Пауки - Словин Леонид Семенович - Страница 49

• Предыдущая
• 49/66
• Следующая

Жена снова взглянула.

—Да счас! Успеем! Ну вот…

Он продолжил, но уже не в охотку:

—Попили с ним чайку. Олень, он не дикий был… Якут, помню, подарил мне два патрона МСК. Он был с карабином.

Влад снова подал дверцу на себя:

—Интересуешься грибами? Мы едем на гору, за Хадасой. Дождь был. Грибки должны пойти…

По утрам каждый день они куда-то уезжали. Люди они были темные. Непонятно, как попали сюда Я отказался. Из окна на третьем этаже высунулась рука с салфеткой. То ли встряхнула, то ли подала знак. Влад достал сигареты. Крохотный белый листок выпал у него из кармана. Позади крякнула чья-то машина, стоявшая на сигнале. Тотчас местные дикие кошки — пугливые, с уплощенными мордами и грязными пятнами под переносьями — спрыгнули с мусорного бака. Отбежали. Влад спросил еще:

— Чего-то ты последние дни как потерянный…

— Рецензии замучили.

—Пошли всё на х… Ну, давай!

Они уехали. Я подобрал упавший клочок. Развернул. Бумага была на русском: «Спецсредство СС 536/43 для выведения надписей, сделанных шариковой ручкой, чернила для заполнения паспортных граф…»

Под боком у меня, должно быть, подделывали документы. Впрочем, за Владом и его молчаливым корешем числилось не только это. Иногда я готов был подумать, не ходят ли они по карманке. При посадке в автобус в центре, у Машбира, тут часто возникали подозрительные сутолоки…

Я подкрутил бинокль. Мне не померещилось! Поздно вечером на вилле на Байт ва-Ган появились обитатели. Вовсю шла хозяйственная жизнь. На первом этаже кто-то открыл окно, потянул натянутый под окном тросик, на котором сушили белье. Я услышал долгий режущий ухо звук. Женщина, развешивавшая белье, появилась на крыльце. Выскочившая из дома собака с ходу погналась за летавшими на небольшой высоте пичужками. Приземистый сильный пес сделал несколько прыжков подряд, выбрасывая одновременно вперед передние и задние лапы. Это был молодой злобный пит-бультерьер. Вслед за собакой появился охранник. Несмотря на расстояние, я узнал его.

«Лишенный шеи, руки-крюки…»

Это был телохранитель адвоката Ургин. С ним была его подруга, которая по совместительству вела хозяйство Ламма.

Все больше темнело. Бинокль уже не мог мне помочь.

Вилла спала. Светильники продолжали гореть. Несколько легких кресел в центре площадки перед входом показывали место будущих трапез…

В глухой предутренний час я вышел из дому.

Было ветрено. Тусклые огни на вершине Байт ва-Ган все больше напоминали захолустный мир кишлаков.

Вилла моих соотечественников стояла особняком.

По меньшей мере с десяток светильников освещало площадку перед входом, широкую боковую лестницу на второй этаж и балюстраду.

Сбоку за забором, в колледже для девочек из религиозных семей, было все так же мертво, тихо. Я осторожно двинулся к подножию. Тропинкой вдоль отвесно срезанного склона подошел к вилле. Кресла, которые я видел в бинокль, стояли перед дверями за чередой невысоких пальм, на площадке из мраморной плитки. На окнах первого этажа были опущены жалюзи. Кроме того, каждое, как принято тут, имело решетку. Было полнолуние. Ни один звук не доносился изнутри. Я не знал, где находится пит-бультерьер, которого видел вечером. Со мной был «клоп», который крепился специальной пленкой. Это было подслушивающее устройство иного рода, нежели то, что стояло в квартире Кама-ла Салахетдинова.

Там нашей целью были телефонные коммуникации.

Это же, величиной в половину спичечной коробки, способно было транслировать разговоры, которые велись в зоне его действия. Дальность передачи достаточно солидная. С его помощью я намеревался снимать информацию без ретранслятора.

Я быстро осмотрелся. Здесь, за границей владения, отмеченного пальмами, малейшая нерешительность могла стоить мне жизни. Ургин мог пристрелить меня абсолютно спокойно.

Я действовал четко. Мне понадобилась секунда, чтобы выбрать место, и еще две, чтобы укрепить «клопа»…

«Есть! Линяю!..»

