Мальчик из Брюгге - Синуэ Жильбер - Страница 49

• Предыдущая
• 49/57
• Следующая

— Это уже ад? — простонал он, задыхаясь.

— Нет, — невозмутимо ответил гигант. — Это только лето.

Еще десяток лье, и на охровую землю стали опускаться сумерки. Идельсбад остановил лошадь и с раздосадованным видом осмотрелся.

— В чем дело? — забеспокоился мальчик.

— Ничего серьезного. Мы немного сбились с пути. После Амполи мне нужно было повернуть к западу. — Он показал на возвышающийся впереди холм: — Фьезоле. До Флоренции осталось два-три лье. Взгляни налево.

Вдали, на отливающем металлической синевой горизонте, вырисовывались шпиль колокольни и купол собора Брунеллески.

— Вот обогнем деревеньку — и уже рукой подать.

Он пришпорил лошадку. На вершине холма виднелись крыши аббатства. Понукаемая Идельсбадом лошадь вступила на пыльную тропу, спускающуюся к востоку.

— Слушайте! — вскричал Ян. — Похоже на стоны…

Гигант прислушался. Мальчик не ошибся. Но то были не простые стоны, а стенания, усиливающиеся по мере приближения Идельсбада и Яна к холму.

Незаметно шум возрос, превратившись в бесконечный, рвущий сердце плач, заполнивший всю равнину Мугелло. Создавалось впечатление, что где-то умирал целый народ.

— Интересно, что же это такое? — пробормотал Идельсбад и погнал лошадь к деревне.

Слившийся стон прорезали пронзительные, оглушительные крики.

Через несколько мгновений они оказались свидетелями ужасного зрелища. Что это было? Пьяцца Мино? Или взорвавшееся кладбище? Около фонтана вокруг аббатства какие-то существа, потерявшие человеческий облик, выли с искаженными лицами, корчились от боли, будто пожираемые невидимым огнем. Их выпученные глаза сверкали, словно горящие угли. У некоторых уже не было рук, ног, у других с лиц свисали лоскуты кожи, были и такие, что катались по земле в разорванных одеждах, царапая себя до крови. Какая-то фигура, напоминающая женскую, качаясь, приблизилась к Идельсбаду и Яну. Она была почти обнажена. На груди ее зияли отвратительные мерзкие раны.

Гигант не успел отъехать. Она вцепилась в его ногу.

— Сжальтесь… Я сгораю… увезите меня.

Опешивший гигант дернул поводья. Лошадь шарахнулась в сторону, женщина, не удержавшись на ногах, упала. Но тут же к ним поспешила другая фигура. Мужчина, точнее, то, что от него осталось. Он бросился к морде лошади, та, испугавшись, встала на дыбы, едва не затоптав его.

— Быстро! — крикнул Идельсбад. — Скорее уезжаем отсюда!

Ян, пораженный ужасом, раскрыв рот, из которого не вылетало ни звука, во всех деталях рассматривал сцену.

Понукаемая гигантом кобылка во весь опор понеслась через площадь, поднимая клубы пыли, в последний момент шарахаясь от тех, кто пытался преградить ей дорогу. Она будто чувствовала, чего ждал от нее всадник; не снижая хода, сама выискивала проходы, прыгала через ямы, увертывалась от валявшихся трупов и тянущихся к ней рук.

Все это напоминало Яну ад: они, должно быть, скакали вдоль берегов Стикса.

Проскочив деревню, животное на быстром, но не таком тряском галопе продолжило, не снижая скорости, спускаться с холма. Когда после одной опушки вновь появилась дорога, ведущая к Флоренции, португалец перевел лошадь на рысь.

— Что это было? — пролепетал Ян. — Что случилось с этими людьми?

— Не знаю. Никогда не видел ничего подобного. Никогда!

Судя по необычной бледности лица гиганта, ему было очень не по себе. Он попытался приободрить мальчика:

— Мы уже скоро приедем.

— А если это была чума?

— Не думаю. Про чуму я знаю. Могу заверить: то, что мы видели, не идет ни в какое сравнение с ней. Похоже, эти несчастные горели изнутри. Вспомни слова той женщины. «Я горю!» — кричала она. Нет. Тут что-то другое. Очевидно, какой-нибудь вид эпилепсии…

— Эта женщина дотронулась до вас. Лишь бы она не была заразной.

Идельсбад не ответил и опять пустил лошадь быстрым галопом.

