Сапфировая скрижаль - Синуэ Жильбер - Страница 24

• Предыдущая
• 24/98
• Следующая

— И чего удивительного? — пробурчал шейх. — Это женщина.

Эзра не стал комментировать. Он лишь отметил про себя, что в устах араба эта фраза полна подтекста.

В центре Севильи было куда спокойнее, чем в Аренале. Повернувшись спиной к Торре-дель-Оро, всадники медленно направились к Санта-Крус. На этих пересекающихся улочках лучшим ориентиром была Хиральда, бывший минарет мечети альмохадов, ныне превращенный в колокольню. Был час молитвы. Но с нее никто не призывал правоверных к молитве.

— Я выдохся, — заявил Эзра. — Предлагаю заночевать здесь.

— Именно это я и хотел предложить. — Араб уже слезал с лошади.

— Куда это вы?

— Возблагодарить Всевышнего за то, что еще нахожусь на этом свете.

Ибн Сарраг подвел своего рыжего коня в тень, снял притороченный к седлу коврик и удалился за кусты.

Раввин лениво поглядел ему вслед, затем тоже спешился и решил немного пройтись.

Не будь Моисея, подумал он, чтобы умерить рвение Пророка, мусульманам пришлось бы молиться пятьдесят раз на дню! И был прав. В одном из хадис говорится, что архангел Гавриил отвел Мухаммеда на встречу с его Богом, к лотосу предела, согласно выражению самого Пророка. На обратном пути Мухаммед повстречал Моисея, сообщившего ему, что Вечный повелел его народу возносить молитву пятьдесят раз на дню. «Я лучше тебя знаю людей, — заметил Моисей. — Я все свои силы положил на управление сынами Израиля. Поверь мне, это повеление не по силам твоему народу. Возвращайся к Господу и попроси его уменьшить количество». Мухаммед последовал совету. И количество уменьшилось до сорока. Моисей снова вмешался и порекомендовал Пророку опять вернуться к Всемогущему, чтобы еще сократить количество молитв. Наконец, в результате всех этих хождений туда-сюда, длившихся добрую часть ночи, сговорились на пяти. Этот хадис мало кто знал. Эзра случайно нашел его в Философском трактате «Пророчества и души», автором которого был не кто иной, как великий персидский врач Али ибн Сина. Но кто нынче помнит ибн Сину?

Очнувшись от раздумий, он обнаружил, что дошел до входа в Апельсиновый дворик, находившийся в северном крыле собора. Возле одного из фонтанов находились люди. Какой-то доминиканец читал, сидя на белой каменной скамье в тени гибискуса. Некогда в этом патио мусульмане совершали омовение перед молитвой.

Самуэль немного поколебался, раздумывая, не вернуться ли ему назад, но вдруг какой-то импульс подтолкнул его подойти к священнику.

— Вы позволите? — спросил он, указывая на скамейку.

— Конечно, — доброжелательно улыбнулся монах.

Он немножко подвинулся и снова погрузился в чтение. Повисла тишина, нарушаемая лишь журчанием фонтана.

— Евангелие от Иоанна, — тихонько прокомментировал раввин. — Очень красивый текст.

— Безусловно, самый красивый из всех четырех Евангелий. «Духовное евангелие», ответ на высказывания Климента.

— Вы имеете в виду ученика Павла? Того, о котором он упоминает в Послании к Филиппийцам?

Монах удивился:

— Нет. Я имел в виду Климента Александрийского. — Замечание раввина явно произвело на него впечатление. Теперь он смотрел на Эзру с любопытством. — Как мне кажется, вы хорошо знакомы со священными текстами. Мало кто слышал о Клименте, которого вы назвали. Об этом соратнике святого Павла практически ничего не известно, кроме того, что он упомянут в Послании к Филиппийцам. Мои поздравления. Вы, часом, не теолог?

— О нет! — скромно ответил раввин. — Скажем, меня интересует все, что касается религии.

