Весенний детектив 2015 (сборник) - Полянская Алла - Страница 30

• Предыдущая
• 30/66
• Следующая

Да и с личной жизнью как-то не складывается. После того как завершилось, слава богу, мое супружество, я долго в сторону девушек даже глядеть не мог. Да и теперь холодею, если какая-нибудь закидывает удочку в смысле женитьбы. А в результате есть все шансы так и сгинуть с лица Земли, не оставив на ней своего семени: ни парнишки, ни дочурки, никого.

Однако после второго бокала концентрация «Кьянти» в крови достигла уровня, когда оптимизм стал преобладать. Я перестал себя терзать и продолжил наблюдение за жилым домом напротив. Там имелось четыре балкона, с третьего этажа по шестой, и интересно было, насколько каждый из них не похож на другой – как непохожими были, верно, их хозяева.

Да, тут царила полная политкорректность. Европейский, так сказать, мультикультурализм. Я вспомнил, по контрасту, подоконники в Германии. (Там мы с Глебом, в целях экспансии на внешний рынок, побывали осенью.) На каждой немецкой лоджии имелась бегония – причем палитра и даже величина цветков у всех была одинакова, как на подбор. Ни одного балкона не цветущего! Подумалось тогда: на тех граждан, кто цветы НЕ выращивал, в тридцатые годы, верно, писали доносы в гестапо. Да и сейчас полиция, возможно, косится на них с подозрением.

Иное дело – солнечная, беспечная Италия! Здесь царствовала полнейшая свобода самовыражения. Балконом шестого этажа явно владела крепкая хозяйственница. Там хранилась пара ведер и швабр, построенных по ранжиру. Имелась сложенная в боевой готовности гладильная доска. Однако главные позиции занимала сушилка. Дважды за время моего пребывания там чудесным образом появлялось белье – развешанное аккуратненько, без складочек, по порядочку – полотенчико к полотенчику, блузка к блузочке. Судя по гардеробу, синьора с шестого этажа была одинокой. Мужских носков и детских маечек на сушке не наблюдалось. В основном женские стринги, спортивные майки, шорты, гольфы и пижамки. Я дважды видел ее за гардинами: сухопарая дама за пятьдесят. Тоже, наверно, какая-нибудь лингвистка из университета, профессорша, специалистка по Умберто Эко и Тонино Бенаквиста. Ведет размеренную буржуазную жизнь: утренняя пробежка, симпозиум, аспиранты, фитнес, семинар, здоровый секс с коллегой…

А вот тех, кто жил под нею, я так ни разу и не увидел. Они, по-моему, в квартире даже не появлялись. Ставенки все время были наглухо закрыты. Свет ни разу не зажигался. На балконе имелись печальные спортивные велосипеды, а также старый обруч для хула-хупа и вышедшая из употребления доска для сноуборда (без креплений). Оставалось лишь гадать, что за синьоры Спортсмены (я назвал их для себя так) проживают на пятом этаже, чем занимаются по жизни, как выглядят?

Квартиру под Физкультурниками занимала образцовая Садовница. Ее балкон превосходил по части флоры любой средненемецкий. Плети бегонии переваливались через перила и свисали едва ли не до самого балкона внизу. Алые, красные, розовые, рыжие, фиолетовые – они радовали взгляд своим языческим, ненормативным буйством. Рядом в горшке располагались неведомые мне, но красивые кусты: голубые, белые, лимонные. А еще спецгоршок с первоцветами, которые, радуясь апрельскому римскому солнцу, уже вылезли, жмурясь, из влажной земли: нежные крокусы, нахальные нарциссы, пара робких тюльпанов.

Садовницу, следящую за личным ботаническим садом, я ни разу не видел. Однажды лишь мелькнул силуэт за занавеской – однако толком высмотреть никого не удалось. Не уверен даже, была ли то синьора. Может, за цветочками ухаживал, наоборот, синьор Садовник? А что, в толерантной да политкорректной Европе – запросто.

Самый нижний балкон, на третьем этаже, по контрасту с предыдущим являл собой нечто среднее между чуланом, кладовкой и свалкой. Казалось, хозяин (или хозяйка, или хозяева) квартиры складирует туда все, что отслужило свой срок или пришло в негодность. Или им лень и недосуг дойти до помойки? Или они настолько ветрены и импульсивны, что сломавшийся предмет просто вышвыривают за ближайшую дверь, в данном случае – балконную? Как бы то ни было, там громоздилось разнообразнейшее барахло: пустая коробка из-под жидкокристаллического телевизора, пара сломанных деревянных карнизов, облезлый венский стул-инвалид на трех ножках, а также потертое кресло с дырой в боку. Все довольно пыльное, с грязными потеками – видно, давно валяется под римским солнцем и дождями, в полном небрежении со стороны хозяев.

