Записки Виквикского клуба (с иллюстрациями) - Сиснев Виссарион Иванович - Страница 14

• Предыдущая
• 14/25
• Следующая

Ребята видели, что я привираю, но спорить им со мной было трудно: доказательство-то только что сидело на заборе. Вовка меня не выдал, слушал мою байку и посмеивался.

После этой неожиданной встречи мы с Клиффом общались почти каждый день. Только на забор он уже больше не влезал, ему и за прошлый раз влетело от учителя. Мы нашли другой способ, более удобный и безопасный. Забор-то был деревянный, уже довольно ветхий, и мы в дальнем углу двора, где росли густые акации, расшатали доски и проделали приличную щель, которую не было видно ни с нашего, ни с их крыльца. Там мы и беседовали. Вовка тоже обычно присутствовал.

Иногда и к Клиффу присоединялся кто-нибудь из его приятелей, которым любопытно было поговорить с русскими.

Ну и вопросы они нам задавали! Например, такой:

— А у вас автомобили делают?

Я даже не понял с первого раза:

— Автомобили?

— Ну да. Делают или вы их у американцев покупаете?

— Ты что, Клифф, слепой?

— Почему слепой? — удивился он, не обижаясь.

— А если нет, то после уроков прогуляйся около школы. Увидишь машины, которые называются «Волга», «Москвич» и «Жигули». По-твоему, они в Америке делаются?

Верхний этаж нашей школы был отдан под квартиры для технических работников посольства, преимущественно шофёров. Поэтому вдоль тротуара у школы часто стояли машины советских марок.

— Клифф, — задал я вопрос в свою очередь, — а почему ты решил, что у нас своих машин нет?

Он поколебался, но честно ответил, что один их учитель сказал, будто у нас вся техника либо немецкая, либо американская.

— Да? Тогда спроси своего учителя, где мы купили первый искусственный спутник Земли, если его не было ни у американцев, ни тем более у немцев?

— Разве ваш спутник был первым?

— Здравствуйте! А само название-то откуда взялось? Ты меня разыгрываешь или верно не знал?

— Не знал.

Помалкивавший, как всегда, но внимательно слушавший Вовка тут уж не выдержал, хотя обратился почему-то ко мне, а не прямо к Клиффу:

— Может, он не знает и кто был первым человеком в космосе?

— Знаю, — сказал Клифф. — Это все знают: Гагарин. Он приезжал в Лондон, только я ещё маленький был, не помню. А мой папа его видел.

Вовка упорно продолжал адресоваться ко мне:

— Тогда пусть сообразит, как это можно, не имея даже собственных автомобилей, запустить спутники и людей в космос.

Клифф, слышавший его голос, но не видевший его самого, просунул голову сквозь забор и с любопытством посмотрел на моего друга. Прежде чем втянуть голову обратно, он пообещал Вовке:

— Я этот вопрос завтра задам тому учителю. Поглядим, что он мне ответит.

Учитель ему ответил, как мы потом узнали, что все это «сложный комплекс проблем», в котором ребята разберутся, когда вырастут и накопят побольше знаний. По нашему с Вовкой мнению, этот самый учитель просто вывернулся, и все, потому что сказать ему было нечего.

Всерьёз мы схватились с Клиффом насчёт того, кто победил Гитлера. Вернее, кто был главнее в той войне — мы или англичане. Он доказывал, что Англия первой вступила в бой с нацистами — так он называл фашистов — и дралась с ними в одиночку, когда французы уже капитулировали, а американцы и русские ещё не думали влезать в драку.

— Знаешь, сколько народу погибло под нацистскими бомбами в Лондоне и других городах? Если хочешь знать, дом, где папа родился, на куски разнесло, экономка и садовник погибли. Хорошо, что бабушка с дедушкой уехали в Шотландию, а то и их бы убило.

— Знаешь что, — сказал я Клиффу в сердцах, — у вас тут сколько человек населения? Миллионов шестьдесят?

— Пятьдесят пять. А что?

— А то. У вас всего населения пятьдесят пять миллионов, а у нас за войну погибло двадцать миллионов.

— Двадцать миллионов! — ужаснулся Клифф.

