Мальчик из Брюгге - Синуэ Жильбер - Страница 42

• Предыдущая
• 42/57
• Следующая

— Не очень. Но причиной тому не ваша кровать. Вы пойдете на встречу с похитителями Яна, как договорено?

— Разумеется. Но сначала я отвезу вас в монастырь.

— Нет. Я поеду с вами. Я хочу быть уверена, что мой сын здоров.

— И не думайте! Вы всех нас подвергаете опасности. Увидев вас, эти люди начнут задавать разные вопросы и перестанут мне доверять.

— Они не увидят меня. Вы высадите меня там, где посчитаете нужным, а сами поедете к гостинице «Водяная мельница». За меня не беспокойтесь, я сумею выпутаться и голоса не подам.

— А после завершения обмена?

— Не знаю. Ничего не знаю. Всю ночь я думала над вашими словами. Особенно над одной фразой.

— Какой?

— «Вы бросили его из любви, хотите отвести от него несчастье, а сам он помнит только, что брошен». Это ужасно…

— Вы считали, что поступили хорошо, — заметил Идельсбад с ноткой сочувствия. — К тому же сказали, что у вас не было другого выхода.

— Но сегодня у меня выход есть! Я смогу поговорить с ним. Попытаюсь объяснить… — Она тяжело вздохнула. — Нет. Он может только презирать меня. Он еще ребенок. Ему не понять страданий взрослых и причины, часто толкающие их на неразумные поступки. Он проклянет меня, осудит. Я уверена.

— Уверенность эта ни к чему, дама Мод. Я никогда не был отцом, и мне не подобает давать вам советы, но все же мне кажется, что дети очень восприимчивы, некоторые вещи они понимают получше взрослых. Ян — в частности. Повторяю: признание своей ошибки — болезненно, но молчание — убийственно. Что вы хотите? Чтобы он всю жизнь был убежден, что его никто не любит?

— Мне страшно, — дрожащим голосом проговорила Мод. — Вы понимаете? Мне очень стыдно за себя.

— Напрасно. Вы были молоды, вами управляла любовь как к мужчине, в которого были влюблены, так и по отношению к Яну. Любовь порождает стыд.

Ее губы тронула слабая улыбка.

— Что вы знаете о любви, Идельсбад? Насколько я поняла, вы изгнали это чувство из своей жизни.

— Это правда. Но мне вспоминается… однажды… очень давно… — Он задумался ненадолго. — Ладно… Время идет.

— Я поговорю с Яном. — Собрав все свои душевные силы, она повторила: — Я с ним поговорю. Он сам решит.

— Хорошо, — сказал Идельсбад. — Но что потом? Воображаете, что он с радостным сердцем вернется домой?

— Ему будет нелегко, но он будет знать, что я где-то рядом, и это позволит ему лучше вынести жизнь с Маргарет. Отныне он не будет одинок. Когда ему захочется излить душу, он сможет прийти ко мне. — Она поспешила добавить: — Между монастырем и домом Ван Эйка — не тысяча лье. Я все расскажу настоятельнице; думаю, она меня поймет. Мы не затворницы. У нас есть парк, где можно встречаться со своими родными. Ян сможет часто приходить ко мне.

— Вы упускаете одну деталь: пока эти убийцы на свободе, вашему сыну будет постоянно грозить опасность.

— Что же делать?

— Я размышлял над этим. Пойду к бургомистру и все ему расскажу. Открою ему происки де Веера и Мозера. Поговорю и с дамой Маргарет. Надо защитить ребенка.

Мод горячо одобрила его намерения.

— Вы добрый, — сказала она, глядя в глаза Идельсбада. — У вас характер Ван Эйка.

— Нет. У меня никогда не было и, вероятно, не будет его благородства. Я моряк, одиночка. Я выбираю, отсеиваю, ухожу. Мне не знакома благотворительность, у меня есть только чувство долга.

Она с улыбкой посмотрела на него:

— Где кончается благородство? Где начинается чувство долга?

Он ушел от ответа.

— Пора отправляться.

Через час они въезжали в Брюгге.

Как они условились, Идельсбад оставил молодую женщину на углу улицы, у ниши, в которой помещалась эмблема города: белый медведь. Животное стояло на задних лапах, его шею обвивало широкое золотое колье, белую шерсть на груди украшала расшитая перевязь, лапы крепко сжимали красно-золотой щит.

— Не наделайте глупостей. Ждите нас здесь. Что бы ни произошло, не показывайтесь.

— Обещаю.

