Разлучи нас, смерть! (СИ) - "Ginger_Elle" - Страница 54

• Предыдущая
• 54/312
• Следующая

За каждую минуту с Дэниелом я испытываю чувство вины. Оно становится навязчивым, постоянным, почти невыносимым. Так не должно быть. Так невозможно жить. И я не уверен, что мне под силу справиться с этим самому. Но мне не к кому пойти с этим. У меня нет никого ближе Дэниела, а он не может мне помочь. Остаётся только дневник. Я хотел описать всё то, что произошло вчера ночью, чтобы со стороны увидеть, как это низко, по-животному отвратительно и грязно. Я не религиозен, но если бы был, то сказал бы — греховно. Всё греховно и порочно: и то, как он взял меня, как свою собственность, разбудив посреди ночи, не спросив и не сказав почти ничего, и то, как я отвечал на его прикосновения, как сам просил, и то, как мы оба желали лишь одного — удовлетворить свою похоть. Я писал это, чтобы ещё больше унизить себя и выплеснуть всё то презрение к самому себе, что скопилось внутри. Но теперь, когда я перечитываю, я вижу, что там была не только грязь и похоть, там было ещё что-то, чему я не могу подобрать описания. Наверное, близость. Близость двух низких душ. И вот сейчас я не испытываю вины, потому что только так мы можем познать близость, недоступную нам ни с одним другим существом. Мы виноваты в том, что обманываем, нарушаем законы общества и причиняем боль другим, но мы не виноваты в том, что любим.

По какой-то нелепой случайности я полюбил не того человека. Дэниел тоже.

6 января 2007

Вчера я сел за дневник, чтобы написать совсем не о том, что получилось. Наверное, потом вообще сотру ту запись. У меня так часто бывает. Пишу для терапевтического эффекта, а потом, когда успокоюсь, всё стираю. Я хотел написать о другом.

Четвертого января я в кои-то веки проснулся раньше Дэниела и вышел в соседнюю комнату, чтобы не мешать ему спать. Здесь устроен небольшой кабинет (большой и официальный находится на первом этаже). Дэниел в нём почти никогда не работает и говорит, что планировал его больше для меня — чтобы я мог заниматься тут домашними заданиями. Моего здесь пока ничего нет, разве что пара книг и запасной зарядник для ноутбука.

Не знаю, сколько я там просидел, прежде чем явился Николс сообщить, что завтрак сейчас будет подан: по распоряжению мистера Астона, на два часа позднее обычного и прямо здесь, в кабинете. Я, недоумевая, почему вдруг такие изменения, пошёл проверить Дэниела, но оказалось, что он уже встал и успел одеться. Он набросился на меня с поцелуями и даже попытался затащить в кровать. Я вывернулся из его рук:

— Дэниел, за дверью накрывают на стол. К тому же мы занимались этим шесть часов назад.

— Всё было как-то… скомкано, — усмехнулся он. — И не забывай о почти что двухнедельном воздержании.

— Разве ты не с женой ездил отдыхать?

Он серьёзно посмотрел на меня.

— Я уже говорил: ни с кем, кроме тебя.

Я смутился и отвёл глаза:

— Не думал, что это относится к твоей жене.

— Кажется, в английском языке у «ни с кем» только одно значение.

Мне стало стыдно и одновременно страшно. И где-то глубоко-глубоко внутри промелькнула маленькая противненькая радость. Я растерялся.

— Дэниел, ты не должен… Я хотел сказать, что я не требую… не могу требовать такого от тебя…

— Зато я могу. И я не понимаю, чем ты недоволен, — в его голосе появились знакомые жёсткие нотки.

— Нет, я наоборот… Мне было неприятно думать, что ты с ней… Но радоваться этому — в этом есть что-то низкое, подлое.

Он взял меня за плечи и заглянул мне в глаза:

— Ты не должен радоваться, ты просто должен знать. Пойдём завтракать.

За завтраком мы мало разговаривали. Я был ошарашен. Сам не знаю, почему это так на меня подействовало. Может быть, они уже несколько лет не спят вместе, учитывая, что Дэниел постоянно изменял ей раньше, но мне всё равно было бы спокойнее думать, что он пытается сохранить для Камиллы хотя бы видимость брака. Хотя представлять их вместе, в одной постели…

Под конец завтрака я всё-таки заставил себя заговорить.

