Гай Мэннеринг, или Астролог - Скотт Вальтер - Страница 44

• Предыдущая
• 44/125
• Следующая

- Ну вот и хорошо, что из болота вылезли, - сказал Динмонт. - Лошадям тут легче конюшню найти, чем людям пристанище; теперь вот мы уже выехали на Мейденуэй.

И в самом деле они тут же очутились на неровной мощеной дороге. Это были остатки римской дороги, проложенной по этим пустынным местам на север. Тут они уже могли ехать со скоростью девяти-десяти миль в час. Дампл даже не стал отдыхать, он всего-навсего сменил галоп на рысь.

- Я мог бы его и побыстрее пустить, - сказал Динмонт, - но на нем такие два верзилы сидят, что коня жалко: ведь такого другого больше на всей Стейншибэнкской ярмарке не найти.

Браун тоже считал, что лошадь надо пожалеть, и добавил, что, раз они уже находятся в безопасности, мистеру Динмонту следовало бы повязать голову платком, чтобы рана не разболелась от холодного воздуха.

- Совсем это ни к чему, - заявил отважный фермер. - Пускай кровь на ветру присохнет, тогда и пластыря не понадобится.

Брауну за время военной службы не раз приходилось встречать тяжелораненых. Но он ни разу не видел, чтобы кто-нибудь так стойко переносил столь тяжелые раны.

- Не буду же я нюни распускать из-за царапины на голове. Через пять минут мы уже на шотландской земле будем, и вы останетесь у меня в Чарлиз-хопе: это дело решенное.

Браун охотно принял это гостеприимное приглашение. Было уже совсем темно, когда впереди вдруг блеснула маленькая речка, извивавшаяся среди лугов. Горы были здесь зеленее и круче, чем те, которыми недавно проходил Браун, и спускались почти прямо к реке. Они не поражали путника ни высотой, ни своим живописным видом: склоны их были, обнажены; не было и скалистых утесов; на всем лежала печать тихого сельского уединения. Не видно было ни плетней, ни дорог, почти не было и пашен. Казалось, что такую вот землю мог избрать библейский пастырь, чтобы пасти здесь свои стада. Попадавшиеся тут и там остатки разрушенных крепостей говорили о том, что некогда здесь жили люди, совсем не похожие на теперешних обитателей этих мест. То были отважные разбойники, подвиги которых во время войн Англии с Шотландией остались в памяти у потомков.

Спустившись по дороге к хорошо знакомому броду, Дампл перешел узенькую речку, прибавил шагу и, пробежав около мили по берегу быстрой рысью, остановился возле нескольких низеньких домиков, крытых соломой. Домики эти, обращенные друг к другу углами, строились, очевидно, как попало. Это была ферма Чарлиз-хоп, или "городок", как ее здесь называли. Наших путников встретил отчаянный лай трех поколений Перцев и Горчиц и всех их бесчисленных родичей с неизвестными именами. Прикрикнув на них, фермер призвал всех к порядку. Голос его узнали; полуодетая скотница отворила дверь и тут же захлопнула ее у них перед носом, для того чтобы доставить себе удовольствие заорать на весь дом: "Хозяйка, хозяйка! Хозяин приехал, и с ним еще господин какой-то!" Дампл, отпущенный на волю, сам побежал вперед и остановился перед дверью конюшни. Там он начал бить копытом и тихо заржал; в ответ на это из конюшни тоже раздалось ржание. Среди всей этой суматохи Браун еле мог уберечь Шмеля от дворовых собак; нравы этих четвероногих больше соответствовали их кличкам, чем добродушию их хозяина, и к приезжему они отнеслись весьма неприветливо.

Через несколько мгновений здоровенный детина заводил уже Дампла в конюшню, а миссис Динмонт, довольно красивая, полная женщина, с непритворной радостью встречала своего супруга.

- Долгонько же ты проездил, родной мой! - воскликнула она.

Нынешние фермеры южной Шотландии - люди гораздо менее грубые, чем их отцы, и нравы, которые я сейчас собираюсь описывать, или вовсе исчезли, или в значительной степени изменились. Не утратив своей сельской простоты, шотландцы приобрели теперь знания и привычки, которых не было у прежнего поколения. Это относится не только к сельскому хозяйству, но и к самому быту. Дома стали более удобными, образ жизни больше под стать тому, который мы встречаем в цивилизованном мире, и самая большая роскошь - просвещение за последние тридцать лет широко распространилось в этом горном крае. Непробудное пьянство, от которого раньше страдало его население, теперь почти сошло на нет, а удивительное гостеприимство шотландцев сохранилось таким, как было; оно только сделалось несколько более изысканным и не переходит уже границ благоразумия.

