутья. Их было больше, чем он мог унести за один раз, так что ему пришлось сходить дважды.

После этого он срубил четыре тонкие березки и тоже оттащил их к хижине. Четырех будет достаточно, ведь у него осталось еще три со вчерашнего дня. А обожженные руки все-таки болят, когда стучишь топором по стволам деревьев.

По пути к фьорду он вспомнил, что Арн все еще ходит нагишом и наверняка исцарапается, когда будет в охапке тащить тростник домой. Поэтому он вернулся и прихватил кусок парусины со своей постели. В нем будет удобно вдвоем нести тростник, и при этом никто не порежется.

Угль вынужден был признать, что Арн зря времени не терял. Он успел заготовить внушительную кучу тростника, ее вполне хватит на всю переднюю стенку, которая будет короче начатой вчера боковой. Им придется не один раз прогуляться до хижины и обратно, чтобы это все перетаскать.

— Ты чего пришел? — спросил Арн.

— Хотел тебе помочь, — ответил Угль. — Да ты, я вижу, без меня управился. Такую гору наработал.

Сказав это, Угль спохватился: он нарочно похвалил Арна, зная, что тому будет приятно, и правильно сделал — доброе слово делу не повредит, — но тут важно знать меру, заискивать перед Арном он ни в коем случае не собирался.

— Ты, наверно, тоже ворон не считал? — По голосу Арна трудно было понять его настроение.

— Я свое кончил, — миролюбиво ответил Угль. — Знаешь, давай сейчас пройдем немного дальше по берегу, туда, где растет самый лучший тростник, который годится для крыши. Нарежем его, тогда можно и домой, жарить ежа.

— А я плохого, что ли, нарезал? — На этот раз тон Арна был явно недружелюбен.

— Да нет, ты сделал все как надо, — твердо ответил Угль. — Но я беспокоюсь за наш очаг. Лучше бы все-таки сегодня же построить над ним крышу. А тот тростник для крыши самый подходящий.

— Ну, тогда ладно. — Арн смирился. Опять этот раб оказался сообразительнее, что ж тут поделаешь.

Мальчики работали, пока солнце не поднялось высоко над их головами. Тогда они сложили тростник на парусину и пошли домой, где их ждал еж.

Угль разгреб жар в костре и топором сделал в середине ямку. Затем на том же топоре, как на лопате, поднес к ямке ком глины с ежом внутри и осторожно его уложил. И наконец снова сгреб красные угли в кучу, завалив ими глиняный ком, так что его стало совсем не видно.

— Вот так, — сказал он. — Теперь он будет жариться сам по себе. До полной готовности. А мы давай займемся пока хижиной.

И они взялись за работу. Сегодня они строили короткую переднюю стену, но порядок был тот же, что и вчера: сначала уложили горизонтально березовые жерди, потом сделали вертикальную решетку из прутьев орешника. Оставалось заплести ее тростником, но тут поспел обед.

Арн с любопытством наблюдал за действиями Угля. Ему не терпелось узнать, куда же денутся иглы.

Вытащив ежа из костра, Угль осторожно постукал по глиняной корке, которая от огня стала твердой, как камень. Глина треснула, и из трещинок вырвался пар.

— Кажется, то, что надо, — сказал Угль. — Раз идет пар, значит, не пересохло. Можешь радоваться, еда будет — пальчики оближешь.

Стараясь не касаться обожженными руками раскаленной глины, он воткнул в одну из трещин острие копья и стал откалывать глиняную корку. Куски ее отваливались и падали на траву внутренней стороной кверху. И тут Арн наконец понял, что Угль имел в виду, когда называл глину «игловыдирателем»: все иглы прочно сидели в корке, а там, где раньше были иглы, исходило паром аппетитное мясо.

— Ну, видишь? — сказал Угль. — Это проще простого.

Придерживая ежа щепкой, он продолжал отколупывать глиняную корку. И вот зажаренный еж уже лежит между мальчиками. С помощью копья и щепки Угль выгреб изнутри коренья и выложил на лист белокопытника.

— Разрежь его сам, ладно? — попросил Угль. — А то мне трудно с моими руками. Голову можешь сразу выбросить. Мне она, во всяком случае, ни к чему.

И Арп принялся орудовать копьем. Откромсав голову, он разрезал тушку вдоль. В спешке он обжигал пальцы, а от ароматного пара щекотало в носу и рот наливался слюной. Вскоре мальчики сидели каждый со своей половинкой ежа и ели так, что за ушами трещало.

— Вкусно, — пробормотал Арн. Подбородок у него лоснился от жира.

— Да. А мидии, между прочим, не хуже. И соли не нужно, у них ведь в ракушках соленая вода.

Арн опять с брезгливостью подумал о мидиях. Но, кажется, он начинал уже привыкать к мысли, что придется их есть. Что ж, еще вчера он и представить себе не мог, что будет когда-нибудь есть ежа, а сегодня уминает и похваливает.

Поколебавшись, он потянулся за кореньями, лежавшими на листе белокопытника. Он надеялся, что Угль не ошибся и это не те, от которых можно умереть.

К вечеру они закончили переднюю стенку. Кроме того, была уложена и привязана веревками верхняя жердь второй боковой стены и частично возведена крыша, так что теперь можно было разжечь костер в месте, защищенном от дождя. Жаль только, веревка кончилась, поэтому крышу достроить не удастся, хотя тростника еще сколько угодно. Придется отложить до завтра. Может, попадется еще несколько обрывков каната в лодочном сарае, а если нет, то они нарвут полосок парусины. А сейчас мальчикам хотелось пить, и они отправились к роднику.

• Предыдущая
• 10/20
• Следующая