Роза пустыни - Симмонс Сюзанна - Страница 7

• Предыдущая
• 7/61
• Следующая

Многие молодые девицы, с которыми общалась Элизабет, страдали от всего на свете — начинали с обмороков и кончали меланхолией, причем втайне наслаждались этим. У Элизабет же в отличие от них было отменное здоровье. Тем не менее…

Она прижала кружевной платочек к губам.

— Но насколько я знаю, зимой погода в Египте считается очень полезной для людей со слабым здоровьем.

— Зимние месяцы более благоприятны, чем периоды разлива Нила или ужасная летняя жара, — признал ее кузен.

Она опустила взгляд на свои пальцы.

— Я очень страдала этой зимой здесь, в Йоркшире.

Это не было откровенной ложью. Зима была действительно ужасной — с момента смерти ее сестры Аннелизы до новой надежды, которую принесла весна. Ее милая, нежная Анни угасла за две недели. Трудно было привыкнуть к мысли, что сестры больше нет.

Кузена Хораса явно смутило напоминание о кончине леди Аннелизы. Эта пятнадцатилетняя девочка, младший ребенок лорда и леди Стенхоуп, была настоящим ангелочком, белокурым голубоглазым ангелочком с нежным сердцем.

Кузен откашлялся.

— Зима была очень трудной для всей нашей семьи.

— Да. И погода была особенно холодной и влажной, правда? — Элизабет вздохнула. — По-моему, мне не вынести еще одной такой йоркширской зимы.

Ей была сделана некоторая уступка:

— Возможно, солнечная и сухая погода Египта была бы полезна для вашего здоровья, леди Элизабет.

Она снова вздохнула и посмотрела в окно, на сад и расположенный за ним парк.

— Наверняка была бы. Но матушка не разрешила мне ехать.

— Она… Возможно, леди Стенхоуп не учла всех обстоятельств, — осторожно заметил кузен Хорас. — Если мне представится удобный случай, я поговорю с ней об этом.

Лицо Элизабет осветилось улыбкой, которая совершенно ослепила ее родственника.

— Это было бы так мило с вашей стороны, кузен Хорас!

Он снова откашлялся.

— Ничуть, дорогая моя. Ничуть. Мы ведь должны заботиться о вашем здоровье.

— Конечно, кузен. Ведь жизнь коротка, правда? И надо стараться сделать ее как можно богаче.

Он в который раз прочистил горло, явно недоумевая, как можно отреагировать на философские размышления столь юного существа — и к тому же девушки. С облегчением заметив, что настало время чая, он встал, чтобы проводить Элизабет в салон.

Не прошло и трех дней, как мать дала свое согласие, — и начались приготовления к ее отъезду.

И вот теперь она смотрит на воды Нила! Элизабет хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться в том, что это не сон.

Ей надо запечатлеть в памяти необычайную красоту этого момента и места. Ей надо наслаждаться каждой минутой за двоих — за себя и за Анни. Ведь ее милая нежная сестренка никогда не совершит поездки в эту дальнюю страну — она уже ушла в последний путь, на небо.

Подняв руку, Элизабет вытерла щеки — они были мокры от слез.

Прошло еще сколько-то времени — минуты или часы, сказать было невозможно, поскольку этой волшебной ночью время не подчинялось обычным законам, — и Элизабет больше не страдала от одиночества. Еще не увидев и не услышав ничего, она уже точно знала, что это — лорд Джонатан. Она сама не понимала, откуда у нее такая уверенность, но не сомневалась: это было так. А потом из ночи до нее донесся его голос — звучный, чувственный баритон, от которого у нее по телу пробежала волна какого-то незнакомого ей чувства.

«Привет тебе, о Нефертери, прекраснейшая из женщин,

Супруга Бога, возлюбленная носящего две короны

Лицом прекрасная, безупречная телом и духом,

Исиды воплощение, как преклоняются перед тобой все Боги!

Груди твои меда слаще,

Лицо прекрасней легендарной Нефертити,

Кожа тоньше золота Куша,

Глаза — как два гагата.

Твой голос напевней мелодичной арфы, слаще предрассветного журчания Реки жизни.

Ты любима всеми богами,

Что зовут тебя по имени, — и имя это Египет.

И когда видят, что идешь ты, говорят — идет Несравненная!»

