Я учился жить... (СИ) - "Marbius" - Страница 30

Глеб не сдержал широкой улыбки, смягчившей и оживившей его лицо. Он проследил за Макаром, азартно сворачивавшим блинчик в аккуратный рулончик и в упоении отправлявшим его в рот.

- Ну ты попробуй! Не будь снобом! – с набитым ртом возмутился Макар. Глеб решился снять пробу.

Стопка блинчиков изначально не казалась такой большой, но изничтожалась она медленно. Глеб в особый восторг не пришел, но ел их не спеша и с относительным удовольствием, а Макару нужно было рассказать все про то, как Илья учил его замешивать тесто, а потом их печь, и как они потом угощали Наталью Владимировну, которая причитала на тему лишних килограммов, но к угощению отнеслась исключительно серьезно. И он активно жевал блины и не менее активно выплескивал события своего дня.

- А еще я убедился, что мы живем в жутко маленьком городке. Почти как в моем квартале, - неожиданно задумчиво произнес Макар. - Все всех знают, а мамашке моей так вообще с особым удовольствием докладывали, что я там опять типа натворил. Ты представь: до школы идти буквально пять минут, в нашем доме жила одна моя классуха, через дом – другая, ну и естественно докладывались как священнику на исповеди. Так и тут. Смотри: я раньше работал за четыре квартала от универа, сейчас за две улицы. А теперь смотрю, одногруппники тоже там околачиваются, ты представляешь? Вот я думал, что хотя бы летом от них отдохну, ан нет, они там. Вот никуда от них не избавиться. Вот чего им по своим курортам не сидится? Околачивались бы там, а то летом в городе – ну совсем же не комильфо, не?

- Какая тебе разница? – пожал плечами Глеб. – Пусть околачиваются в городе.

Он встал, чтобы сделать себе кофе, а Макару чай. Макар остался сидеть, задумчиво барабаня пальцами по колену. Тишина, которую Глеб оставил за спиной, была странной: двусмысленной, полной странных недомолвок. Ему показалось, что Макар хотел что-то сказать, в чем-то признаться, чем-то поделиться, и передумал. Вот буквально осекся на полуслове. Глеб повернулся к нему и прислонился ко столу, дожидаясь, когда приготовится кофе и закипит вода в чайнике. Макар покосился на него, как-то резко отвел глаза и с особым энтузиазмом принялся за последний блинчик. Глеб отметил его рвение и повернулся к кофе-автомату.

- Все в порядке? – легко спросил он, ставя чашки на стол.

Макар активно закивал головой и взял чашку, упорно не поднимая на Глеба глаз. Ему показалось, или уши Макара действительно отсвечивали красным? Смущение, стыд, что? Или в сумерках позднего вечера, да при приглушенном свете и не такое привидится? И что за тип этот Илья? С другой стороны, идти в то кафе или в ту парикмахерскую и знакомиться с ним – эта мысль звучала настолько нелепо, что Глеб поморщился. Он слишком привык подозревать всех и вся во всем. Может, стоит сделать исключение хотя бы для квартиры и довериться?

Глеб с интересом смотрел на настенный календарь. Он был в некотором роде более наглядным, чем настольный. И красное окошко на прозрачной ленте приближалось все настойчивей к заветному дню двадцать шестого августа. Именно тогда начинался отпуск. Тополев уже поинтересовался, куда и как отчаливает Глеб, какие у него планы, порекомендовал, что посмотреть стоит кровь из носу, что не стоит пробовать ни в коем случае, и раз пятнадцать обсудил с ним погоду в пафосном швейцарском городке. Глеб долго решал, в какие заграницы он хочет отправиться, долго уговаривал себя попытать счастья в Азии, пытался убедить себя не доверять так рьяно ВСЕМ новостям политики из Северной Африки и Латинской Америки, и понял, что его занудной брюзгливой душонке куда ближе тщательно облагораживаемые альпийские улочки, чем спонтанная жизнерадостностность латинян. Билеты и пансион были оплачены, Глеб уже составил примерный план мест, которые бы хотел посетить, и изучил транспортные возможности, связывавшие городок с остальной Швейцарией. И ему было странно отправиться в отпуск. Непривычно, подозрительно, где-то боязливо. Глеб старался не думать, что он оставляет кучу малу не до конца решенных вопросов, что в его отсутствие может разразиться очередной дефолт, метеоритный дождь, наводнение, что угодно. Он старался держать себя в руках и на очередном совещании не увлекаться раздачей слишком подробных инструкций по поводу того, что следует делать и чего не делать. Очень эффективным средством был и насмешливый и понимающий взгляд Тополева, который сам вел себя не самым мирным образом в последние дни перед своими отпусками. И Глеб смотрел на те девять дней, которые ему остались до пугающей пятницы, которой на смену придут выходные перед этим временем. В настольном календаре эта неделя еще была скрыта, но он знал, что она оставалась пустой – он смог перенести и соответственно вычеркнуть те дела, которые уже запланировал до решения об отпуске, но испортить бумагу этим дурацким словом «отпуск» он так и не смог. Глеб с трудом представлял себя вне своего кабинета, вне офисного здания, вне перемещений по делам и давно выработанной рутины.

