Сэр Найджел (илл. Н. Лямина) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 77

• Предыдущая
• 77/84
• Следующая

Принц Уэльский стоял на том пригорке, откуда Найджел накануне оглядывал долину. Вместе с Чандосом и капталем де Бушем он внимательно следил за французским войском вдалеке, а за спиной у него вереница повозок спускалась к броду через Мюиссон.

Позади принца негромко переговаривались между собой четверо рыцарей на конях и в полном вооружении, но с открытыми забралами. Любому воину было бы достаточно одного взгляда на их щиты, чтобы тут же назвать каждого по имени, ибо все четверо успели снискать славу во многих битвах. Пока они ожидали распоряжений, ведь каждый командовал той или иной частью войска. Худощавый молодой человек слева со смуглым сосредоточенным лицом был Уильям Монтекью, граф Солсбери, в свои двадцать восемь лет уже ветеран Креси. Об уважении, каким он пользовался, свидетельствовало хотя бы то, что принц поручил ему командовать арьергардом — в отступающей армии пост очень почетный. Беседовал он с седым, довольно пожилым человеком, чьи суровые черты напоминали львиные, а молочно-голубые глаза, обращенные на врагов, сверкали яростью. Так выглядел знаменитый Роберт Уффорд, граф Суффолк, который участвовал во всех кампаниях на континенте, начиная с Кадсенда. Рядом с ним высокий рыцарь, на чьем сюрко блестела серебряная звезда, Джон де Вир, граф Оксфордский, молча слушал Томаса Бошана, дюжего, добродушного, румяного вельможу и испытанного воина, который, наклонясь к нему, похлопывал железной рукавицей по его наколеннику. Они были старыми товарищами по оружию, ровесниками во цвете лет, равные и славой и опытом. Вот кто ждал распоряжений принца, сидя на конях позади него.

— Жаль, что ты не схватил его, — гневно сказал принц, продолжая разговор с Чандосом. — Хотя, пожалуй, разумнее было поступить по-твоему и внушить им мысль, будто мы отступаем.

— Бесспорно, он успел доставить эту весть, — ответил Чандос с улыбкой. — Едва повозки тронулись с места, как гляжу: он уже скачет вдоль опушки.

— Нет, ты хорошо придумал, Джон, — промолвил принц. — Что может быть утешительнее, чем использовать против них собственного их лазутчика? Если они не двинутся на нас, не знаю, как мы продержимся еще день, ведь на все войско не отыщется и корки хлеба. А если оставить эту позицию, где мы найдем вторую такую?

— Они попадутся на нашу наживку, благородный принц! Они проглотят крючок! Ведь в эту самую минуту Робер де Дюра оповещает их, что наш обоз двинулся к броду, и они поторопятся перехватить нас прежде, чем мы переправимся через реку… По кто это скачет сюда? Что-то случилось?

Всадник галопом взлетел на пригорок, спрыгнул с седла и упал перед принцем на одно колено.

— О чем ты просишь, милорд Одли? — сказал Эдуард.

— Государь, — произнес рыцарь, не вставая и смиренно склонив голову перед своим полководцем. — Я прошу милости.

— Встань, Джеймс, встань! Так чего же ты хочешь? Прославленный странствующий рыцарь, зерцало рыцарской доблести на все времена, встал и обратил на своего господина темные глаза, пылающие на загорелом лице.

— Государь, — сказал он, — я всегда верно служил моему королю, твоему отцу, и тебе и буду служить, покуда жив. Любимый господин мой, открою тебе, что уже давно я дал обет: если когда-нибудь мне доведется участвовать в битве под твоим началом, я буду впереди всех или погибну. Посему молю, милостиво дозволь мне с честью оставить мое место среди других, дабы я сам решил, как поступить, чтобы достойнее выполнить мой обет.

Принц улыбнулся, прекрасно понимая, что обет обетом, дозволение дозволением, но лорд Джеймс Одли все равно окажется в первом ряду.

— Поезжай, Джеймс, — сказал он, пожимая ему руку, — и да ниспошлет Господь, чтобы нынче ты превзошел отвагой самых отважных… Джон, ты слышишь? Что это значит?

Чандос повел хищным носом, точно орел, издалека почуявший битву.

— Без сомнения, государь, все обернулось так, как мы надеялись.

Издали донесся громовой клич. И еще, и еще.

