Никто кроме Путина. Почему его признает российская «система» - Хардинг Люк - Страница 30

Постепенно мы осваиваем русские глаголы, обозначающие действие, определенные и неопределенные, а также совершенные и несовершенные — «ехать/ездить, лезть/лазит, плыть/плавать». Я учу ударения. Поставишь ударение не на тот слог — и никто тебя не поймет. Мы начинаем изучать русских классиков. Читаем рассказы Ивана Бунина, в которых речь идет о дореволюционных ухаживаниях и о несчастной любви, прозаические произведения советских писателей-эмигрантов 70-х и 80-х годов, таких как Сергей Довлатов, мастер сжатой иронии. Роман Лилии Чуковской, действие которого разворачивается в 1930-х годах, во время сталинских чисток. События в романе развиваются медленными, но увлекательными отрывками. Мои учебники по грамматике уже имеют уши. Я выбрасываю рассказы Виктора Пелевина на снег.

Одно из моих любимый произведений — «На даче». Это простое прозаическое произведение Антона Чехова. Мужчина среднего возраста получает записку от таинственной женщины, которая зовет его на свидание в старый летний дом. В записке говорится: «Я вас люблю… Простите за признание, но страдать и молчать нет сил. Я молода, хороша собой… чего же вам еще?». Он приходит и видит, что на этом же самом месте ждет брат его жены Митя, который получил такую же записку… История — удивительная мини-сатира о мужском тщеславии и женском коварстве, в которой побеждают женщины.

Мне по душе наши русские разговоры. Зимой уроки проходят в моем тусклом офисе. А летом мы иногда работаем дома, сидя в саду под березой. Мы с Викой беседуем в течение 20 минут прежде, чем открыть учебник грамматики. Мы разговариваем о разрушении старой Москвы и исчезновении лип, которые некогда украшали ее бульвары, о жадности мэра Москвы Юрия Лужкова, об общем состоянии политической безнадежности. Я уже знаю, как на русском называются ландыши. И когда двое соловьев устраивают над нашими входными дверями гнездо, мелодично распевая ранними летними часами, я учу еще одно благозвучное русское существительное: нашими крылатыми гостями являются «соловьи».

Вика — непревзойденный собеседник. Она доброжелательна (пока я высказываюсь правильными фразами) и терпеливо относится к моим неудачным попыткам выдавить из себя русское «р». Мы не всегда соглашаемся относительно политики: к примеру, ее пугает НАТО и бомбардировки Белграда. Но мы находим взаимоприемлемые места. По мере того, как мой русский становится свободнее, грамматические вызовы становятся тяжелее, Мы тратим месяцы на приставки. Приставки становятся фугой, они повторяются в моей голове по дороге на работу в метро — вариации «за, про, на, вот, пере», когда я грохочу темными тоннелями города.

Я узнаю, что наша московская квартира относится к культурной традиции советских домов, в которые наведываются призраки. В 1921 году Анна Ахматова — известная поэтесса, мужа которой расстреляли, а сына посадили, и которой десятилетиями не разрешали печататься, написала стихотворение. В нем устрашающе описывается похожая обстановка: комната, в которую вторглись, открытые окна, странное размещения вещей, чувство страха. Позже Борис Пастернак, еще один русский писатель, которого преследовало государство, вспоминал, как он выработал привычку говорить «Мои поздравления» всегда, когда заходил в пустую комнату. Он знал, что «стены имеют уши».

Я не строю из себя Доктора Живаго. Сатирик XIX века Михаил Салтыков-Щедрин писал, что российским обществом управляют произвол, лицемерие, ложь, жадность, предательство и пустота. Все это я понимаю без обучения. Но именно у Вики я учусь понимать, а потом и любить трагический лиризм России.

Еще до своего назначения в Москву я знал, что мне понадобится русский, чтобы читать прессу и брать интервью. Но я не представлял, что через два десятилетия после распада СССР русский язык не потеряет своего статуса «lingua franca» среди всех постсоветских государств, за исключением трех балтийских — хотя там также до сих пор говорят на русском.