- Здравствуй, о мудрейший из мудрых, светлейший из светлых, проницательный и снисходительный Глеб ибн-Сергей, - эффектно распахнув дверь, застыл на пороге Генка. Глеб неторопливо перевел на него взгляд и приподнял брови.

- Обязательно делать вид, что я рад тебя видеть, или твое чувство собственного величия переживет и без моего подхалимажа? – хладнокровно поинтересовался он.

Генка захлопнул дверь и вальяжно направился на кухню.

- Оно пережило двух секретарш главного, пятнадцать замдиров всяких разных мастей и три твоих отлупа, Глебушка! – Генка выглянул из кухни и обличающе указал на него пальцем. – Так что такая мелочь, как твоя кислая рожа, меня явно не смутит.

- Какие еще отлупы, - тяжело вздохнул Глеб, задумчиво глядя на настольный календарь.

- Тебе чисто отлупы напомнить, или с указанием точного места и времени?

Глеб вздрогнул, когда голос Генки раздался прямо над ним. Чего у этого стервеца было не отнять, так это желания бесшумно ходить, что любви народных масс к нему не добавляло. Вот стоят простые офисные работники высшего звена и хают, хают главного и его прихлебал, и голос одного из них, довольный, сытый, мурлыкающий голос Генки просит огонька. Вот задержалась какая-нибудь барышня на работе, и чтобы отчетность в порядок привести, и чтобы поудовлетворять свое женское тщеславие с бравым сотрудником службы безопасности прямо на рабочем месте, и когда он, раскрасневшийся, довольный и в виде, откровенно не соответствующем представлениям начальства об опрятности, отрывается от дамы, этот самый голос начальника этой самой службы, одобрительно оценивающий его ягодицы, энтузиазм не вызывает. Генка умудрялся оказываться в самых неожиданных местах и пратически всегда усердно имитировал праздность. Многие, очень многие велись.

- Отойди, - угрожающе произнес Глеб.

- Уже, - невинно произнес Генка, усаживаясь напротив. – Хорош кофеек-то. И почему тебе так везет? Даже у главного он горчит, - печально признался Генка.

- Главному секретарша в резервуар с водой плюет, ее яд и горчит, - пробормотал Глеб и добавил погромче: – Мог бы и мне сделать.

- Так что же ты сразу не сказал? – радостно воскликнул Генка и легко поднялся. Глеб усмехнулся. – О! – донесся до него Генкин голос из клетушки. – У тебя же печеньки есть! О! – он чем-то зашуршал и радостно замычал. Кажется, это была ссобойка Макара. Глеб закатил глаза: они бы с Макаром друг друга поняли. – Ты же не против? – кротко поинтересовался Генка, ставя перед ним чашку, усаживаясь и держа в руке бутерброд. Глеб только и сделал, что закатил глаза. – Ну вот и я так думаю. Ты попитаешься нектаром, а мне надо форму поддерживать. Борьба с дисциплинарными проступками, расхищениями капиталистической собственности, диверсионными проникновениями извне, угрозы жизни главного тела и прочая мура требуют калорий.

- Ты чего приперся? – без обиняков спросил Глеб, дав ему доесть бутерброд.

- Отличная штукенция, - дожевав, сказал Генка. – Передавай привет и мое большое спасибо.