Истории, рассказанные шепотом. Из коллекции Альфреда Хичкока - Ритчи (Ричи) Джек - Страница 27

Барнхарт ответил ему ухмылкой с другого конца комнаты.

Эмери Прюйн тревожно оглянулся через плечо на сидящего у двери полисмена.

— Ох, — вздохнул он, — а я и не заметил, что офицер остался. Я думал, он… ушел.

— Он будет вести себя тихо, — успокоил его Бендикс, выпуская облако бледно-сизого табачного дыма. — Так я жду вашего рассказа, мистер Прюйн.

— Конечно. Да-да. Ну… я знаю, что с виду не похож на убийцу, лейтенант Бендикс, однако… — он слегка покашлял, — однако мы редко выглядим такими, какие мы на самом деле. В конце концов, убийцы похожи на обычных людей.

Бендикс подавил зевок. «И почему эти шизики выбирают для своих излияний именно вечера? До чего же хочется есть. Надо подстегнуть этого типа, а то с ним до утра просидишь. Вот опоздаю на ужин, и Элен опять закатит скандал. Ладно — будем задавать наводящие вопросы».

— Как вы попали в квартиру к миссис Слоун?

— Обычная хитрость, — с робкой улыбкой сказал Прюйн. Он наклонился поближе к столу. — Я прикинулся телевизионщиком.

— Вы имеете в виду, мастером по ремонту?

— Нет-нет. Тогда меня вряд ли пустили бы, потому что я ведь не знал, вызывала ли миссис Слоун мастера по ремонту. Нет, я притворился служащим телефирмы. Сказал миссис Слоун, что ее фамилия была выбрана наугад вместе с несколькими другими для бесплатной установки конвертера.

— Какого конвертера?

— Преобразователя, который превращает черно-белый телевизор в цветной. Я читал, что такие бывают.

— Понятно. И она вас впустила?

— Да. Она очень обрадовалась, что ей так повезло, и тараторила без умолку. Знаете, как водится у женщин.

Бендикс кивнул.

— Пригласила меня зайти, сказала, что муж будет в восторге, когда вернется домой и узнает, что она выиграла. Устроим-де ему сюрприз. — Прюйн улыбнулся. — Ну, я и вошел вместе с сумкой, в голубой форме и фуражке, которую купил за день до того. Ах да — вам, наверное, нужны название и адрес магазина, чтобы проверить…

— Пока это не обязательно, — прервал его Бендикс. — Сначала расскажите нам о преступлении. А детали уточнить успеем.

— Ну что ж, хорошо. Я просто подумал… ну, я положил сумку и…

— Сумку?

— Да. У меня там гаечный ключ и всякое такое.

— Зачем?

— Использовать как орудия убийства, — помаргивая и улыбаясь, сказал Прюйн. — Мне нравится носить эту сумку с собой и выбирать из нее то, что подходит.

— О чем это вы?

— Каждый человек — личность. И я выбираю инструмент, который, по моему мнению, лучше всего к этой личности подходит. Люди-то все разные.

— Тогда… — Бендикс посмотрел в глаза человечка за толстыми стеклами. — Получается, что вы убивали и до этого?

— Конечно, лейтенант. До миссис Слоун — еще пятерых. Пять женщин.

— А почему вы пришли в полицию только теперь? Почему не признались раньше?

— Потому что не хотел. Тогда моя цель еще не была достигнута.

— Какая цель?

— Ровно шестеро. Я с самого начала решил убить шестерых женщин, а потом сдаться. Что и сделал. У всякого должна быть своя цель в жизни. Моей было совершить шесть убийств.

— Понятно. Итак, вернемся к миссис Слоун. Что случилось после того, как она вас впустила?

— Я поставил сумку и подошел к ней.

— Где была она?

— Посреди комнаты, смотрела на меня. Улыбалась. Весьма дружелюбно. Спрашивала, как работает конвертер. Ничего не подозревала. До тех пор, пока…

— Пока что, мистер Прюйн?

— Пока не заметила, что я не отвечаю. Я просто стоял перед ней, улыбался и не говорил ни слова.

— И что сделала она?

— Занервничала. Перестала улыбаться. Спросила, почему я не занимаюсь телевизором. Но я молчал и смотрел, как у нее в глазах растет страх. — Человечек выдержал паузу; на лбу у него выступил пот, он тяжело задышал. — Очень приятно видеть страх во взгляде женщины, лейтенант, это чудесное зрелище.

— Продолжайте.

