Первое второе пришествие - Слаповский Алексей Иванович - Страница 34
- Предыдущая
- 34/46
- Следующая
Полночь – блаженное время; он как раз пришел в самое мягкое расположение духа, ополовинив бутылку и поставив на магнитофон ленту со своими прежними записями, подпевая им (особенно удачной, мелодичной была песня о русой девчонке в короткой юбчонке, что ж ты не подходишь, а стоишь в сторонке), – вдруг: стук в дверь. Он убрал водку, выключил музыку. Но дым табачный сразу не уберешь, и о. Сергий, вошедши, сказал:
– Однако!..
– Мужик соседский заходил. С женой у него всякое. Попросил рассудить, – наскоро соврал Диомид.
– Для исповеди в церкви место.
– Вот я ему и…
– Да ладно, – махнул рукой о. Сергий.
– Чаю не отведаете?
– Отведаю, спасибо.
Но с чаем закавыка: воды в доме не оказалось, значит, бежать на улицу к колонке, потом ставить чайник, заваривать чай, а чаю тоже нет, к соседям, что ли, стукнуться? – метался Диомид.
– Не хлопочите, – усмирил его о. Сергий. (Он со всеми был на «вы».)
О. Сергий заметил состояние Диомида. Да и в спертом воздухе комнаты явственно пахло не только табаком.
И с этим человеком говорить, ему – изливаться?
И вместо того разговора, который ему хотелось задушевно и тревожно начать, о. Сергий вперил в красные глаза дьякона свои очи и спросил:
– А верите ли вы в Бога, отец дьякон?
За штат уволить хочет, сволочь, подумал Диомид-Алексей, а сам, наученный эстрадной практикой актерству и от природы имеющий лицедейские задатки, горько усмехнулся:
– Если я не столь праведен, как вы, то вы уж поелику…
– Говорите нормальным современным русским языком, – прервал его о. Сергий. – Кратчайшими путями нужно идти к сердцу нынешнего человека, а значит – говорить с ним на одном наречии. Мы же затемняем учение Христово! – высказал о. Сергий заветные свои мысли о реформации церковного обрядового языка.
Но тут же упрекнул себя: перед кем?!
И повторил вопрос:
– Так веруете ли вы в Бога?
– Верую! – твердо, честно, но без лишнего нажима сказал Диомид.
О. Сергий помолчал. Спросил еще:
– И во грядущее воскресение Сына Божьего веруете?
– Странный вопрос. Сие есть… Это ведь краеугольный камень христианского учения.
– Так… А что думаете насчет Петра Кудерьянова, в котором некоторые склонны усматривать новоявленного Христа?
– Ересь!
– А вдруг нет? – задал о. Сергий главный вопрос, ради которого пришел.
Ого! Кто из нас пьян, интересно? – подумал Диомид.
– Вдруг – нет? – повторил о. Сергий.
– Быть этого не может!
– Почему? Почему? – настаивал о. Сергий.
По хрену и по кочану! – хотелось ответить Диомиду. Очень уж его разбирала досада, что испорчено настроение, бутылка стоит за шкафом – недопитая. Неизвестно, сколько о. Сергий будет мучить его разговорами (и зачем вообще пришел?), не успеет Диомид выпить в свое удовольствие, а потом поспать хоть немного перед службами.
О. Сергий ждал ответа.
И увидел, что не дождется.
– Как в народе говорят: без пол-литра не разберешься! Так, что ли? – спросил он.
– Вот именно! – обрадовался Диомид, метнулся к шкафу и поставил бутылку на стол. – Не откажите, батюшка! Не пьянства ради, а утешения сердца для!
– Если по маленькой… – согласился о. Сергий.
Через час они добивали вторую бутылку.
– Итак, диакон… – продолжал о. Сергий свою Нестерпимую мысль, но тут Диомид хлопнул его по плечу:
– Давай попросту, слушай! Зови меня – Демой. Или даже Лехой, по-граждански.
– А я – Серега, – сказал о. Сергий. – К чему чины, в самом деле? К чему чины и условности перед лицом… перед лицом чего?
– Чего?
– То-то и оно! Отец Мень преподобный, царство ему небесное, утверждал: самосвидетельствование Христа есть главное доказательство его божественного происхождения.
– Блеф! – отрицал Леха, не читавший ни Меня, ни других авторов, но сразу все схвативший силой логики. – Блеф! Это и я о себе скажу: я Сын Божий!
– Не кощунствуй, Леха! Ты – не скажешь!
