Антиабсурд, или Книга для тех, кто не любит читать - Слаповский Алексей Иванович - Страница 7

• Предыдущая
• 7/58
• Следующая

...И вот уже утро брезжит, гость Федорова, оказавшийся Петром Ильичом Егоровым, начальником охраны фирмы «Старт», в очередной раз набирает номер и говорит:

— Ты только, гад, не ложь трубку, замри, не дыши и слушай, падла, а потом ответь. В чем смысл жизни?

Это — мужчинам. Женщинам он говорит мягче, но тоже просто и прямо.

А потом очередную попытку делает Федоров.

И опять Егоров.

И опять Федоров.

Но ни тот, ни другой не добились ответа.

Правда, иногда к телефону никто не подходил. Федоров и Егоров, выпивая (перейдя при этом на коньяк, который Егоров принес из машины), говорили меж собой, что, может быть, как раз того, кто знает про смысл жизни, нет дома, шляется где-нибудь. Всегда так! — нужен человек, а его нет на месте. Егоров по несколько раз вызывает не отвечающий номер, подолгу слушает гудки.

— Сволочь! Где его носит? Люди дома должны быть! — сердится Егоров.

— Может, он просто заболел и в больнице, — успокаивает его Федоров.

— Разве что, — смягчается Егоров. — Твоя очередь крутить.

— А вдруг никто не знает?

— Не может быть! — не хочет допустить этого Егоров. — Кто-то должен знать! Хоть кто-то — должен! Крути!

17 сентября 1993 г.

Касьянов терпеть не мог часов.

Его раздражало: только отвлечешься, забудешься, глянешь на часы, а там уж целый час прошел.

Он старался не глядеть на часы.

И вот, кажется, существует совсем как нормальный человек, становится ему почти легко и свободно, но словно бес нашептывает ему: глянь на часы-то, глянь! Он глянет, а там за полночь уже, спать давно пора — в то время как он только-только разжился, разохотился.

И не то чтобы он что-то важное делал, он, в общем-то, ничего, собственно, и не делал, и, тем не менее, время уходило, убегало, утекало прямо на глазах.

Он перестал носить наручные часы, и его выводило из себя, когда его спрашивали, который час.

— А вам зачем? — невежливо отвечал он. — Зачем вам-то? Может, вам и не надо время знать, а просто так спрашиваете? А если и надо, то вам же хуже, потому что всегда оказывается, что времени больше или меньше, чем вы предполагали. И если уж вам так необходимо знать точное время, то носите часы и не приставайте к людям, не отнимайте у них этим самым это самое время. Что же касается часов, то я их не ношу!

Но дома у него был-таки будильник, чтобы не проспать на работу, потому что хотя он ничего и не делал, но на работу ходил. Дома у него было еще радио (на работе тоже), был телевизор — и все эти устройства и механизмы постоянно напоминали о времени. «Местное время восемь часов тридцать минут!» — злорадно говорила дикторша то и дело. «Чтоб ты подавилась!» — сулил ей всякий раз Касьянов.

А был он, несмотря на то, что жил, как вы сами понимаете, в Саратове, абсолютно непьющий человек. Это даже непонятно почему и доискиваться причин не хочется, да и зачем время тратить. Не пил — и все тут.

И от однажды он выпил.

Как-то вот так случайно произошло, как-то машинально получилось: взял да и выпил. Выпил первую рюмку и посмотрел на будильник. И — ничего. Выпил еще четыре рюмки — опять на будильник. Два часа прошло. А в нем ни злости, ни раздражения. Бутылку выпил — четыре часа прошло, а ему хоть бы хны, ничуть не печалится!

И стал он пьяницей.

Пропил телевизор, радио, будильник — и не знает времени теперь. Знает только: утро, полдень, вечер. Ночи не знает, ночью спит.

Пьет и думает: «Эх, как хорошо-то мне!»

Макаров и Костров выпивали, а Макарова и Кострова вышивали.

Макаров и Костров выпивали на кухне, а Макарова и Кострова, их жены, вышивали в комнате: Макарова учила Кострову вышивать, потому что Кострова не умела вышивать, а хотела научиться.

И так получилось, то ли случайно, то ли по предумышленному сговору, что они одновременно заговорили на одну и ту же тему.

— Что бы ты сделал, если б тебе жена изменила? — спросил Макаров Кострова.