— Когда она достигла определенной точки, я понял, что она сейчас закричит. И чтобы не допустить этого, я зажал ей рот рукой и ударил ее коленом.

Бендикс резко втянул в себя воздух.

— Что вы сказали?

— Я говорю, что ударил ее коленом… в живот… чтобы у нее перехватило дыхание. Иначе она могла закричать.

Бендикс быстро затушил сигарету. «Возможно, — подумал он, — возможно…»

— И что потом, мистер Прюйн?

— Потом я подошел к сумке и выбрал нож. С длинным лезвием. Хорошая сталь. Потом вернулся к миссис Слоун и перерезал ей горло. Это было замечательно. Цель поставлена и достигнута.

— И это все? — спросил Бендикс.

«Если сейчас он скажет про двадцать одну рану, то это он и есть, — подумал Бендикс. — Про удар в живот он мог придумать и сам — бывают такие совпадения. Но если он скажет про раны…»

— Нет-нет, еще не все. Потом я перевернул ее и оставил свой фирменный знак.

— Какой фирменный знак?

Человечек в толстых очках робко улыбнулся.

— Что-то вроде клейма или знака Зорро, — пояснил он. — Мои инициалы. У нее на спине. «Э. Т. П.» — Эмери Т. Прюйн.

Бендикс откинулся на спинку стула, вздохнул и закурил новую сигарету.

— Потом я отрезал уши, — горделиво сказал Прюйн. — Для своей коллекции. Теперь у меня уже шесть пар.

— С собой их, наверное, не захватили?

— О нет, лейтенант. Я их держу дома, в железном ящичке, — в моем антикварном столе красного дерева.

— И на этом конец, значит?

— Да-да, конец. Когда я отрезал уши, я ушел оттуда прямо домой. Это было три дня назад. Я устроил свои дела, привел все в порядок и явился сюда, к вам. Я готов сесть в тюрьму.

— С тюрьмой придется обождать, мистер Прюйн.

— То есть как это, лейтенант? — Нижняя губа Эмери Прюйна задрожала. Он поднялся. — Я… не понимаю.

— Пока вы можете идти домой. Возвращайтесь утром. Часикам к восьми. Тогда уточним детали — название магазина одежды и прочее. А там поглядим.

— Но я… я…

— Спокойной ночи, мистер Прюйн. Офицер Барнхарт проводит вас к выходу.

Со своего места Норману Бендиксу было видно, как две фигуры удаляются по узкому коридору.

«Странный случай, — подумал он, — действительно странный».

Он вывел свой «форд» с полицейской стоянки и аккуратно выехал на оживленную вечернюю улицу.

Как легко все прошло! Очень легко и приятно. Чудесная была идея — сунуть голову прямо в львиную пасть! Это почти так же весело, как резать ножом. А его упоминание насчет удара в живот — опасно, но до чего здорово! Он вспомнил выражение лица полицейского в тот критический момент. Восхитительно!

Эмери Прюйн улыбался, сидя за рулем. А сколько еще радостей впереди! Гораздо, гораздо больше…

В узком кругу по-настоящему значительных писателей, ведущим представителем коих являюсь я, ходит легенда, будто Марк Твен некогда сказал, что поскольку книги о Линкольне всегда были бестселлерами, и поскольку истории о врачах всегда популярны, и поскольку американцы любят читать о собаках, то на рассказе о собаке доктора Линкольна наверняка можно было бы зашибить деньгу; а еще Твен сказал, что напишет такой рассказ, как только придумает какую-нибудь историю об этой несчастной собаке.

Проведя тщательное расследование, я не нашел никаких доказательств того, что Марк Твен и впрямь говорил это. Однако эту анонимную шутку передают из уст в уста, и она звучит так по-твеновски, что если он и не говорил этого, то должен был бы сказать, а потому давайте признаем ее истинным высказыванием Марка Твена.

Поскольку он так и не написал обещанного рассказа, очевидно, что у него были трудности с сюжетом. И мне ясно почему. Дело вовсе не в собаке. Отсутствует некий важный ингредиент, и уж кто-кто, а Марк Твен должен был это почувствовать. В истории не видно ни одного веснушчатого американского парнишки с обаятельной улыбкой!

Если восполнить это печальное упущение, рассказ практически напишется сам. И я написал его, в честь Марка Твена. Не то чтобы я хотел зашибить деньгу — просто в наш век циничной литературы имеется насущная потребность в старомодных рассказах с истинными, согревающими душу ценностями и счастливым, оптимистическим концом, и вот вам такой рассказ.