Голубой Ксилл - Ромов Анатолий Сергеевич - Страница 13
- Предыдущая
- 13/20
- Следующая
— Интересно, как вы найдёте Моона? На Иммете никто не знает точно, где он живёт. Высадите меня, пожалуйста.
Щербаков протянул стоящий у переборки аварийный мешок:
— Вот, Матт. Здесь всё необходимое. Микрорация, портативный излучатель, запасы энергопитания, надувная лодка, одежда.
— Спасибо. — Лайтис подтянул к себе мешок. Я опустил ракетолёт. Щербаков открыл люк, помог Лайтису спрыгнуть. Матт, уже стоя на земле, сказал вдруг:
— Не передавайте Моону и его дочери о нашем… разговоре. Вы обещаете?
Над прибрежными скалами управление ракетолётом взял Щербаков. Вглядываясь вниз, сказал задумчиво:
— Запомни, Моон — человек, проживший здесь, на Иммете, полжизни. К тому же серьёзный, талантливый учёный. Не буду объяснять азы психологии творчества, но характер таких людей всегда состоит из парадоксов. И ещё, Влад. Мы с тобой в критической ситуации. Пока в силу некоторых причин я не хочу раскрывать ход своих мыслей. Просто предупреждаю: ситуация может оказаться самой неожиданной.
Щербаков снизил скорость до минимума. Я смотрел вниз: там давно уже тянулось знакомое нагорье. И неожиданно увидел фигурку. Уна стоит на еле заметной кромке песка и машет рукой. На ней подвёрнутые до колен брюки, рубашка с распахнутым воротом, козырёк от солнца. Увидев за стеклом меня, сжала над головой руки. Щербаков осторожно опустил аппарат, я открыл люк, спрыгнул, и ракетолёт сразу же ушёл вверх, скрылся за скалами. Уна подошла ко мне и, улыбаясь, сморщила нос:
— Ну? Всё в порядке?
Она говорила спокойно, будто мы не разлучались, будто мне только что не грозила смерть. Здесь, в бухте, со мной остались только крики птиц, плеск воды и Уна. Я вглядывался в её лицо. Мне вдруг показалось, что я вижу его впервые.
— Что ты молчишь?
— Я не молчу.
— Если бы только видел себя. Живого места нет. — Она тронула ладонью мою губу. — Подожди, принесу порошок.
— Какой порошок?
— Ксилловый. — Повернувшись, она побежала к скалам. Я крикнул:
— Уна, стой! Куда ты?
Она махнула рукой, скрылась и минуты через три вернулась. Порошок, мелкий, серый, напоминавший обычную пыль, был насыпан прямо в ладонь. Осторожно притрагиваясь к порошку указательным пальцем, Уна стала протирать мои ссадины, нашёптывая:
— Быстрее, сейчас может выйти отец… Он не любит, когда я беру ксилл. Больно? Потерпи. Ты не пугайся, отец на первый взгляд странный, но вообще он ничего. Главное, ты с ним не спорь, что бы он ни говорил… Хорошо? Если уж будет особенно наседать, молчи, я сама с ним справлюсь. Ну как, легче?
Она вдруг сделала круглые глаза: человек, неожиданно вышедший из расщелины, быстро приближался к нам. Он казался слишком располневшим. Моон был в рваной майке-безрукавке, в поношенных брюках. Ещё не доходя до нас, он крикнул каким-то капризным, резким голосом:
— Уна, ты зачем взяла порошок? Я терпеть не могу, когда что-то берётся без спросу, ты же знаешь!
Филипп Моон неожиданно резко остановился в двух шагах за спиной Уны, всматриваясь в меня и близоруко щуря глаза. Лицо Моона одутловатое, нос загнут книзу. Под носом топорщились неровно подстриженные рыжие усы, щёки же обсыпала грязно-седая щетина. По цвету глаза Моона такие же, как у Уны, зеленовато-серые, но маленькие и близко посаженные.
Уна улыбнулась:
— Влад, познакомься, это мой отец. Пап, это Влад…
Моон сердито моргнул, уставившись на меня:
— Кто это такой, Влад?
— Папа, не сердись. Влад попал в неприятную историю.
Лицо Моона передёрнулось. Он повторил так, будто ничего не слышал:
— Уна, я спрашиваю: кто это такой?
Я поклонился Моону и, стараясь отчётливо произнести каждую букву, сказал:
— Меня зовут Влад Стин. Астронавт Влад Стин.
Некоторое время Моон смотрел на меня в упор; наконец, глядя в пространство, хрипло произнёс:
— Некоторые думают, что у них очень красивые имена.
Моон оглянулся с видом победителя, будто сделал удачный удар.