Зато обитатели этой квартиры вели, на фоне прочих, довольно интенсивный образ жизни. Свет зажигался и гас – причем в каждом из трех окон. Гардины порывисто закрывались и открывались. Мелькали тени и силуэты. Однажды, буквально на долю секунды, не более одной десятой, пролетела девушка: высокая, тонкая, длинноногая, с буйной средиземноморской кудрявой прической. Однако в дальнейшем, как ни вглядывался я в окна квартиры, больше ни разу не удалось мне ее углядеть.

Я продолжал попивать терпкое «Кьянти», закусывать пармскими сырами и вдыхать прохладу римского весеннего вечера. И тут в квартире третьего этажа зажегся свет. Занавески закрыты не были, люстра сияла вовсю. Однако я находился по отношению к комнате намного выше и под таким углом, что мог видеть не более ее трети. Я заметил паркет прекрасного качества и кусок косо лежащего белого ковра. Потом в поле зрения возникли ноги. Вернее сказать, ножки: длинные, девичьи, тонкие и почти совершенно обнаженные. Во всяком случае, я видел их до средины бедра – полностью нагими. А дальше мешала верхняя рама окна. Пикантно. И занимательно: что там надето на девчонке? Короткая юбочка? Шортики? Трусы-стринги? И кто она? Та самая длинная, очень итальянская девушка с волнисто-курчавой головой – или вдруг нет? Может, какая-то другая? Соседка, рум-мэйт? Я мечтал, чтобы особа сделала хотя бы пару шагов к окну – тогда я смог бы разглядеть ее всю. Однако нет – ножки не выходили «из кадра», ограниченного рамой. Время от времени они меняли положение. Тут я заметил, что стопы голоногой девушки украшены необычной обувью: то были меховые, с торчащей наружу шерстью, полусапоги. Кажется, женский пол называет подобную обувку смешным именем «ботильоны». И вот, ножки в ботильонах становились то в фас, то в профиль, то изображали третью позицию, то ставились на каблук, то на носок. Я сообразил: их обладательница рассматривает обновку в отражении. Примеряет.

Вообще наблюдать за человеком перед зеркалом бывает довольно смешно. Но в данном случае, когда я видел только нагие ножки, обрезанные по бедро (в новеньких ботильонах), зрелище получалось довольно секси. Не то чтобы я вожделел к этим тонким и бледным ногам без чулок и колготок, но, словно читатель книги с затейливо закрученной интригой, думал: а дальше? Увидеть бы обладательницу этих длинных и тонких ножек целиком! Сердце мое забилось. Давненько я подобных ощущений не испытывал!

Однако раскрывать свои секреты моя визави не торопилась. Все крутилась на месте: то фас, то профиль, то носок, то пятка, то подошва. Казалось, она будет рассматривать свою обувку вечность! Только женщины могут так долго вертеться перед зеркалом! Хоть бы она наклонилась, что ли, взмолился я, поправила ботильончик или, там, мех взбила! Или нагнулась, сбросила обновку! Однако девушка продолжала топтаться в одной точке, словно приклеенная. Увлекшись наблюдением, я даже не заметил, как дохлебал стакан вина.

А потом – о, коварство! – ножки вышли «из кадра», исчезли безвозвратно и целиком. Так и не показав мне «продолжение»! А еще через секунду в комнате и вовсе погас свет. Я чертыхнулся и отошел в глубь номера. Нет, пора, пожалуй, вернуться к реальности. В моем случае реальностью был телевизионный экран со ста сорока каналами, готовый предоставить мне (в том числе за отдельную плату) не только голые ножки, но и все прочие части женского тела – на любой вкус. Но – нет! Меня совершенно не привлекал виртуальный мир. Сейчас, в Риме, весенним вечером, с бутылкой «Кьянти» и итальянскими сырами?! Реальные (хотя не менее недосягаемые) ножки в окне занимали меня гораздо сильнее.

Может, пойти туда? Позвонить в квартиру? И – что? Сказать на своем английском: мэм, или нет, синьора, простите, но я увидел в окне ваши ножки. Нельзя ли мне посмотреть и остальное? От этой мысли я сморщился, словно несвежее съел. И ведь штука в том, что я совершенно не испытывал ни к ножкам, ни к их хозяйке, взятой целиком, ни малейшего вожделения. Мне просто любопытно было посмотреть все остальное.

• Предыдущая
• 30/66
• Следующая