— Но дело не в этом только, — не дал я ему прийти в себя. — Хоть вы и первыми начали воевать, да только вы ведь все оборонялись. А в наступление пошли, второй фронт открыли, когда мы уже к Берлину подходили. Можешь спросить своего отца, раз он у тебя историей интересуется, уж это он тебе подтвердит.

— Откуда ты все это знаешь? — спросил Клифф серьёзно.

— У нас это любой мальчишка знает. У каждого кто-нибудь из родственников погиб в этой войне.

Но по большей части наши беседы протекали вполне мирно. Я отвечал на его бесчисленные вопросы о Москве, о московских школах, вообще о нашей жизни, а от него мы с Вовкой получали массу сведений об Англии и англичанах.

Кому-то может показаться, что я, как любит говорить бабушка Прасковья, поставил телегу впереди лошади: про школьный забор и соседний двор наговорил семь вёрст до небес (тоже бабушкина присказка), а про саму школу пока ни слова. Но это потому, что если забыть, где она находится, то от моей московской школы она отличается только самим помещением. Под неё приспособили обычный жилой дом с узкими лестницами и коридорами, поэтому классы гораздо меньше московских — просто комнаты с партами и досками. Парты на одного человека, а доски не чёрные, а зелёные, английские.

Что классы не велики — это не страшно, учеников-то в них ведь не столько, сколько в обычных школах. Ни в одном нет больше двадцати. Мама сказала, что это очень хорошо — учителям легче работать и следить за каждым из нас. Ей легко так рассуждать, а у меня, например, совсем другое мнение. Из-за того, что нас мало, меня чуть ли не каждый день по всем предметам спрашивали. В Москве у меня за месяц столько отметок не появлялось, сколько тут за неделю.

В остальном же наша школьная жизнь, как летом лагерная, строилась точно так же, как дома. Те же предметы, если не считать одного часа в неделю практики с мистером Хатчинсоном, те же привычные тетрадки в линейку и в клеточку, пионерские галстуки, линейки по пятницам, школьная и классные стенгазеты, дежурства по классу, дежурства по школе, замечания и благодарности в дневнике — все, как заведено в советских школах.

Привозил нас в школу и отвозил домой весёлый шофёр дядя Серёжа, ездивший на синем маленьком автобусе, походившем на наш «рафик», но называвшемся «форд». Он проделывал сложный маршрут, начинавшийся от посольства и петлявший затем по улицам и переулкам мимо всех домов, где жили советские семьи. Ребята из торгпредства — их было много — приезжали на своём большом автобусе. Остальных доставляли родители по дороге на работу. Пешком никто не шёл до школы, как в Москве, потому что это всё-таки не Москва. Я достаточно чётко понял это, натолкнувшись вместе с мамой на того противного старикашку в Гайд-парке.

Ближе всего от школы было до посольства, поэтому на обратном пути мы прежде всего делали остановку там. Однажды я ещё издалека увидел, что между тринадцатым и восемнадцатым домами образовалось скопление людей, в гуще которых виднелись странные сооружения на высоких колёсах, запряжённых лошадьми.

Зрелище было настолько непривычным, что я не сразу осознал, что это же самые настоящие кареты, в которых ездили цари и вельможи сто лет назад. Две золочёные кареты с шестёркой вороных коней каждая. Между ушами у лошадей колыхались пышные султаны из страусовых перьев, спины их покрывали парчовые попоны с вензелями по углам. Приглядевшись, я разобрал, что вензеля-то королевские, я их уже видел раньше на почтовых марках. Впереди у карет на уровне крыши были сиденья, на которых замерли кучера, наряжённые в расшитые позументами ливреи и цилиндры. Они не обращали ни малейшего внимания на направленные на них со всех сторон объективы фотоаппаратов, видимо, давно привыкли к такому вниманию. А может, им полагалось сидеть такими вот истуканами, по каким-то им одним известным правилам.

Не потеряли они важности и когда им вынесли из посольства на серебряном подносе по большой рюмке вина. С серьёзным видом приняли их, медленно выпили и опять застыли.

• Предыдущая
• 14/25
• Следующая