Когда они проехали через крепостные укрепления, солнце уже исчезало за холмами Бельведер и Беллосгвардо. Мальчику сразу показалось, что они въехали не в город, а в величественный дворец. Затухающий свет придавал стенам и мостовым одновременно охровые и красные тона. Нет, это был не город, а одно из чудес света!

Поравнявшись со зданием, целиком выложенным плитами розового мрамора, гигант — на почти безупречном тосканском — окликнул торговца неопределенного возраста, который толкал перед собой тележку, доверху наполненную овощами.

— Синьор, не могли бы вы сказать, где находится португальское консульство?

Мужчина лениво махнул рукой:

— На самом конце. Езжайте по улице Маршан-де-Шос, потом направо, налево, опять прямо и выедете к палаццо Синьория. Дом, который вы ищете, находится рядом.

— А как я узнаю этот дворец?

Торговец расхохотался:

— А он и на дворец-то не похож. — И пояснил устало: — По его квадратной башне.

Гигант поблагодарил, собрался ехать в указанном направлении, но торговец задержал его:

— Эй! Секундочку! Откуда вы едете?

— Из Фландрии.

— По дороге из Пизы?

Идельсбад подтвердил.

— Вы проезжали через Фьезоле?

— Да.

— Там всё еще умирают?

— Увы.

Торговец перекрестился и начал толкать свою тележку.

— А что там происходит? — поинтересовался португалец. — Что за болезнь?

Мужчина усмехнулся:

— Болезнь? Скорее уж бедствие, бич! Если хотите знать, что я об этом думаю… — Он перешел на шепот: — Это наверняка дело рук чертовых иудеев! Они способны и не на такое. Всего можно ожидать от людей, которым ничего не стоит распять ребенка.

— Приколачивать к крестам детей? — выкрикнул пораженный Ян.

— Ну конечно, малыш.

— Вздор несете, милейший! — запротестовал Идельсбад.

— Как? Вы ничего не знаете? Откуда вы свалились? — Торговец продвинул тележку на шаг. — На каждой святой неделе они смеха ради, чтобы обратить в шутку распятие Господа нашего, берут христианского ребенка и распинают его на кресте! Кстати, как вы думаете, что они подмешивают в свой хлеб без дрожжей, которым питаются во время своей Пасхи?

Идельсбад недоуменно пожал плечами.

— Кровь! Кровь христианского ребенка. Достаточно посмотреть на их лепешки с красными пятнышками, чтобы убедиться в этом. Мой вам совет: поскорее возвращайтесь туда, откуда приехали, а особенно берегите вашего ребенка. Бедствие распространяется быстро и скоро будет у ворот Флоренции.

— Это заразно? — обеспокоенно спросил Ян.

— Сами узнаете, если не умрете через пару дней.

Гигант подавил дрожь и пришпорил кобылу. Ян поспешно спросил:

— Правда то, что он говорил об иудеях?

— Свихнувшийся старик. Он не один такой. Встречал я их и в Португалии. При любой эпидемии там сразу начинают во всем винить иудеев. Всегда нужен козел отпущения. Если эти люди таковы, какими их расписывают, принц Энрике не окружал бы себя учеными вроде Иегуды Креска.

— А кто он?

— Известный географ. И его отец был таким же. Парадоксально, но только благодаря иудеям — и потому, что их регулярно изгоняют из разных стран, — наша картография могла успешно развиваться.

— А… а вы? Вы иудей?

— Ну и вопрос! Нет, конечно. Религию я себе не выбирал.

Палаццо Синьория соответствовало описанию торговца. Действительно, оно больше напоминало крепость, чем дворец, чего нельзя было сказать о здании португальского консульства, которое поражало роскошью, граничащей с экстравагантностью. На всех трех его этажах выделялись сдвоенные аркады окон. Стены были покрыты алебастром, а портал из массивного дуба больше подошел бы собору.

Идельсбад трижды постучал. Дверь открылась, и на пороге появился маленький коренастый мужчина с мрачным взглядом.

— Что вам угодно?

— Я хотел бы увидеться с Педро де Менесесом. Он здесь?

— Кто вы?

— Личный друг. Дон Франсиску Дуарте.

При упоминании титула мужчина стал более почтительным. Он торопливо провел их лабиринтом коридоров, анфиладами с блестящим паркетом и пригласил в просторный салон, стены которого скрывались под фресками и гобеленами.

• Предыдущая
• 49/57
• Следующая