В 2007 году Уильям Бернс, посол США в Москве, определил пять «принципов» внешней политики России. Первым принципом Кремля, отмечает Бернс в обнародованной дипломатической телеграмме, является «получение международного признания огромной силы и максимизация глобального влияния России». Вторым является «защита территориальной целостности суверенных государств», а третьим — «содействие привлечению всех акционеров, даже «нежелательных» в установление мира». Четвертым и пятым является «минимизация перспектив дальнейшей восточной экспансии НАТО» и «распространение российского экспорта, включая оружие, на любую страну, имеющую наличность».

Посольство США в Москве также предоставляет вспомогательные справки для встреч с американскими должностными лицами, в которых объясняется ментальность российских хозяев. В этих брифингах-инструктажах изложены предпосылки настойчивой и часто конфронтационной внешней политики Путина и его язвительных отношений с Западом, продиктованных возмущением. Наиболее рельефно Путин продемонстрировал это во время речи в Мюнхене в 2007 году, когда начал гневную атаку на американскую власть. Он осуждал «однополярный» мир, в котором ведущую роль играют США, и вместо этого призвал к «многополярности».

Россияне всех политических воззрений до сих пор имеют обиду за якобы «унижение» их американцами и европейцами в период острой слабости России в 1990-х, утверждают в посольстве США. Они также чувствуют, что важные жесты Путина — такие, как помощь в организации войны в Афганистане, которую Америка ведет после террористических актов 11 сентября 2001 года, не приводят к взаимности. Москва продолжает настойчиво сопротивляться размещению Соединенными Штатами центров противоракетной обороны в бывших коммунистических государствах. Кремль убежден, что эти центры подрывают национальную безопасность России и угрожают ее статусу великой державы. В 2008 году администрация Обамы сужает планы американской противоракетной обороны в Европе, пытаясь успокоить Россию. Однако даже три года спустя Кремль по-прежнему не доволен. Медведев даже намекнул, что Москва готова разорвать новое соглашение со США по уменьшению ядерного вооружения.

В не очень интересной телеграмме относительно мирового экспорта российского оружия Бернс объясняет язвительность Москвы в большой степени «комплексом неполноценности по сравнению с США». В последние годы Кремль продал военной техники на миллиарды долларов таким странам, как Венесуэла, Иран, Сирия и Судан. Бернс пишет: «Некоторым российским политикам очень нравится не повиноваться Америке во имя многополярного мирового порядка и заниматься расчетами с нулевой суммой… В то время как первостепенной целью России эксперты до сих пор видят прибыль, все замечают второстепенное стремление достичь дискомфорта для США. Эту цель реализуют посредством продажи оружия антиамериканским правительствам Каракаса и Дамаска». Продавая это оружие, Россия хочет, чтобы ее «серьезно воспринимали как глобального партнера».

На протяжении четырех лет в Москве я пишу многочисленные статьи о внешней политике России. В этот период Путин воскрешает советскую практику хвастовства ракетами, танками и тяжелым оружием во время ежегодных кремлевских парадов на Красной площади в честь Дня Победы. За год своего пребывания в Москве я получаю несколько различных официальных приглашений. Министр иностранных дел вычеркивает меня из списка на ежегодный прием.

Но по непонятной причине я получаю белую открытку, на которой золотыми буквами меня ежегодно приглашают посмотреть парад на Красной площади, мне даже предоставляют место у мавзолея Ленина рядом с VIP-ложей. Я пишу материалы, когда Путин разрывает соглашение, которое ограничивает традиционные вооруженные силы в Европе, предъявляет претензии на большую часть Арктики, играет в военные игры с Китаем и четырьмя центральноазиатскими государствами. Он также восстанавливает патрули на дальние расстояния над Атлантическим, Тихим и Северным Ледовитым океанами, задействовав внушительную эскадру ядерных бомбардировщиков ТУ-95. Западных экспертов этот жест не удивляет. «Это — хитрое предупреждение. Вот что это», — говорит мне один из них.