Воскрешение из мертвых (илл. Л. Гольдберга) 1974г. - Томан Николай Владимирович - Страница 15

• Предыдущая
• 15/101
• Следующая

— В самом деле, товарищи фантасты, давайте-ка сообща? — приглашает их Леонид Александрович.

— Что за вопрос? — широко улыбается Омегин.- Я лично просто счастлив буду. Только ведь у меня…

— Ничего, ничего! — успокаивает его Кречетов.- Зато у нас всего в избытке. Варя позаботилась.

— Вы не беспокойтесь, Леонид Александрович, обо мне тоже позаботилась мама,- улыбается Алексей.

— Ну, это тогда на обед. А на завтрак приглашаем вас мы.

— Ты видал, какая девушка? — восхищенно шепчет Омегин, едва профессор уходит в купе.- Я сейчас сбегаю к Фрегатову. У него, кажется, осталось еще что-то в бутылке от вчерашнего…

— Прошу тебя не делать этого,- хмурится Русин.- Кречетов известный ученый, и неудобно…

— Да что же тут неудобного-то?

— А я прошу тебя воздержаться! — слегка повышает голос Алексей.- Не будем начинать с этого наше знакомство с Кречетовыми.

— Ну хорошо, тогда коньяк к обеду.

«Надо же, чтобы так не повезло? — сокрушенно вздыхает Алексей.- Лучше уж было бы с Фрегатовым вместе…»

А Варя уже возвращается в купе. Через плечо у нее полотенце, лицо свежее, сияющее.

— С добрым утром, Алексей Васильевич,- кивает она Алексею.

— Познакомь же меня,- шепчет Омегин.

Но Алексей делает вид, что не слышит его.

— Ну что же ты? — обиженно спрашивает Омегин, когда Варя скрывается в купе.

— Успеется еще,- смеется Алексей.- Почти сутки будем вместе, да и в Гагре тоже… Только ты учти, Омегин, у Вари есть жених…

— Подумаешь — жених! Вот если ты только?…

— Да и я тоже…

— Ну-с, прошу вас, друзья! — энергично откатывает дверь Леонид Александрович.

На столике купе пестрая салфетка, на ней — бутерброды, тарелка с помидорами, масленка с маслом и еще что-то.

— Будет чай,- весело сообщает Варя.- Я уже заказала проводнику.

— А спиртного ничего нет,- разводит руками Леонид Александрович.- Уж извините…

— Мы непьющие,- заявляет вдруг Омегин.

— Так я вам и поверил! — смеется профессор.

Омегину очень хочется сесть рядом с Варей, но Алексей опережает его.

— Ну-с, а теперь приступим к скромной трапезе,- с шутливой торжественностью произносит Кречетов.- Прошу!

Но тут раздается довольно бесцеремонный стук в дверь, и почти тотчас же в купе просовывается рыжая голова Фрегатова.

— Ба, да тут и Русин!… Это что же такое — выездной пленум фантастов на брега Черного моря?

— Это ваши друзья, наверное? — кивает Кречетов на Фрегатова и выглядывающего из-за его плеча Семенова.

— Да, это те самые фантасты, о которых я говорил,- подтверждает Омегин.

— И один из них автор «Счастливой планеты»?

— Да, вот тот, что сзади,- уточняет Омегин.- Познакомьтесь с профессором Кречетовым, товарищ Семенов. Он в восторге от вашего романа.

— Заходите, заходите, пожалуйста! — приветливо кивает головой Леонид Александрович.- В тесноте, да не в обиде. А роман ваш я действительно читал.

— И он вам в самом деле понравился?

— Я не берусь судить о нем с литературных позиций, но мне думается…

И тут завязывается такая дискуссия, в пылу которой участники ее забывают не только о завтраке, но и о Варе.

— Я не буду спорить с вами о возможности небелковой основы жизни. Допускаю даже азотную планету…- пытается высказать свою мысль Кречетов.

Но его сразу же перебивает Русин:

— Но тогда моря и океаны заполнятся ведь жидким-аммиаком!

— Ну и что же? — набрасывается на него Семенов.- Это только на Земле господствует кислород, а на всех внешних планетах Солнечной системы — азот. Зато метеорология азотных планет куда благоприятнее нашей кислородной. Их небо должно быть вечно безоблачным, без гроз, дождей и снегопадов.

