Бремя Власти - Кузмичев Иван Иванович - Страница 14

Солнце постепенно поднимается все выше и выше, ослепляя своими лучами нас и неприятеля. Земля, словно чувствуя будущее сражение, не желает просыпаться, трава после ночной росы осталась лежать, не решаясь подняться…

Вот только туман рассеивается слишком медленно, да и видно, что не успеет светило окончательно обнажить вражеские ряды перед артиллерийскими наводчиками. Что ж, придется действовать своими силами, которых надеюсь хватит, иначе русскому воинству придется худо…

Следом за люнетами выстроились четыре пехотные линии друг за другом на расстоянии сотни саженей. Аккурат таким образом, чтоб не мешать друг другу. Да и первые две линии в основном состояли из батальонов тех полков, которые держали оборону на люнетах. А что, вполне разумный подход, особенно когда в одном полку служат земляки, волей-неволей будешь расторопнее себя вести, а то ведь в следующий раз с тебя самого спросят!

Русские зеленые мундиры на протяжении линии фронта пестрят серыми бликами стальных кирас и шлемов витязей. Стрелковые команды распределили неравномерно. Ближе к центру кучность не в пример ниже чем на краях. Приказ у всех стрелков-витязей один — убивать офицеров вражеской армии при любой возможности. Именно поэтому витязи занимают позиции возле проемов в строю, там, где стоят шестифунтовые полковые пушки старого образца, заряженные бомбами или ядрами. Время картузов с картечью пока не пришло.

Тактика стрелков, успешно применяемая против турецких отрядов, нуждалась в развитии. Первые "сырые" наставления давно напечатаны как дополнение к Уставу. Теперь по прошествии нескольких лет учтены ошибки и недочеты, отшлифованы действия в разных ситуациях. Что такое стрелковые команды в боевой обстановке Европа не знает, да и вряд ли узнает. Витязи, сами того не зная, стали родоначальниками нового вида войск — егерей. Первыми и единственными, надеюсь, они будут оставаться ими как можно дольше.

Но пока еще доморощенным снайперам, вооруженным лучшими фузеями современности рано идти в атаку. Артиллерия еще не 'договорила'.

Трижды громыхали батареи, посылая в сторону врага 'кубышки'. Много крови попортили, еще больше готовы были попортить, но увы, первые вражеские шеренги преодолели сектор обстрела и менять позицию пристрелянных орудий никто не собирался. Слишком муторно, да и времени нет. Недаром ведь принц Евгений так скрупулезно вел все свои битвы до сего времени, вряд ли он даст русскому воинству время для того, что придти в себя, оосбенно, когда у него численное преимущество. Так что стоит ждать следующей волны, поэтому артиллерия тут же переключилась на стрельбу по площадям, по тем зонам, где первая волна не шла. Конечно, была вероятность того, что все это подстава, и вражеский главком обманул нас, но мне казалось, что не настолько уж знаменитый полководец, с которым пришлось даже сойтись на ниве торговой баталии, наивен, поэтому принятое решение не изменил.

И правильно сделал!

Пока русские полки занимали позиции на флангах и между люнетами, готовились к жаркому бою, вражеские войска под скорый бой барабанщиков преодолели больше половины пути. Их полковые знамена уже просматривались сквозь тающий, под лучами раннего солнца, туман. А за ними, в полутысяче шагов, двигались колонны второй атакующей волны: без боя барабанов, крика сержантов и какого-либо шума. Русские войска еще не знали о том, что первыми на них пустили польский корпус вместе с отрядами наемников, а вот основной прорывающей силой вражеского строя принц Савойский сделал проверенные австрийские полки, атакующие русские ряды на левом крыле, с его единственным люнетом.

Огонь батарей уже после седьмого залпа пришлось перенести на проснувшиеся орудия противника, выставившего их для контрбатарейной стрельбы. И надо заметить наводчики у противника не зря получали жалование — третий залп задел крайнюю правую батарею, выбив два орудия и трех бойцов из артрасчета.