— Глядите, они двинулись! — вскричал капталь де Буш.

Они давно уже видели блеск доспехов конницы, выстроенной перед французским лагерем. И теперь, когда до их слуха донеслись звуки множества труб, блеск этот стал меняться, то вспыхивая ярче, то почти угасая.

— Да, да! Они движутся! — воскликнул принц.

— Движутся! Они движутся! — пронеслось по рядам. И затем, подчиняясь внезапному порыву, лучники за живой изгородью вскочили, а рыцари позади них взмахнули копьями и мечами, и дружный, оглушительный вопль, полный воинственного восторга, донес их вызов приближающимся врагам. И тут же наступила такая тишина, что удар лошадиного копыта или позвякивание сбруи казались неестественно громкими. Затем в этой тишине начал нарастать глухой рев, обретая все большую силу по мере приближения французского войска.

Четверо лучников лежали среди кустов перед живой изгородью, укрывавшей их товарищей. Там в длинной линии находился их собственный отряд — почти все те, кто отправился с Ноллесом в Бретань. Четверо в кустах были начальники — старый Уот из Карлайла, рыжий йоркширец Нед Уиддингтон, лысый мастер Бартоломью и Сэм кип Эйлуорд, вернувшийся после недельного отсутствия. Все они жевали хлеб и яблоки — Эйлоурд привез их полную сумку и щедро поделился со своими изголодавшимися товарищами. У старого Уота и йоркширца глаза глубоко запали, а щеки ввалились, круглая же физиономия Бартоломью перестала быть круглой, под глазами набрякли мешки, кожа дряблыми складками свисала под подбородком.

Позади них истощенные, озлобленные люди внимательно смотрели в просветы между ветками в полном молчании, которое нарушил только яростный приветственный крик, когда к ним подскакали Чандос с Найджелом, спрыгнули с коней и заняли позицию за ними. Повсюду за зеленой каймой лучников виднелись закованные в железо фигуры рыцарей и оруженосцев, которые присоединились к ним, чтобы разделить их судьбу.

— Вот, помнится, как-то состязался я с кентским лесником в Эшфорде… — начал мастер Бартоломью.

— Да слышали мы, слышали, — нетерпеливо перебил старый Уот. — Придержи язык, Бартоломью! Сейчас не время для пустых россказней. Пройдись-ка вдоль линии, погляди, может, где тетива поистерлась, или конец обломился, или еще что починки требует.

Лысый мастер направился к лучникам под залп грубоватых шуток. Но там и сям к нему сквозь ветки протягивали лук, прося совета.

— Наконечники навощите! — покрикивал он. — Пустите по рукам горшок с воском и навощите наконечники.

Где сухая стрела застрянет, там навощенная пробьет насквозь. Том Беверли, олух ты царя небесного, где твоя рукавица? Тетива же обдерет тебе всю руку, когда ты и половины стрел не расстреляешь. А ты, Уоткин, брось к губам тетиву оттягивать! К плечу тяни! Тетива — это тебе не кружка с вином. Становитесь посвободнее, чтоб было куда правую руку отодвигать, они ведь сейчас сюда явятся!

Он поспешил назад к трем своим товарищам, которые уже поднялись на ноги. За изгородью позади них растянулся на полмили строй лучников: каждый уже поднял боевой лук — полдесятка стрел за плечом, еще восемнадцать в колчане спереди. Наложив стрелу на тетиву, твердо расставив ноги, они со свирепым возбуждением смотрели в просветы между ветками в ожидании надвигающейся бури.

Огромная железная волна, медленно катившаяся к ним по равнине, замерла примерно в полумиле от их передовой линии. Большинство всадников спешилось, и конюхи с другими челядинцами повели коней назад. Затем французы построились тремя огромными отрядами, которые блестели на солнце, точно серебряные озера, и, подобно камышам, над ними поднимались знамена и значки. Разделяло их расстояние в несколько сот шагов. Тут же вперед выдвинулись два конных отряда. В первом триста всадников сомкнулись плотными рядами, тысяча во втором развернулась более широким фронтом.

К лучникам подъехал принц. Он был в черных доспехах, под открытым забралом красивое лицо с орлиными чертами горело воодушевлением и воинственным огнем. Лучники приветствовали его оглушительным криком, и он помахал им в ответ, точно охотник, подбодряющий нетерпеливую свору.

• Предыдущая
• 77/84
• Следующая