Гай Мэннеринг, или Астролог - Скотт Вальтер - Страница 30

• Предыдущая
• 30/125
• Следующая

- Если бы я только мог это предвидеть, - сказал он, - я изъездил бы всю Шотландию вдоль и поперек, чтобы найти хоть кого-нибудь, кто отбил бы у Глоссина это поместье.

Но увы! Было уже поздно. Назначенный час настал, и в Кипплтрингане в месте, где должна была состояться распродажа, собирался уже народ. Мак-Морлан старался затянуть приготовления, насколько это было возможно, и читал опись вещей так медленно, как будто это был его собственный смертный приговор. Каждый раз, когда отворялась дверь, он глядел на нее с надеждой, но эта надежда становилась постепенно все слабее и слабее. Он прислушивался к малейшему шуму на улице и старался уловить в нем стук колес и цоканье копыт. Но все было напрасно. Тогда его вдруг осенила догадка, что полковник Мэннеринг поручил купить имение кому-нибудь другому. Ему даже не пришло в голову упрекнуть полковника в недоверии. Но и эта последняя надежда вскоре исчезла. После того как наступило торжественное молчание, Глоссин предложил свою цену за поместье и за баронство Элленгауэна. К этой сумме никто ничего не прибавил, и никакого соперника у него не нашлось, - поэтому песочные часы были перевернуты, и, когда они отсчитали положенные минуты, мистер Мак-Морлан должен был объявить по всем правилам, что "торг завершен и вышеупомянутый Гилберт Глоссин вступает в законное владение поместьем и всеми землями').

Честный Мак-Морлан отказался принять участие в богатом пиршестве, которое устроил Гилберт Глоссин, ныне уже эсквайр элленгауэнский. С чувством глубочайшей горести он вернулся домой и стал сетовать на непостоянство и причуды индийских набобов [c107], которые сами не знают, чего хотят. Но судьба великодушно приняла вину за все случившееся на себя и смирила негодование Мак-Морлана. Около шести часов вечера явился нарочный, "вдрызг пьяный", как доложила служанка, с письмом от полковника Мэннеринга, написанным еще четыре дня тому назад в каком-то городке на расстоянии ста миль от Кипплтрингана. В письмо была вложена доверенность на имя Мак-Морлана, которая уполномочивала его, или любое другое лицо, по его усмотрению, на покупку поместья. В письме говорилось также, что неотложные семейные обстоятельства требуют присутствия полковника в Уасяморленде, куда он и просил адресовать письма на имя Артура Мервина, эсквайра, в Мервин-холл.

В порыве гнева Мак-Морлан бросил доверенность в лицо ни в чем не повинной служанке, и его еле удалось удержать от собственноручной расправы с негодяем нарочным, который своей нерасторопностью и пьянством погубил все дело.

Гэллоуэйский Джон Скейлз был половчее, чем его прототип. Он ухитрился стать наследником Линна без неприятной обязанности "отсчитывать червонцы". Как только неожиданная и печальная весть дошла до мисс Бертрам, та поспешила завершить начатые ею приготовления к отъезду, чтобы возможно скорее покинуть дом. Мак-Морлан помогал ей и так настойчиво уговаривал ее переехать к нему на то время, пока она не получит ответа от своей родственницы или не решит сама, где и как она будет жить, что мисс Бертрам почувствовала, что отказаться от такого приглашения значило бы обидеть этого доброго человека. Миссис Мак-Мордан была женщиной благородной и образованной и могла сделать пребывание в их доме приятным для мисс Бертрам. Таким образом, молодая девушка обретала одновременно и кров и друзей. На душе у нее полегчало, и она могла спокойно расплатиться и проститься с теми немногими слугами, которые еще оставались в доме.

Если слуги и их господа - люди достойные, им всегда бывает грустно расставаться, а обстоятельства на этот раз были таковы, что разлука эта становилась еще более тягостной.

Слуги получили все, что им причиталось, и даже с некоторой надбавкой; со словами благодарности и всяческими добрыми пожеланиями они прощались со своей молодой госпожой; кое-кто плакал. В гостиной остались только Люси, Мак-Морлан, который приехал, чтобы увезти ее к себе, и Домини Сэмсон.

