Зеленое море, красная рыба, черная икра - Словин Леонид Семенович - Страница 25

• Предыдущая
• 25/48
• Следующая

Пока я был здесь, она находилась по другую сторону метеостанции. Это был, должно быть, приспособленный для езды по ракушечнику с песком мощный «газон» с двумя ведущими осями и высокой посадкой. Водитель шел на скорости по грунтовой, сильно петлявшей дороге в сторону шоссе. По-видимому, он решил пройти ее быстро, в один прием, чтобы не засесть.

Это ему удалось. На трассе машина остановилась. Водитель, как и я, выключил фары, вышел из кабины – мне было хорошо слышно, как щелкнула дверца. Он несколько секунд постоял. Потом дверца щелкнула вторично.

Я дал ему отъехать, осторожно повел «Ниву» к шоссе.

План мой был прост – не приближаться к едущему впереди, пока мы не окажемся перед самым городом.

Гонка началась.

Он знал дорогу и сразу же легко ушел вперед. Я мчался в полном одиночестве.

Шуршал асфальт. Я держал скорость под восемьдесят с лишним, но впереди было по-прежнему темно, пусто.

«Бала и Хаджинур завезли сиятельного зампреда Рыбакколхозсоюза в облисполком и занялись Вахидовым и рыбой… – подумал я. – Бала, должно быть, берет объяснение, а Хаджинур созванивается с торгашами…» Ресторан на пристани еще работал.

«Ниву» сильно заносило – я мчался, словно по наледи.

Скоро должны были появиться окрестности Восточнокаспийска – железнодорожный переезд, замкнутый перемычкой кусок залива для сброса использованных вод и дальше старый, полуразрушенный пост ГАИ…

Внезапно далеко впереди я увидел ощупывающие дорогу полоски света, они показались мне удивительно короткими, словно отрубленными. Там шла машина. Вот ее фары выхватили из черноты информационный щит ГАИ, поднятый под углом полосатый шлагбаум. Я резко прибавил скорость.

В город мы въехали почти одновременно. Незнание топографии города не позволяло мне двигаться параллельными улицами: я принужден был держаться «на длинном хвосте».

Не удалось мне и разглядеть номер машины. Я понял только – передо мной был никакой не «газон», а обычный «Москвич». В полумраке было трудно определить его цвет, что-то подсказывало мне, что машина изрядно потрепана и управляет ею никакой не ас, а любитель. И возможно, нетрезвый.

Так мы тянулись еще некоторое время один за другим, пока неизвестный водитель неожиданно не свернул к Нахалстрою. Мы проскочили центр неряшливой площади с «Парикмахерской Гарегина», с основополагающими жизненными вехами – роддомом и приютом для престарелых. «Москвич» сделал еще два-три поворота, и тут я его потерял.

Было темно. Я мгновенно прекратил преследование, главным было сейчас – точно установить свои координаты, тогда утром можно продолжить розыск.

Я выскочил из машины. Прошел вдоль улочки. Глиняные невысокие дувалы. Тусклый свет. Приземистые домики с прилепившимися к ним террасками. Сарайчики. Гаражи.

«Если я точно свернул за ним, машина должна стоять где-то здесь…»

«Второй тупик Чапаева» – значилось на табличке.

Я почти бегом вернулся в машину, включил зажигание.

Пятиэтажный жилой дом – с водной милицией и прокуратурой в угловом подъезде – не спал. Идя по двору, я слышал доносившиеся сверху отголоски детского плача, приглушенный смех.

Окна водной милиции были ярко освещены, словно там отмечалось торжество. Балюстрада водной прокуратуры выглядела тускло. В кабинете у Балы неярко горела настольная лампа.

– Прокурор области вас разыскивает, Игорь Николаевич… – объявил дежурный Баранов. – Он просил сразу ему позвонить.

– Что-нибудь произошло? – сросил я.

– Да нет. Все нормально. Повезли осетрину сдавать – пока не вернулись.

– Следователь приехал?

– Сказал, уложит детей и приедет…

Я поднялся к Бале.

В кабинете было тихо. Мой помощник что-то быстро записывал. Напротив, обняв ладонями виски, беззвучно раскачивался на стуле Вахидов. Я понял, что он молится. Или плачет.