Идельсбад пришпорил лошадь и поскакал к гостинице «Водяная мельница». Подъехав к зданию, он осмотрел площадь. Лишь несколько красильщиков шли по ней, направляясь в свои мастерские.

Колокол на дозорной башне пробил три раза; с последним ударом в конце улицы показались трое испанцев и Ян. Впереди шагал мужчина с худым лицом. Поднявшийся ветер плотно прижимал черный плащ к его груди.

Когда до Идельсбада оставалось несколько туазов, его компаньоны остановились, и один пошел к португальцу.

— Карта с собой? — спросил он.

Вместо ответа гигант сунул руку за пазуху и вынул тщательно сложенный вчетверо пергамент.

— Освободите ребенка, — приказал он.

— Сначала карта. Ребенок — потом.

— Нет.

— Кто мне докажет, что это не обычная бумага, не имеющая ценности?

— Убедитесь сами, — усмехнулся Идельсбад, потрясая картой перед носом испанца. — На ней все есть. Широты, расстояния. Все!

— Широты?

— Да. Чему тут удивляться?

— Я не знал, что вы овладели этой наукой!

— А я не знал, что она прошла мимо вас. Так как вы решите?

Поколебавшись немного, мужчина крикнул:

— Отпустите мальчишку!

Идельсбад подбодрил Яна:

— Беги!

Но тот уже спешил к нему. Промчавшись по улице, он уткнулся в ноги гиганта.

— Пергамент! — заорал испанец.

Идельсбад передал ему карту. Мужчина быстро просмотрел ее и потребовал:

— Напомни, как тебя зовут.

— Франсиску Дуарте.

— Ты португалец?

— С незапамятных времен.

— Прекрасно. А теперь выслушай меня, Франсиску Дуарте, и крепко-накрепко запомни: если, к несчастью, эта карта окажется фальшивой, клянусь найти тебя, где бы ты ни находился. Через год или тысячу лет. И когда мы встретимся лицом к лицу, ты проклянешь мать, родившую тебя. Я ясно выразился?

Идельсбад небрежно заметил:

— Не знаю, сколько заплатит тебе Кастильский двор за выполненное поручение, но я бы на твоем месте не удовольствовался этой суммой. Какова бы она ни была, никогда она не сравнится с богатством, которое ты сможешь найти на Гвинейском берегу. Один совет: не мешкай. Садись на первый же корабль. Ты не пожалеешь. А когда мы вновь встретимся, ты благословишь мою мать. Adios amigo! [19]

Гигант взял мальчика за руку, и они торопливо зашагали по улице.

— Я уже и не надеялся увидеть вас, — потерянно пробормотал Ян.

— Они плохо с тобой обращались?

— Нет. Но я очень боялся, особенно когда полумертвец пригрозил заняться Кателиной.

— Полумертвец?

— Да. Их начальник. Никогда в жизни я не видел более отвратительного существа.

Показалась эмблема белого медведя. Идельсбад остановился.

— Мне надо тебе кое-что сказать, Ян.

Мальчик тоже остановился, с тревогой ожидая продолжения.

— Кое-кто ждет тебя и хочет с тобой поговорить.

—Кто?

— Одна женщина. Друг.

Ян в ужасе отшатнулся и пронзительно закричал:

— Вы хотите меня бросить?

— Нет! Ты неправильно понял. Совсем наоборот.

— Да! — громко произнес Ян. — Вы решили отвести меня к Маргарет!

— Верь мне, о Маргарет нет и речи. Речь о другой… — Идельсбад замялся, подыскивая слова, и наконец смущен но промолвил: — Она сама тебе все объяснит. Идем!

Мод была там. Неподвижно она смотрела на них, сложив на груди руки, словно в молитве.

До нее оставался один шаг; Ян узнал ее. Он еле слышно прошептал:

— Но… это… дама из монастыря бегинок.

— Меня зовут Мод.

Она взяла руку мальчика и крепко сжала ее.

— Пойдемте, — предложил Идельсбад. — Сядем где-нибудь за стол и поговорим.

Когда они проходили под нишей с эмблемой белого медведя, Мод неожиданно подняла голову.

— Любопытное животное, правда, Ян? Я никогда не знала легенды, в которой… — Конец фразы утонул в крике: — Берегитесь!

В первый момент Идельсбад не понял предупреждения. Он озирался вокруг и не замечал ничего необычного. Она снова закричала. Но теперь это был уже не крик, а вой волчицы.

• Предыдущая
• 42/57
• Следующая