Правда стоит отметить, что одна батарея все так же продолжала вести огонь по наступающему противнику, не взирая ни на какие препоны. Да и класс русских расчетов оказался куда выше чем у европейцев: точность, скорострельность и даже банальная казалось бы дисциплина — по всем параметрам русичи впереди.

И хотя артиллерия — бог войны, сражение одними пушками не выиграть, что противник нам и демонстрирует, выводя на люнеты потрепанные полки, которые не вступив в бой с русской пехотой уже потеряли четверть солдат. И большая часть из них ранена.

В низине звуки доносятся далеко, тем более что невысокий холм выступает частичным отражателем. Противник испытывает на себе одно из самых гибельных для армии действий — психическую атаку. Да и как противостоять мольбам о помощи и плачу тех, кто с тобой вчера ел из одного котла, шутил, веселился, вспоминал прожитые годы и загадывал наперед, что съест на ужин и как проведет время свободное от дежурств. Способ конечно был, но он настолько изуверский, что воплотить его в жизнь могут разве что азиаты или прочие тираны, считающие жизни людей всего лишь пылью под своими стопами.

Сотня саженей…

Вражеские шеренги постепенно выравниваются, уплотняются и готовятся к атаке. Мне в подзорную трубу видно как солдаты подтягивают воинскую сбрую и внимательно смотрят вперед, выглядывают кочки и ямы. Вот-вот барабанщикам дадут команду: 'Бой!' и шеренги ускорятся, возможно даже побегут на врага, надеясь скорее сойтись в рукопашную. В которой они заведомо слабее русских богатырей, но выбора у врага нет, потому как вступать в фузейную дуэль для них вовсе смерти подобно: русское оружие заведомо многократно лучше. Тем более, что этот противник знаком с ним еще со времен войны со Швецией.

Но это же поляки… Гонористые и безрассудные пшеки, могущие драть горло, хлестать вино и задирать подолы разбитным девахам. На большее польский корпус ни под русской рукой, ни тем более под австрийской не способен. Уж кому как не мне об этом знать. Хотя недооценивать врага тоже не следует. Одиночное воинское мастерство шляхты известно по всей Европе и признано одним из лучших, другой вопрос — успеют ли паны его проявить…

Я, молча наблюдаю за происходящим. Все роли расписаны, действия и контрмеры приняты, на случай непредвиденных решений врага имеется резерв на каждом направлении. Казалось бы все рассчитано, ан нет, гложет меня червячок, тот самый что порой интуицией зовется. Муторно на душе, хотя казалось бы радоваться следует, вон как лихо начали, уже и канонады противника не слыхать, а польские полки вот-вот обратятся в бегство по всему фронту.

Им даже до люнетов не дали дойти, выбили еще треть залповой стрельбой, вот паны и опешили. А затем по шеренгам прозвучала многоголосая мелодия десятков полковых горнов: где-то быстрее, где-то медленней, но через минуту к нему подключились все горнисты.

Перед моими глазами открылась чудная картина — сквозь шеренги воинов в темно-зеленых мундирах просачиваются ручейки в серо-зеленой форме. У тех и других однотонные зеленые кепки, лишь у некоторых синие и уж совсем изредка виднеются темно-синие, черных — генеральских вовсе не видно. Не по чину им полки в начале боя вести.

Между тем 'ручейки' довольно быстро иссякли и легкой трусцой, как на утренней пробежке побежали навстречу врагу. Не знаю, что подумали солдаты противника, но если бы я не знал, что это отдельные отряды стрелков, созданных по образу и подобию с застрельщиков-витязей, то непременно бы опешил.

Впрочем, отряды стрелков, небольшие, не больше полусотни в каждом, разбежались вдоль поля, перекрывая большую часть своими редкими телами и по команде офицеров замерли, скинули фузеи с плеч и опустились на колено. Теперь каждый стрелок — сам себе командир. Ровно до того момента пока не сделает три выстрела: с предельной для своей винтовой игольчатой фузеи дистанции в полторы сотни саженей, со средней в сто двадцать саженей и с малой — в сотню саженей. На каждый выстрел с прицеливанием и перезарядкой тратится двадцать секунд, исключая первый, когда патрон уже снаряжен.