Костров только что выловил из стакана с вином муху и поэтому был настроен юмористически.

— Убил бы стерву, — сказал он весело.

— Нет, я серьезно, — попросил уважения к своему вопросу Макаров.

Тогда Костров понял, что здесь требуется не один лишь его рассказ о конкретном действии в случае измены жены, но и теоретические рассуждения, доказывающие его ум, характер и философию.

Поэтому он подумал.

Выпил не весь стакан, а половину.

Еще подумал.

И сказал:

— Убью. Потому что это подорвет мое мужское достоинство мужа и уничтожит в моих глазах ее женскую честь как человека. Зачем ей тогда жить?

Макаров опустил глаза.

И в ту же самую минуту Кострова, которая училась вышивать, потому что она не умела вышивать, а ей нравились красивые вышивки Макаровой, спросила Макарову:

— Что бы ты сделала, если б тебе муж изменил?

Наверное, в душе Макаровой этот вопрос был решен раз и навсегда, потому что она, ни капли не подумав, тут же ответила:

— А ничего. Перебесится — вернется!

Кострова опустила глаза.

Прошло некоторое время.

Если бы Макаров не был несколько пьян, он ни за что не сказал бы то, что он сказал, потому что не решился бы это сказать, но он был несколько пьян и не чувствовал страха, а чувствовал даже желание испытать опасность, и он сказал:

— Так вот. Мы с твоей женой — это самое. И любим друг друга.

И очень прямо посмотрел на Кострова.

В тот самый миг и Кострова произнесла свои слова о любви к Макарову, потому что видела, что Макарова сейчас хорошо к ней относится из-за гордости своим умением вышивать.

— Убью! — закричала Макарова, хотя вовсе не собиралась убивать мужа, а собиралась ждать, когда он перебесится. Впрочем, может, она имела в виду Кострову? То есть в смысле — убить.

А Костров, который собирался убить жену в случае измены, выпил последнюю половину стакана и сказал:

— Так...

Вскоре произошло следующее: Костров с каменным лицом и Макарова со слезами простили своих супругов и разрешили им сойтись, раз уж они не могут друг без друга. Сами же уехали: Костров на родину в Днепропетровск, а Макарова на родину в село Калеевка Саратовской области.

Я не люблю рассказов с моралью, но этот рассказ с моралью.

Мораль: люди должны любить не только друг друга, но и других, кто любит друг друга. А то бывает: друг друга любят, а других ненавидят. Это неправильно.

В городе Саратове, на улице Рабочей, перед зданием строительного техникума стоял памятник. Даже и не памятник, а так себе: четырехгранный каменный столб в метр примерно высотой, а на этом столбе — голова. Чья голова — абсолютно неважно. Во-первых, все и так понимают, чья голова там была, а во-вторых, ее уже два года как сшибли, а в-третьих, не о ней вовсе речь.

Однажды вечером студенты техникума выпивали и веселились. Они сидели у открытого окна, и вот один из студентов замахнулся пустой бутылкой, чтобы кинуть и попасть в постамент. Но передумал, ему это показалось неинтересно. Он быстро спустился, поставил на постамент бутылку и быстро вернулся обратно, крича, чтобы без него не начинали. И они стали кидать по этой бутылке сначала тоже бутылками, а потом и другими вещами — и, конечно, рано или поздно кто-нибудь попал бы, но тут к ним в комнату пришли девушки, и они, конечно, тут же забыли о бутылке.

Настала ночь.

Наступило утро.

Бутылка стояла на постаменте.

Перым ее увидел, проходя мимо, Игорь Анатольевич Букварев. Ему было тридцать четыре года, он работал водителем автобуса, вот и шел спозаранку в автопарк выводить автобус на маршрут, работать. Игорь Анатольевич был высок, строен, ловок — и вообще хороший человек. И утро было хорошее, оно как бы просило энергии и движения. Поэтому, увидев бутылку, Игорь Анатольевич нагнулся, взял камень из кучи щебенки, что была свалена возле тротуара, прицелился и кинул. Не попал. Кинул еще раз. Не попал. Посмотрел на часы и, ничуть не расстроенный, пошел быстрей в автопарк, он был человек пунктуальный, не терпел опозданий ни от других, ни от себя.

• Предыдущая
• 7/58
• Следующая