Зеленое море, красная рыба, черная икра - Словин Леонид Семенович - Страница 34

• Предыдущая
• 34/48
• Следующая

– Но, может, я… – возразил он.

– Ты отведешь машину. Все!

Я снял с Баларгимова наручники, подождал, пока он затянет комбинезон.

Мы отчалили на веслах. Отойдя за камни, Миша Русаков поочередно, один за другим, врубил все четыре мотора «судзуки».

Море наполнилось гулом.

Несколько лысух поднялось в воздух. Они разбегались, низко, словно гидропланы, касаясь воды. После их разбега на поверхности некоторое время еще оставались полосы – подобие взлетных.

Ночь пала сразу – полная невидимых брызг, темноты и ветра. Мы держались в стороне от путей, какими обычно пользуются суда, ориентируясь по звездам и компасу. Интересно: провожала ли меня и моя пухлогрудая сизокрылая синекура?

Мы шли быстро, отбрасывая назад клочки разорванной голубоватой пены, пузырившейся, словно в огромном стиральном корыте.

Один раз нам показалось, что какая-то лодка движется нашим курсом неподалеку от нас.

Миша усилил обороты.

Мы были одни – три крохотные личинки в глубине бескрайней Вселенной, держащие курс на плывущую в толще вязкого неба Рыбацкую звезду.

О, этот отчаянный бросок через море с ревущими моторами за спиной и дюралевыми «сигарами» по бортам! Когда-нибудь он еще приснится мне в горячечном сне и обернется ночным кошмаром, следствием и результатом болезни или кризисного состояния.

Недалеко от парикмахерской Гарегина меня окликнул Цаххан Алиев – он покупал пирожки.

– Будете?

Я качнул головой.

– А я, кроме них, по утрам ничего не ем…

Продавец знал Алиева – плюхнул на страницу из школьной, в клетку, тетради две штуки позажаристее.

– Я тоже в ваши края, К Буракову. – Начальник рыбинспекции на ходу принялся есть. – Я заходил – вас не было. Уезжали?

Мое путешествие на тот берег затянулось не по моей воле. Прокурор бассейна все-таки вытянул меня в Астрахань. Балар-гимова я сдал в следственный изолятор и заодно наметил с начальством ближайшие неотложные мероприятия.

– Да, отъезжал по делам…

Я не сомневался, что о моем вояже уже всем хорошо известно.

– А у нас ЧП… – рассказал Алиев. – Слышали? На Челекене опять стреляли в рыбинспектора!

Купив пирожки и начав есть, он так ни разу и не посмотрел на них.

– …А спросите общественное мнение! Большинство относится к рыбнадзору отвратительно: «Рыбинспектор работает грубо, берет взятки». А где правовая защищенность инспектора? Об этом никто не хочет знать!

В последнее время все больше говорили о правовой защищенности рыбнадзора, милиции в ущерб правовой защищенности граждан.

– Сейчас начальство делает мне втык – как же, водный прокурор задержал Вахидова, а твои инспекторы не смогли!.. – Мы почти пришли, и он поспешил с объяснениями. – Но, во-первых, Вахидова задержали на берегу, а рыбинепекция борется с браконьерами в море! На берегу с ними должна работать милиция! Во-вторых, на шоссе с рыбой в багажнике браконьер никуда не денется! А когда она у него на кукане – за лодкой? Я молча слушал.

– Или другое! Браконьер и в шестибалльный ветер идет в море. А нам запрещено: техника безопасности!

Он принялся объяснять:

– Есть характеристика согласно шкалы Симпсона. Один балл – тихий, два – легкий, три балла – слабый… Потом умеренный, свежий, сильный… При свежем, тем более сильном ветре мы уже не выходим…

Скорее всего, он специально ждал меня, чтоб защитить полностью утратившую в моих глазах романтический ореол участковую инспекцию морской рыбоохраны.

– …Недостатки, безусловно, есть! У кого их нет? Разобщенность надзора, неудовлетворительная профилактика…

У ворот водной милиции Алиев замешкался. Мне показалось – ему не хочется появляться в дежурке вместе со мной. «Эдик Агаев приехал…» – подумал я.

Гезель сообщила последние новости.

Ниязов взял бюллетень по уходу за детьми и на работе не появлялся. Мазут освобожден, он вместе со стариком прокаженным ждет меня на метеостанции для приватного разговора. Эдик Агаев по возвращении из командировки злобен, запретил техничке убирать наши кабинеты и приказал Буракову и Хаджинуру заходить к нам только по делу.