— Я оставил тебе подарок в кабинете на столе, — сказал я, тут же мысленно обозвав себя идиотом. Я хотел разрядить атмосферу, а заговорил о том, что мы на Рождество не были вместе, потому что он проводил каникулы со своей семьёй.

Дэниел улыбнулся:

— Я там пока не был. Спущусь вниз сразу, как только покажу тебе твой подарок. Пойдём…

Он встал из-за стола и протянул мне руку, я вложил в неё свою, и он подвёл меня к окну. Я недоумённо посмотрел на пустынную улицу, потом на Дэниела. Он указал пальцем:

— Я не стал перевязывать её бантиком — серебристый цвет сам по себе довольно нарядно выглядит.

Я только тут догадался, про что он говорит. В этом районе такими вещами никого не удивишь, и я сначала подумал, что это машина кого-нибудь из соседей. Но, Господи… Это был рождественский подарок от Дэниела. Я уставился на него в немом изумлении, даже ничего не сказал. Мог бы, конечно, выдавить хотя бы «спасибо».

Он рассмеялся. Наверно, у меня на самом деле был совершенно обалдевший вид.

— Всегда хотел «Астон Мартин», — сказал Дэниел. — Но с моей фамилией, согласись, это было бы глупо. Моя мечта хотя бы отчасти сбылась…

— Дэниел, это… У меня просто слов нет! Спасибо… Но это слишком, я не могу принимать такие подарки.

Я хотел сказать, что я не заслуживаю этого, что он не должен столько расходовать на меня, но слова застряли в горле. Я лишь крепче сплёл свои пальцы с его. Мне было радостно и неловко.

Дэниел развернул меня к себе и поцеловал.

— С Рождеством, — сказал он потом.

Мы спустились вниз — посмотреть подарок вблизи. Машина была просто великолепна. Это невозможно описать; сильные и плавные линии, стремительность и элегантность, само совершенство. Мы попробовали проехаться на ней по окрестностям (хотя это была не лучшая идея, меня всего чуть не трясло от неожиданности), и я вполне сносно справился, несмотря на долгое отсутствие практики и правый руль, с которым я раньше никогда не имел дела.

Когда мы вернулись в дом, Дэниел перешёл к менее приятной части — правилам пользования машиной. В основном, кроме того, что он запрещал (именно так) ездить с большой скоростью, это были правила, относящиеся не к машине, а ко мне. Мне не разрешалось выезжать на ней за пределы города без охраны, ездить ночью без охраны, ездить куда-либо, не предупредив охрану, и прочее в том же духе. В итоге он запретил мне пользоваться общественным транспортом и такси, а также перемещаться пешком дальше чем в пределах трёх кварталов, заявив, что давно надо было это сделать.

— Дэниел, как мне вообще теперь жить? Мне ничего нельзя! — не выдержал я.

— Тебе всё можно, — невозмутимо возразил он. — Ты можешь абсолютно везде ездить на своей машине при условии, что с тобой будет автомобиль сопровождения. На занятия, например, ты можешь ездить и один. Одно только это — огромная уступка с моей стороны. Эдер вообще никуда не хотел тебя пускать без охраны. Я прожил так всю жизнь и, как видишь, прекрасно себя чувствую.

— Ты — другое дело… Я не миллиардер и не управляю огромными компаниями. Кому я нужен?

— Ты очень близкий ко мне человек. Если хочешь, ты — моё слабое место. Ты не должен оставаться без защиты ни на минуту. Мои враги могут причинить тебе вред, чтобы нанести удар мне. И даже те, кто на моей стороне, будут пытаться вытеснить тебя из моей жизни. Разными способами. Прости, Джейсон, что втягиваю тебя в это… Но таковы правила игры. Это плата за то, чтобы быть вместе.

— Я понимаю. Я, наверное, привыкну. Потом… Но пока это…

— Я тоже тебя понимаю, — сказал он примирительным тоном. — Но откладывать больше нельзя. Я и без того слишком долго откладывал, хотел, чтобы ты привык. Ты же знаешь, что за тобой постоянно следили — охране будет легче заботиться о твоей безопасности в открытую и с твоей помощью. От тебя не так много и требуется: просто сообщать, куда ты идёшь или едешь. Обещай мне соблюдать все эти правила.

• Предыдущая
• 54/312
• Следующая