– А вот скажу! Я – Сын Божий! Что? Съел? И попробуй докажи, что нет!
О. Сергий задумался.
– А где знамения? Свидетельства? Чудеса? – спросил он.
– Ох уж, так твою так! – употребил дьякон любимое полынское изречение. – Да я тебе любые знамения и чудеса устрою! При нынешнем-то развитии техники!
– Он без всякой техники людей исцеляет. От тяжелейших болезней.
– Таких исцелителей сейчас полным-полно!
– А непорочное зачатие его матери Марии? Марии! – подчеркнул о. Сергий.
– Брехня все это!
– А если не брехня?
Как ни пьян был Диомид-Алексей, а задумался. И так далеко зашла его мысль, что он даже на время протрезвел.
– Но послушайте, отец Сергий! Послушай, Сережа! – чуть не плача сказал он. – Ведь если он Христос, то нам всем амбец пришел! Ведь если он Христос, значит, Бог есть все-таки? А если Бог есть – то как жить? Потому что пойми, Серега: без Бога жить трудно, но с Богом-то еще труднее! А люди, заметь себе, всегда стараются жить не как труднее, а как легче. Поэтому все – абсолютно! – без Бога живут!
– Не все!
– Все! И ты, Серега, без Бога живешь, тебе только казалось, что с Богом! Вот он послал тебе настоящее испытание – и ты растерялся! Обосрался ты, отче!
– Правда твоя. Обосрался, – глухо повторил о. Сергий, хлопнув водки. – Знал точно, что верую, а сейчас меня, убогого, точно так же, как и тебя, мысль уязвила: что по-настоящему-то я прихода Страшного Суда не хочу, боюсь, сам не готов, хотя других зову быть готовыми. Где ж моя вера? Где?
Дьякон хихикнул и ответил ему:
– ………! – в рифму.
– Нет! – воскликнул о. Сергий, не обратив внимания на ругательство. – Не может он быть Иисусом Христом!
– Может!
– Ты же не соглашался?
– И сейчас не соглашаюсь. Ты говоришь: не может, я говорю: может!
– Так. А вот мы сейчас пойдем к нему, – грозно встал о. Сергий, – и спросим!
– И спросим!
И они пошли к Петру по ночному городу.
Маша, с детства боящаяся черных кошек, милиционеров и попов, не посмела отказать духовным лицам, разбудила тяжело спящего Петра.
– Ответь! – приступил к нему о. Сергий. – Считаешь ли ты себя Христом?
– Да! – поддержал дьякон требование. – А то, понимаешь, так твою так…
– Не Христос я, – хмуро сказал Петр.
– Да? Жаль… – уронил о. Сергий и, обессилев, сел на пол.
– Жалко! Ах, как жалко! – подхватил и дьякон, сев рядом с батюшкой, обняв его за плечи и заливаясь слезами в три ручья. – Ах, жалко, так твою так! Ты что же! – обернулся он к Петру. – Не мог приятное сделать человеку? Он так надеялся!
– Спать вам пора, отцы-священники, – сказал Петр. Подхватил их под руки, но ноги у тех уже не шли. Тогда он посадил одного на правое плечо, другого на левое – отнес каждого в свой дом.
Вернулся домой – но чтобы тут же уйти. Взял волкозайца на поводок: «Кузя! Гулять!»
– Куда? – спросила Маша.
– В лес.
7
Петр отправился с Кузей в лес.
Он не знал, чего хотелось ему.
Просто уйти. Пока – недалеко. А потом, может, и далеко. Туда, где его никто не знает.
Он устал.
Всех не перелечишь.
Он устал чувствовать жалость к этим просящим и болящим людям.
Он бы с удовольствием полюбил кого-то одного, чтобы не любить остальных.
Он понял, что любовь к одному спасает от любви ко всем.
А любил Петр, как ни крути, только лишь тетку свою Екатерину, которая младше его на два года и тоже любит его.
Может, это и не любовь, но к другим он таких чувств не испытывал.
Петр свернул и вместо леса пошел к дому Екатерины.
Собаки брехали на волкозайца, Петр успокаивал его голосом, волкозаяц понимал, но прижимался к его ногам.
Пятиэтажный дом, где жила Екатерина, был темен.
Она жила на втором этаже.
Он бросил камешек в окно.
Он почему-то был уверен, что она тут же проснется и все поймет.
И стал ждать на ветру и на холоде.
Через пять минут она вышла, кутаясь в шубу.
- Предыдущая
- 34/46
- Следующая