Я включил верхний свет. Вахидов поднял голову. Передо мной сидел человек, увидевший за моей спиной собственную смерть.

Я поманил Балу на балкон.

– Что случилось?

– Парфенов в машине повел себя резко. Сказал, что Вахидова надо расстрелять, как Умара Кулиева, потому что это экономическая диверсия – спекулировать осетриной, когда простой народ голодает…

– Ну и подонок!

– Вахидов понял, что начальство от него открестилось. Сделает козлом отпущения… Сейчас он все рассказывает…

– Все?

– Или почти все. Как выручал начальство. А заодно набивал карманы себе и им… – Бала выражался в не свойственной ему решительной манере. – По указанию областных властей он на протяжении ряда лет закупает у браконьеров икру и красную рыбу… Причем в большом количестве. В последнее время он приобрел двести пятнадцать килограммов приготовленной кустарным способом паюсной икры…

– И куда икра пошла дальше?

– На стол к узкому кругу лиц. На подарки. В Москву.

– А что руководство комбината?

– Оно – в курсе. Все оформляется через орс…

– А указания?

– Только устные. Ни письменных распоряжений – ничего! Собственно, мы как следует и не поговорили… Очень много звонков. Я не беру трубку, тогда звонят дежурному. Областной прокурор, директор сажевого комбината – все уже знают – Парфенов будто бы обвинил нас в провокации… Смешно!

Смешного было мало.

Бала не представлял себе людей, против которых мы выступили, и последствий нашего противостояния. За нечто совсем невинное по сравнению с этим я в один момент оказался по другую сторону Хазарского моря.

– На обыск к Вахидову уехали?

– Да. Хаджинур и обэхээсник. Сразу же, как мы вернулись.

– Бураков не приезжал?

– Его не нашли. Полковник Агаев в командировке.

– Сделаем так, Бала… Сейчас ты отсюда уедешь. – Он удивленно посмотрел на меня. – Тут нам не дадут работать. Перевезем Вахидова на пристань… – Несколько дней назад полковник Эдик Агаев уступил нам часть причала, где мы могли поставить свой катер. Там же у нас было небольшое помещение со столом и несколькими стульями. – Магнитофон у тебя на месте? – Я знал, что он держит в столе портативный магнитофон и кассеты.

– Тут.

– Возьми с собой. Обязательно запишешь его показания… – Я спешил, нервозность моя передалась Бале. – Будешь продолжать без меня. Я приеду, как только освобожусь…

Вахидов, не слушая наш разговор, тягуче-безмолвно раскачивался на стуле.

– Пойдемте с нами, – сказал я. Он покорно поднялся.

Мы пошли к дверям. Бала хотел выключить свет, но я предупредил:

– Не надо. Только дверь запри!

В приемной я нашел ключ от черной лестницы, незамеченные, мы спустились вниз.

– Сюда? – Бала показал на бежевую «Волгу» Вахидова.

– Пусть стоит. Я отвезу вас сам.

Едва я вернулся, как в коридоре раздались шаги. Последним движением я выгреб из сейфа кучу бумаг, бросил на стол. И тут же кто-то без стука властно распахнул дверь.

– Могу?

На пороге стоял круглощекий, спелый, как наливное яблоко, зампредисполкома Шалаев, который еще на днях интересовался, не задерживали ли мы браконьеров с икрой. За ним выступал собственной персоной прокурор области Довиденко – длинный, под потолок, колосс на бог весть уж каких там ногах.

На Довиденко была «генеральская» – государственного советника юстиции – форма. Непонятно, почему он оказался в ней в столь поздний час. Может, надел специально? Чтобы покрепче надавить?

Кто-то третий – невидимый мне – подергал дверь кабинета Балы, но, решив, что она заперта изнутри, отошел.

– Вот он, возмутитель спокойствия!.. – вполне дружески, даже радостно приветствовал меня Шалаев. Небольшого роста, в отличие от Довиденко, он производил впечатление человека сильного и крупного, с крутыми, как у зубра, плечами и короткой шеей. – Навел, понимаешь, страху на всех, а сам сидит тут со своей макулатурой… – Он показал на сваленные в беспорядке бумаги.

– Дежурный передал тебе, чтоб позвонил? – сухо спросил Довиденко. – Может, забыл? С ним станется…

• Предыдущая
• 25/48
• Следующая