Я навел бинокль на дом. Светильники еще горели. Не шелохнувшись, стояли молодые тонкие пальмы. Внутри вроде тоже все было спокойно.

Совершенное устройство, принимавшее сообщения «клопа» из кресла перед входом и посылавшее их в миниатюрный прибор, обладающий баснословным объемом для записи информации, родилось в свое время в секретнейшем НИИ КГБ. Я приобрел его на выставке в Манеже, где в последний раз видел в Москве О'Брайена и Николая Холомина — Арлекино. Там это устройство свободно предлагалось на рынке частной охраны. Прибор должен был начать запись автоматически при первых звуках голоса. Я включил радио. В утренних новостях меня насторожило короткое сообщение, прозвучавшее в конце последних известий, перед прогнозом погоды, когда обычно звучат криминальные новости. Я услышал слова: «миштара» — «полиция», название города «Ашдод», а затем неизвестное мне словечко «гвиа».

«Ашдод», «полиция», «гвиа»…

Я достал знаменитый суперсловарь банка «Дисконт».

Перелистал.

«Гвиа» — «corpse» (англ.) — «труп»…

«Полиция обнаружила в Ашдоде труп! Арлекино!»

Сообщение полиции вскоре передали по-русски…

На вилле было по-прежнему тихо.

Прошел час, другой. Между тем с утра мне надо было на Кинг-Джордж к иерусалимскому адвокату, работавшему с ассоциацией «Лайнс». Дата встречи определена была еще месяц назад.

Прозвенел телефон, но я не снял трубку. Теперь я уклонялся от разговора с рэкетиром. Тянул время. Ничего хорошего от этого звонка я не ждал. Надо было уходить. Внезапно я почувствовал, что записывающее устройство работает! Я включил звук. Бесчисленные помехи, скрипы попадали на высокочувствительную аппаратуру, мгновенно становясь элементами информации. Я схватился за бинокль. Стройная молодая особа, которую я видел на фотографии с Мертвого моря… Подруга рукастого Ургина… Женщина, развешивавшая накануне белье, негромко напевала, убирая площадку перед входом. Неделя начиналась. Ургин и его боевая подруга, судя по всему, собирались обосноваться тут надолго.

«В субботу они точно будут здесь…»

Следовало найти способ, как их спровадить…

Адвокат Леа — невысокая, чрезвычайно приятная женщина — была профессионально внимательна, абсолютно спокойна. В основу ее спокойствия и уверенности в себе, как мне объяснил Рембо, было положено счастливое обеспеченное детство с домашними преподавателями, машиной, которую ее родители подарили ей на совершеннолетие, и т. д. Я всегда чувствовал людей, у которых в детстве была не то что настоящая, как у нее, а просто большая игрушечная машина с педалями… У меня не было ни той ни другой, и результат — налицо. Счастливцы выросли более спокойными, терпимыми, доброжелательными… Административная власть, отобравшая у Леа «Жигули», ничего не смогла изменить в ее характере. Маленькие женщины, как известно, самые несгибаемые… Ей и ее мужу разрешили уехать из Риги одними из первых, ненадолго приоткрыв для этого крохотную калитку в гремящем «железном занавесе». Леа была бесконечно терпелива и обстоятельна. Мы проговорили больше часа. В конце приема меня ждало традиционное:

— Могу я предложить вам чашечку кофе?

— Спасибо. Вас ждут. Может, кофе в другой раз?

— Ни в коем случае. Это время принадлежит вам. Они пришли без предупреждения и должны либо ждать, либо уходить. Это их дело. А в то время, которое назначено им, я буду полностью в их распоряжении…

Это была уже не первая наша встреча. С Леа можно было отлично работать. Знакомство с материалами о незаконном переводе полученного Окунем кредита в Израиль не вызвало у нее оптимизма… Ответчиком по иску банка «Независимость» мог быть только Заемщик, каким по договору являлось юридическое лицо — ТОО «Экологическая продукция „Алькад“, или „Environmental produce «Alkad“. Директор-учредитель Окунь должен был нести ответственность в рамках своего вклада.

—Как следует из Учредительного договора, он отвечает только пятью тысячами рублей… Сегодня — это меньше одного доллара… — Она закурила, абсолютно расположенная к общению, веселая, молодая. Думаю, ей было около шестидесяти. — При таких обстоятельствах попытка взыскания долга лично с Окуня, тем более в Израиле, безнадежна…

• Предыдущая
• 49/66
• Следующая