– А что проверяющие из Москвы? – спросил я.

– Проверка закончена. Все хорошо. Старший ездил в горы вместе с Агаевым. Сегодня вечером их пригласил генерал Эминов… Как вы считаете, Игорь Николаевич, а строевой смотр будет?

Я удивился, обнаружив в Гезель истинно женский вечный интерес к войску, к военным.

– Обязательно, Гезель.

Все проверяющие, приезжавшие под предлогом оказания практической помощи или инспекторской проверки, всегда действовали одинаково. И именно по этой причине Эдик Агаев на радость жителям нашего двора периодически гонял подчиненных по двору, заставляя выполнять бесчисленные повороты в строю.

– Бала далеко? – спросил я напоследок.

– В исполкоме.

Я вошел к себе, разворошил свежую почту.

Все те же длинные занудливые инструкции, формы очередной отчетности. Среди бумаг мелькнула одна с подписью Главрыбвода. Я выхватил ее в надежде узнать о судьбе пуховских докладных, но телеграмма, которую я прочитал, любопытна была разве только своим пустомыслием: «Инструкцией по ведению делопроизводства в аппарате Главрыбвода, – сообщалось в ней, – определен срок хранения служебной переписки по вопросу охраны рыбных запасов. Поскольку время хранения докладной Пухова истекло, запрашиваемые вами докладная и фотографии не сохранились. Замначальника Главрыбвода Апизурнов».

Отложив в сторону почту, я набросал запрос в филиал Центрального научно-исследовательского института осетрового хозяйства – меня интересовал ущерб, который могла нанести одна браконьерская лодка в течение трех лет. Сотни тысяч? Миллионы рублей?

Впрочем, в штормовые дни браконьеры в море не выходили.

Другой запрос я составил в Гидрометеорологический центр республиканского управления по гидрометеорологии и контролю природной среды – я просил сообщить сведения о погоде в заливе, прилегающем к метеостанции, за последние три года.

Других срочных дел у меня не было, и, если бы появился Бала, мы смогли бы ехать на метеостанцию к Касумову и старику прокаженному.

Уехать, однако, не удалось. В дверях возник худой высокий старик с двумя медалями, в широком спортивном костюме, оставшемся от лучших времен.

– Я отец Саттара Аббасова… – Он рукавом провел по медалям. Награды висели неровно, одна ниже другой. – Рыбинспектора. Ты, наверное, слышал о моем горе, сынок!

– Да, конечно. – Я усадил старика, выглянул за дверь. Попросил Гезель поставить чай.

– Нет, нет. – От чая он сразу и решительно отказался. – Пока этот подонок, убийца моего сына, Умар Кулиев ходит по земле, поверь, мне ни от чего нет радости…

Он испытующе взглянул на меня. Я кивнул.

– Знаешь, каким был мой мальчик? – Старик отер слезу, достал конверт со снимками. – Вот…

Это были репродукции фотографий, увеличенные, с выпавшим зерном, по которым безошибочно узнаешь снимки умерших.

– Как он плакал, когда мы водили его в детский сад… Совершенно не мог оставаться один. Так и ходил, держался за мамину юбку. И все его дразнили… А потом вырос. Пошел в армию – одни благодарности. Знаешь, где он служил? Под Кандагаром. Слышал про Кандагар? И вот вернулся, чтобы погибнуть…

Старик расплакался.

– Отец… – Я налил ему вОды, он отвел мою руку.

– Не надо… Они убили его, потом сожгли вместе с домом-инспекцией за то, что в тот вечер рыбинспектора сожгли браконьерскую лодку… Ты понял? О, горе мне! – Старик был безутешен. – Знаешь, какие деньги мне предлагали, чтобы я замолчал?! Чтобы я продал им своего сына! Ты даже не представляешь!

– Примите, дедушка. – Гезель принесла валидол, старик взял таблетку, положил под язык. Из глаз его катились слезы обиды.

– Что за лодку сожгли рыбинспектора? – спросил я.

В приговоре Умару Кулиеву не было ни слова о лодке, тем более, как я знал, Кулиев был «ездоком» – то есть не имел своей лодки! И Цаххан Алиев говорил мне, что мотив преступления – месть ему, начальнику рыбинспекции, за запрещение ловить краснорыбными сетями.

• Предыдущая
• 34/48
• Следующая