И снова взволнованный голос Алексея Русина:

— И вы допускаете жизнь на такой планете?

— Он допускает. Об этом свидетельствует его роман,- подтверждает Кречетов.- Но я готов допустить на такой планете только какую-то низшую форму жизни…

— А я нет! — упрямо трясет головой Русин.- Не может быть вообще никакой жизни на такой планете!

— Я не понимаю, почему Русин допускает жизнь только на белковой основе? Вы же не против иных форм жизни, профессор? — спрашивает Фрегатов.

— В принципе не против. Все это, однако, лежит в области смутных догадок.

— То есть в области фантастики! — смеется очень довольный этим заявлением профессора Омегин, убежденный сторонник «смутных догадок».

— Да, в какой-то мере,- соглашается с ним Кречетов.

— Не будем спорить сейчас о степени «смутности» наших догадок в научной фантастике,- предлагает Фрегатов,- но в том, что Семенов допускает возможность жизни на азотной планете, нет ведь ничего антинаучного.

— Ну, а как же могла она там возникнуть? — спрашивает Русин.- Как осуществлялась на ней миграция химических элементов? Если мы исключаем из этого цикла господа бога, смыслящего в химии, то кто помог «встретиться» там химическим элементам, которые образовали затем те вещества, на основе которых…

— Ну, знаешь ли, если еще и в такие детали вдаваться в научной фантастике!…- почти возмущенно восклицает Омегин.

— А может быть, мы все-таки будем завтракать? — робко предлагает Варя, протягивая спорщикам бутерброды.

Чувствуя, что Варе не очень интересен этот спор, Алексей готов прекратить его, хотя он так полон желания доказать свою правоту, что и есть уже не хочет.

— В самом деле, не прекратить ли нам на этом полемику? — неожиданно предлагает Фрегатов.

Никто ему не возражает.

В Гагру они прибывают рано утром. У подъезда светлого, типично южного вокзала их уже ждет автобус Литфонда. Минут через пятнадцать он трогается. Несмотря на тряску и шум, сразу же завязывается оживленный разговор. Одни интересуются погодой и температурой моря, другие ценами на фрукты, а какой-то очень смуглый человек явно кавказского типа вдруг заявляет:

— А знаете, дорогие курортники, нас ведь вчера тряхануло.

— То есть как это тряхануло? — недоумевает пожилой писатель, сидящий с ним рядом.

— Что такое землетрясение, знаешь? Вот оно и тряхануло.

— Да быть этого не может! — восклицает писатель.- Ежегодно сюда езжу и не помню, чтобы хоть раз было такое.

— Сами удивляемся,- пожимает плечами кавказец.- Но это факт.

— В самом деле, очень странно,- замечает и Семенов.- Район тут не такой уж сейсмический…

— А что тут удивительного? — оборачивается к нему Фрегатов.- В каком-то справочнике я прочел, что «геологическая молодость горнообразовательных процессов, создавших современный рельеф Кавказа, проявляется в ярко выраженной сейсмичности и в настоящее время».

— Спасибо за цитатку,- усмехается Омегин.- Утешил называется!…

— Справка, между прочим, достоверная,- подтверждает сидящий рядом с Омегиным пожилой литератор из Еревана.-^ Кавказские горы действительно очень молодые и не очень спокойные.

А Алексей все посматривает на Кречетова, который не произнес пока ни слова, но по всему чувствуется, что он внимательно прислушивается к разговору. Русину кажется даже, что он встревожен чем-то.

«С чего бы это?…- недоумевает Алексей.- Не испугался же он…»

— Простите, пожалуйста, товарищ,- обращается вдруг Кречетов к кавказцу, сообщившему о землетрясении.- Вы не помните, когда это было? В какое время?

— Как не помнить — хорошо помню. Около двух часов это было. Как раз перед обедом.

Кречетов достает записную книжку и торопливо листает ее. Это не ускользает от внимания Русина. Связь между сообщением о землетрясении в Гагре и беспокойством профессора Кречетова теперь кажется ему несомненной.

В вестибюле центрального корпуса Дома творчества прибывших встречает сестра-хозяйка и приглашает в кабинет директора. Директор очень вежлив, приветлив, но сдержан. Он знает, что сейчас предстоит самый драматический момент — распределение комнат.

Русину везет — его помещают в приморском корпусе, да еще рядом с Кречетовым.

• Предыдущая
• 15/101
• Следующая