Когда он замолчал, она чуть слышно прошептала:

— Как прекрасны даже сегодня стихи, которые фараон Мернептон Сети посвятил своей возлюбленной жене!

Лорд Джонатан вышел из темноты на залитую луной палубу и, изумленно глядя на Элизабет, спросил:

— Вы знаете об этих стихах?

— Я о них знаю.

— И о Нефертери?

Элизабет кивнула, и распущенные волосы скользнули по ее плечам, словно тонкий шелк.

— Ей было дано имя в честь жены великого Рамсеса. У них с Мернептоном Сети было четверо детей. А потом во время разлива Нила у нее началась какая-то странная лихорадка, и она умерла.

Он смотрел на нее с высоты своего немалого роста, и на лице его отражалось искреннее восхищение.

— Вы знаете и о древних фараонах?

— Немного, — скромно ответила Элизабет.

Она не захотела признаться, сколько на самом деле знает. Лорду Джонатану, так же как полковнику и миссис Уинтерз, нельзя рассказывать о том, сколько она читала о Древнем Египте. Вспомнив о наставлениях няни, она подумала, что эти люди, возможно, стали бы считать ее хвастливой и невежливой.

Но ее сдержанность диктовалась не только скромностью. Мать строго запрещала в своем присутствии любые разговоры о Египте, его истории и памятниках. В конце концов «именно эта шлюха» — так матушка говорила о Черной стране — обольстила ее мужа, безжалостно отняла его у нее и у детей.

Неприязнь матери к Египту не мешала Элизабет прокрадываться в старую библиотеку Стенхоуп-Холла и там жадно читать множество книг, которые собрал ее отец. Начала она с автобиографии барона Демона, а потом взялась за отчеты Джованни Бельцони о его похождениях в Черной стране и переводы иероглифов с Розеттского камня, сделанные Шампольоном.

Лорд Джонатан негромко заметил:

— А вы все-таки дочь своего отца.

С нескрываемой гордостью Элизабет заявила:

— Я — дочь своего отца, археолога лорда Стенхоупа.

И только в эту секунду она сообразила, что стоит на палубе в одной только полупрозрачной батистовой ночной рубашке и легком халате. Совершенно неподобающий наряд для леди, разговаривающей с джентльменом. В Англии подобную встречу сочли бы недопустимой — просто скандальной.

Правила очень строго определяли то, что может и чего не может делать незамужняя женщина. Ее должны были сопровождать — при любом появлении в обществе. Ей нельзя было одной ходить по Лондону, брать извозчика или ехать в незабронированном купе поезда. Отправляться на бал и уезжать с него можно было только с матерью, компаньонкой или, в самом крайнем случае, со служанкой. Ей нельзя было оставаться наедине с мужчиной в оранжерее, библиотеке или любом другом помещении. Матушка говорила, что соблюдение этих правил совершенно обязательно, а уж она-то в таких вещах разбиралась.

Конечно, сказала себе Элизабет, дома было бы крайне маловероятно, чтобы она оказалась наедине с мужчиной на палубе парохода посредине ночи.

Лорд Джонатан шагнул к ней, и ее сердце забилось сильнее. Он показался ей еще выше, чем днем. Ей ясно видны были его яркие глаза и темная тень на небритом подбородке.

На нем был длинный экзотический халат, надетый поверх фрачных брюк и рубашки. Однако воротника у рубашки не было, и пуговицы до самого пояса были расстегнуты, а рукава закатаны почти до локтей.

Свободный халат ничуть не скрывал его широких плеч, мускулистых рук и поджарого тела. В открытом вороте рубашки видна была крепкая смуглая шея. Его руки, покрытые пушком волос, имели бронзовый цвет — наверняка в результате долгих часов, проведенных под жарким солнцем пустыни.

Элизабет поймала себя на том, что потрясенно смотрит прямо на его обнаженную грудь.

Он был великолепен!

Ее рука невольно поднялась вверх — и она в последний момент удержала ее, не позволив себе прикоснуться к его коже. Ей никогда не приходилось видеть обнаженные части тела мужчины. И несмотря на это, она почему-то была уверена в том, что он более мускулист, мужествен и красив, чем любой ее знакомый.

• Предыдущая
• 7/61
• Следующая