— Это очень хорошо, друг мой. Религия — самый верный путь к совершенствованию рода людского. Вне ее нет спасения. — Доминиканец подчеркнул свои слова, перекрестившись со словами: — Diesdammandisautabsolvendishaereticusdictus…

— …destinatus, — вторил ему Эзра, не заканчивая, однако, фразы.

— Великолепно! Узнаю дитя матери нашей Святой Церкви! — В бороде раввина сверкнула застенчивая улыбка. — Вы священник, отец мой?

— Верно, я священник. Мне довелось слышать о месте культа, которое находится в Уэльве.

— Место культа? Что вы имеете в виду?

— Синагога, собор, мечеть, монастырь, обитель. Понимаете, что я имею в виду?

— Не совсем.

— В таком случае я поставлю вопрос по-другому: есть ли какой-нибудь холм, который возвышается над Уэльвой?

Монах задумался, потом сказал:

— Нет… Насколько мне известно, такого нет.

— Вы уверены?

На сей раз монах не колебался.

— Да. Я отлично знаю этот город. Я там родился. — И повторил. — Нет, никаких холмов я не знаю.

— Однако очень надежный человек утверждал обратное, — продолжал настаивать раввин. — Он даже уточнил, что это культовое сооружение находится на вершине холма неподалеку от Уэльвы.

— Невозможно. Город расположен на полуострове, ровном, как ладонь.

— Но ведь это именно возле Уэльвы Тинто впадает в море?

— Верно. Но я вам повторяю: нет там холмов. Эзра немного поразмыслил, потом встал.

— Я должен вас покинуть. Прощайте, отче.

— Мне жаль, что не смог вам помочь. Да пребудет с вами Господь.

Эзра пошел прочь, но не успел он выйти из Апельсинового дворика, как столкнулся нос к носу с ибн Саррагом.

— Куда вы подевались? Я беспокоился.

— Не стоило. Я искал сведения.

— И?..

Эзра беспомощно развел руками.

— Новости не очень хорошие. Похоже, возле Уэльвы нет никаких холмов.

— Что?! Откуда у вас эти сведения?

— От одного монаха. Он казался совершенно уверенным в своих словах.

— Никаких холмов? — Араб разволновался. — Значит, мы пошли по ложному следу! Наше толкование насчет Фарсиса гроша ломаного не стоит! Да простит мне Всесильный мой гнев! Но мне бы хотелось, чтобы он заставил Абена Баруэля заплатить за то зло, что он нам причинил! — Скривившись, он рявкнул: — Только не говорите мне, что нам не остается ничего другого, как вернуться обратно!

— Не знаю. Ничего не понимаю. Может, будет разумнее спросить еще у кого-нибудь?

— Вы ничего не знаете! Фарсис… Иона… отрок, сон, который вливается в море! Ерунда! Все это было ерундой!

— Сеньор!

Оба спорщика одновременно повернулись. Эзра узнал доминиканца.

— Да, отче?

— Кажется, я ввел вас в заблуждение. По зрелом размышлении я вспомнил: есть один холм. Холм — и монастырь на его вершине. Только вот это не непосредственно в Уэльве, а между Уэльвой и деревушкой Палое. В двух лье от них обоих. Это монастырь францисканцев Де-Ла-Рабида. На правом берегу Тинто.

— Вы сказали на вершине холма? — вопросили хором Эзра с ибн Саррагом.

Несколько растерявшийся монах кивнул:

— Я даже могу уточнить, что этот монастырь был возведен на месте, где некогда стоял римский храм Прозерпины.

Араб с евреем ошарашено уставились на него.

— Прозерпины…

— Прозерпины… — эхом повторил раввин. — Дочери Зевса и Деметры, богини плодородия и супруги… Гадеса.

Они замолчали, задохнувшись, словно опьянев от этого известия.

— Ошибка его была лишь в том, что повстречал он Малика и Ахмедая, — процитировал ибн Сарраг, — и что жил в час, когда пишу я на вершине холма с пологими спусками, на пепле Гадеса.

Ахмедай, Малик: демоны и ад…

Монах молча глядел на них с растущей тревогой.

• Предыдущая
• 24/98
• Следующая