Гай Мэннеринг, или Астролог - Скотт Вальтер - Страница 99
- Предыдущая
- 99/125
- Следующая
- Извините меня, - сказал Бертрам. - Как мне стало известно, я нахожусь в доме полковника Мэннеринга, и я хотел бы прежде всего знать; может быть, полковнику неприятно мое неожиданное вторжение; я не знаю, могу ли я считать себя его гостем.
Мэннеринг сразу же сделал над собой усилие и сказал:
- Разумеется, мне будет очень приятно видеть вас у себя в доме, особенно если вы мне скажете, чем я смогу быть вам полезным. Мне хотелось бы загладить свою вину перед вами. Я часто об этом думал. Но вы явились столь неожиданно, что все нахлынувшие на меня тяжелые воспоминания не позволили мне сразу сказать то, что я говорю вам теперь: чем бы ни была вызвана та честь, которую вы оказали мне своим посещением, я ему рад.
Бертрам ответил на эту подчеркнутую вежливость столь же вежливым, но холодным поклоном.
- Джулия, дорогая, тебе лучше бы сейчас удалиться. Мистер Браун, извините мою дочь, но я вижу, что воспоминания ее взволновали.
Мисс Мэннеринг встала, чтобы уйти; проходя мимо Бертрама, она все же не могла удержаться и не прошептать: "Безумный! Опять!" - так тихо, что услышать ее мог только он один. Мисс Бертрам последовала за своей подругой, пораженная всем, что случилось, но не решаясь взглянуть второй раз на человека, который так ее напугал. Она поняла, что произошла какая-то ошибка, но боялась, что только усугубит ее, если заявит, что незнакомец покушался на жизнь Хейзлвуда. Она увидела, что он старый знакомый Мэннеринга и что полковник разговаривал с ним как с человеком благородным. Должно быть, или сама она сейчас обозналась, или Хейзлвуд был прав, утверждая, что выстрел произошел случайно.
Группа людей, оставшихся в гостиной, была достойна кисти большого художника. Каждый из них был настолько поглощен собственными чувствами, что не обращал внимания на всех остальных. Бертрам самым неожиданным образом очутился в доме человека, к которому он относился то с неприязнью, как к своему личному врагу, то с уважением, как к отцу Джулии. Самые противоположные чувства столкнулись в душе Мэннеринга: ему хотелось быть учтивым и гостеприимным; он был рад, что человек, с которым он некогда сводил счеты и в гибели которого он потом себя упрекал, жив, но, с другой стороны, ему достаточно было увидеть своего былого врага, и в его гордой душе вспыхнули прежняя неприязнь и предубеждение. Сэмсон едва стоял на ногах; держась обеими руками за спинку стула, он не сводил глаз с Бертрама; волнение совершенно исказило его лицо. Динмонт в своей мохнатой куртке походил на огромного, вставшего на задние лапы медведя. Вытаращив глаза от удивления, он смотрел на всю эту сцену.
Один только адвокат держался как ни в чем не бывало. Человек опытный, сообразительный и энергичный, он уже предвкушал блестящий успех в этом странном, увлекательном и таинственном деле, и вряд ли юный монарх, возглавив блестящую армию и видя, что будущее ему улыбается, мог больше радоваться своей первой победе. Он стал действовать очень решительно и распорядился всем сам.
- Садитесь, господа, садитесь. Дело это по моей части, позвольте же мне обо всем позаботиться самому. Садитесь, дорогой полковник, и предоставьте мне полную свободу; садитесь, мистер Браун, aut quocunque alio nomine vocaris [t88]; прошу вас сесть, Домини, и ты, наш добрый лидсдейлец, тоже возьми себе стул.
- Я уж не знаю, мистер Плейдел, - сказал Динмонт, поглядывая на свою куртку и на прекрасную мебель гостиной, - может, мне куда в другое место пойти бы, пока вы тут свои дела обсудите: мне здесь делать нечего.
Полковник, который к тому времени уже узнал Дэнди, подошел к нему, приветливо поздоровался с ним и сказал, что после его благородного поступка в Эдинбурге он в своей грубой куртке и охотничьих сапогах с честью мог бы занять место в любом из залов королевского дворца.