- А сейчас, - сказала бедная девушка, - я должна проститься со старейшим и лучшим моим другом. Да благословит вас бог, мистер Сэмсон, и да воздается вам за всю вашу доброту, за все заботы о вашей воспитаннице и за все, что вы сделали для покойного отца. Я надеюсь, что вы часто будете нам писать. - С этими словами она положила ему в руку несколько завернутых в бумагу золотых и встала, чтобы уйти.

Домини Сэмсон тоже поднялся с места, но стоял неподвижно, пораженный этим известием. Ему никогда и в голову не приходило, что он может расстаться с Люси, куда бы она ни уехала. Он положил деньги на стол.

- Конечно, этого мало, - сказал Мак-Морлан, не догадавшись, зачем Домини это сделал, - но поймите, обстоятельства...

Сэмсон нетерпеливо махнул рукой.

- Да совсем тут не в деньгах дело, - проговорил он, - совсем не в деньгах, а в том, что уже двадцать с лишним лет, как отец ее призрел меня в своем доме, и поил, и кормил, а сейчас вот я, оказывается, должен покинуть ее в такой беде, в таком горе. Нет, мисс Люси, не думайте, что я на это способен. Вы сами никогда бы не согласились вышвырнуть на улицу отцовскую собаку. Неужели же я хуже собаки? Нет, мисс Люси Бертрам, пока я жив, я ни за что не расстанусь с вами. Я не буду вам в тягость, я уже все обдумал. Ведь Руфь сказала Ноэмии [c109]: "Не уговаривай меня уйти и расстаться с тобой; куда бы ты ни пошла, и я пойду за тобою следом, и где ты будешь жить, там буду жить и я; твой народ будет моим народом, и твой бог - моим богом. Где ты умрешь, там умру и я, и там меня похоронят. Так угодно господу богу: нас разлучит только смерть".

В продолжение этой речи, самой длинной из всех когда-либо произнесенных Сэмсоном, слезы градом катились из глаз доброго старика, и как Люси, так и Мак-Морлан были глубоко тронуты искренностью его чувств.

- Мистер Сэмсон, - сказал Мак-Морлан, поочередно хватаясь то за табакерку, то за носовой платок, - в доме у меня места много, и, если вы поселитесь у меня на то время, пока мисс Бертрам почтит нас своим присутствием, я буду счастлив принять у себя человека столь верного и достойного. - И тут же, опасаясь, чтобы со стороны мисс Бертрам не последовало на этот счет никаких возражений, он очень деликатно добавил:

- Дела мои часто заставляют меня искать помощи человека более опытного в счетном деле, чем теперешние мои конторщики, и я буду рад, если вы не откажетесь по мере надобности помогать мне.

- Разумеется, разумеется, - тотчас же отвечал Сэмсон. - Я знаю двойную итальянскую бухгалтерию.

Кучер, который вбежал в комнату с известием, что лошади поданы, увидев эту необыкновенную сцену, замер на месте и уверял потом миссис Мак-Кэндлиш, что это была самая жалостная картина, которую он когда-либо видел в жизни: "Даже когда бедняжка серая кобыла помирала, и то столько слез не пролили". Это пустячное происшествие имело потом для Домини важные последствия.

Миссис Мак-Морлан приняла гостей очень радушно; муж ее объявил и ей и всем домашним, что пригласил Домини Сэмсона, чтобы тот помог ему разобраться в разных запутанных делах, и что на это время он поселится у них в доме. Жизненный опыт подсказывал Мак-Морлану, что дело следует представить именно так, потому что, как бы Домини ни был привязан к семейству Элленгауэнов и как бы он ни был благороден, наружность его имела весьма неприглядный вид и плохо вязалась с представлением о том, каким должен быть наставник молодой леди, и его появление в качестве лица, сопровождающего хорошенькую семнадцатилетнюю девушку, могло показаться просто смешным.

• Предыдущая
• 30/125
• Следующая