- Да что это на тебя нашло, - сказал Дэнди Динмонт, освобождаясь из объятий своей супруги, очень, однако, осторожно и глядя на нее с большой нежностью. - Что это ты, Эйли, неужели ты не видишь, что я тебе гостя привез?

Эйли повернулась к Брауну и начала извиняться.

- Я так обрадовалась, что муженек приехал... - сказала она. - Но, боже милостивый, что это такое с вами обоими? Они уже прошли в комнаты, и там при свечке было видно, что одежда и у того и у другого была в крови.

- Ты что, Дэнди, опять с каким-нибудь лошадником из Бьюкасла подрался? Послушай, ты ведь не один, у тебя и жена и дети есть, как же ты не понимаешь, что тебя убить могут?

На глазах у нее выступили слезы.

- Ну ладно, ладно, женушка! - сказал Динмонт, громко и не слишком церемонно ее целуя. - Брось ты, пожалуйста, все это чепуха, вот господин тебе тоже скажет, что, как раз когда я от Лури Лаутера вышел, а мы тут с ним выпили немножко, я двинулся дальше и радовался, что скоро буду дома. А из чащи вдруг какие-то два стервеца как выскочат да как повалят меня... И так меня всего исколошматили, что я не успел даже и за хлыст взяться; слово тебе даю, женушка, ежели бы этот милый человек не подоспел вовремя, на мою долю побольше бы тумаков пришлось; да и денег бы столько пропало, что и не нажить потом. Вот ты теперь и должна благодарить господа бога да его. - Сказав это, он вытащил засаленный бумажник и велел жене его спрятать.

- Да благословит вас господь бог за вашу доброту. Чем же мы-то можем отблагодарить? Приютить, что ли, и накормить? Но ведь мы самому последнему нищему и то бы не отказали; разве только... - Тут она нерешительно взглянула на бумажник, как будто робко на что-то намекая.

Браун увидел и сумел в должной мере оценить это простодушие, смешанное с чувством горячей благодарности и выраженное столь непосредственно, но вместе с тем деликатно.

Он знал, что в своей бедной одежде, которая была к тому же разодрана и выпачкана в крови, он мог быть принят за нищего и, вызвать только жалость. Он поспешил сказать, что его зовут Браун, что он - капитан кавалерийского полка и что путешествует он для собственного удовольствия пешком, считая, что это и удобнее и дешевле. Он попросил гостеприимную хозяйку поглядеть на раны Динмонта, заметив, что тот никак не согласился показать их ему. Но в миссис Динмонт раны ее супруга вызывали меньше удивления, чем приезд в их дом драгунского капитана. Поэтому она прежде всего взглянула на не совсем чистую скатерть, подумала с минуту о том, что она подаст на ужин, и потом уже похлопала мужа по плечу и велела ему сесть, приговаривая при этом, что он болван, который не только сам вечно в какую-нибудь историю впутается, но еще и других за собой потянет.

Когда Дэнди Динмонт, подпрыгнув несколько раз и проплясав шотландский танец, чтобы посмеяться над женой и ее напрасным беспокойством, согласился выставить ей на обозрение свою круглую, как пушечное ядро, косматую черную голову, Браун подумал, что такая рана, наверно, вызвала бы серьезнейшие опасения у полкового хирурга. Миссис Динмонт, однако, оказалась сведущей в хирургии - она обрезала ножницами пряди волос с запекшимися на них сгустками крови, чтобы они не мешали ей промыть рану, и приложила к больным местам куски корпии, пропитанные особой мазью, которую в этих местах считают прекрасным средством для заживления ран (очень частые происшествия на ярмарках позволили достаточно хорошо испытать ее целебные свойства). Потом, невзирая на сопротивление своего пациента, она забинтовала ему голову, а поверх всего надела ночной колпак, чтобы повязка не съехала. Другие раны, на лбу и на плечах, она промыла водкой, к которой Динмонт прежде всего приложился сам. После этого простодушная миссис Динмонт любезно предложила свою помощь Брауну.

• Предыдущая
• 44/125
• Следующая