- Нет, нет, полковник, мы ведь люди простые, деревенские. Конечно, я рад был бы услыхать, что у капитана все переменилось к лучшему, а уж я знаю, что все на лад пойдет, коли мистер Плейдел за дело взялся...
- Верно, Динмонт, ты просто как Горный оракул говоришь, ну, а теперь помолчи. Кажется, наконец все сели. Выпьем по бокалу вина, а потом уже я начну допрос по всем правилам моего катехизиса. Теперь скажите нам, дорогой мой, сказал он, обращаясь к Бертраму, - а сами-то вы знаете, кто вы такой?
Несмотря на свое замешательство, наш неофит при этих словах невольно рассмеялся и ответил:
- Прежде я всегда думал, что знаю, но последние события заставляют меня в этом усомниться.
- Тогда расскажите нам, кем вы себя считали раньше.
- Я привык считать и называть себя Ванбестом Брауном, вольноопределяющимся *** полка, которым командовал полковник Мэннеринг. Полковник меня знает.
- Все это совершенно верно, - сказал полковник. - Я могу подтвердить, что это действительно мистер Браун, и добавить то, что он, по своей скромности, вероятно позабыл: он зарекомендовал себя как человек способный и храбрый.
- Тем лучше, - заявил Плейдел, но это общие положения. Скажите мне, мистер Браун, где вы родились?
- Насколько я знаю, в Шотландии, но где именно, сказать не могу.
- А где выросли?
- Ну, конечно, в Голландии.
- А у вас не осталось никаких, воспоминаний о годах детства, проведенных в Шотландии?
- Только самые смутные. Но я хорошо помню, что в детстве меня и любили и баловали, и, вероятно, это воспоминание еще отчетливее оттого, что потом со мной обходились очень сурово. Я смутно припоминаю красивого мужчину, которого я звал папой, и болезненную женщину, должно быть мою мать, но воспоминания эти очень неясные и путаные. Я помню еще какого-то высокого, худого и доброго человека, он ходил всегда в черном, учил меня читать и гулял со мной, и, кажется, в последний раз-Тут Домини не мог уже больше сдерживать себя. С каждым словом, которое он слышал, он все больше убеждался, что видит перед собой сына своего благодетеля. Ценою огромных усилий, он не давал воли своим чувствам, но когда, перебирая в памяти образы детства, Бертрам дошел до своего учителя, он уже больше не мог утерпеть. Он вскочил, сложил руки и, весь дрожа, со слезами на глазах, громко закричал:
- Гарри Бертрам, посмотри, неужели ты меня не узнаешь?
- Да, - воскликнул Бертрам, вставая с места, будто свет озарил его вдруг, - да, Гарри, так меня действительно звали! И это действительно мой милый учитель, я узнаю его и по голосу и по виду!
Домини бросился в его объятия; он несчетное число раз прижимал его к груди, охваченный буйным восторгом, от которого сотрясалось все его тело, безудержно всхлипывал, а потом, как выразительно говорится в Библии, возвысил голос и громко зарыдал.
Полковник Мэннеринг тоже взялся за платок; Плейдел морщился и протирал очки, а добряк Динмонт два раза громко всхлипнул и сказал:
- Это же просто черт знает что! Такого со мной ни разу не бывало с тех пор, как я старуху мать похоронил.
- Ну довольно, довольно, - сказал наконец адвокат. - Тише, суд идет. Нам еще много всего предстоит сделать; надо, не теряя времени, собрать нужные сведения; придется, по-видимому, кое-что предпринять сейчас же, не дожидаясь утра.
- Я велю тогда оседлать лошадь, - предложил полковник.
- Нет, нет, успеется. С этим можно еще подождать... Только знаете что, Домини, довольно. Я уже дал вам излить ваши чувства. Время ваше истекло. Позвольте мне продолжать допрос.
Домини привык повиноваться всем, кто этого требовал. Он снова плюхнулся в кресло и покрыл лицо клетчатым носовым платком, воспользовавшись им, как некогда греческий художник - покрывалом. По сложенным рукам можно было догадаться, что он погрузился в благодарственную молитву. Он то выглядывал из-за своего покрывала, как будто с тем, чтобы удостовериться, что радостное видение не растаяло в воздухе, то опускал глаза и снова благоговейно молился про себя, пока наконец внимание его не привлекли вопросы адвоката.
- Предыдущая
- 99/125
- Следующая