— Па, зачем ты так? — Уна растерянно перевела взгляд с отца на меня. — Я Влада хорошо знаю. Посмотри, у него же всё лицо разбито…
Моон, будто только и ждал этих слов, злорадно заметил:
— Ну и что? Кого это волнует? — Он упёрся в меня серо-зелёными глазками, явно надеясь вывести меня из равновесия. Я молчал.
Моон отошёл к воде, остановился, будто разглядывал море. Долго молчал, наконец вздохнул:
— Хорошая погода, а?
— Хорошая, — быстро ответила Уна.
— То-то я смотрю, ветра нет и давление нормальное. — Моон снова подошёл ко мне. — Вы из Сообщества?
— Из Сообщества. — Я хорошо помнил наставления Щербакова, но сейчас совершенно не знал, как говорить с Мооном.
— Недавно прилетели?
— Недавно.
— Чем вы занимаетесь? Я имею в виду вообще, что вы делаете? Ваше образование?
— Высшая школа и академия.
— Ай-яй-яй! Высшая школа! Академия… Быстро — структуру альфа-спирали ДНК?
— Альфа-спирали ДНК? — Я помедлил. Требовать структуру ДНК в этой обстановке всё равно что ударить обухом по голове. — Полностью?
— Да, полностью! И не медлить! — Моон смотрел в упор, не давая думать. Собравшись, я всё-таки выпалил тридцатидвухступенчатую формулу. Некоторое время Моон смотрел под ноги, будто проверял, нет ли в моём ответе ошибки. Прищурился:
— Терпимо. Ладно, самый ценный вывод «Лао-цзы»[1].
Это был совсем уже запрещённый приём. Как можно спрашивать вообще что-то о «Лао-цзы» здесь, на Иммете? Да ещё требовать самый ценный вывод? Да этого вывода наверняка не знал и сам Лао-цзы, если он и в самом деле существовал. Я посмотрел на Уну — она умоляюще прищурилась. Это, видимо, означало: ответь, пожалуйста, ответь. Глубоко вздохнув, я выдавил:
— Наиболее ценный вывод «Лао-цзы»: при истинном странствии не ведают, куда направляются; при истинном наблюдении не ведают, на что смотрят.
Уна улыбнулась. Моон прошёлся по песку, повернулся:
— Забавно, забавно, молодой человек. Я бы даже сказал — более чем забавно. — Кивнул Уне: — Помажь, помажь ему раны, а то действительно не заживут. — Он как-то странно посмотрел на меня, шагнул в сторону и исчез в расщелине.
Некоторое время мы с Уной молча смотрели друг на друга. Уна с улыбкой, я раздосадованно. Допускаю, что она лучше меня понимает и ДНК и «Лао-цзы», но всё-таки не очень приятно, когда над тобой подсмеиваются. Вдруг вспомнил — Щербаков. Ведь он ждёт наверху, в ракетолёте. Задрал голову: сверху, со скал, медленно сполз ракетолёт, мягко опустился на песок. Люк открылся, и Щербаков, выглянув, протянул Уне руку:
— Поднимайтесь. Меня зовут Павел Петрович.
Помедлив, девушка улыбнулась:
— Вы товарищ Влада?
— Товарищ. Поднимайтесь.
Уна легко поднялась в машину. Забравшись следом за ней, я задраил люк и поднял ракетолёт в воздух. Уна сидела рядом со мной, с интересом наблюдая в иллюминатор. Ракетолёт постепенно набирал высоту, уходя к джунглям. Уна вдруг вздохнула, взявшись за щёки ладонями. Покачала головой, разглядывая море.
— Здорово. Это же ни с чем нельзя сравнить.
Я улыбнулся:
— Ты первый раз в воздухе?
Она кивнула:
— Выгляжу смешно, да?
— Что ты! Ты не представляешь, что было со мной, когда я первый раз поднялся в воздух.
Павел Петрович подошёл к Уне:
— Уна, если вам не трудно, расскажите об отце. Я ведь много о нём слышал. Ещё в дни молодости.
— Об отце? — Уна замолчала. Вдруг улыбнулась чему-то. — Ну если вы хотите знать правду, отец — хозяин Имметы.
— Как это понять?
— Считайте, я сказала это в переносном смысле. Просто… отец отличный психолог, он раскусил Сигэцу с самого начала. Хозяином Имметы отец считает себя потому, что, оставшись здесь, он бросил всё и начал заниматься ксиллом. Только ксиллом. Собственно, он из-за этого здесь и остался. Вместе с мамой. От Сигэцу же он откупался камешками. Для него, серьёзно изучавшего ксилл, это ничего не значит.
1
«Лао-цзы» — древнекитайский философский трактат.
- Предыдущая
- 13/20
- Следующая