Сталин. По ту сторону добра и зла - Ушаков Александр Геннадьевич - Страница 6

• Предыдущая
• 6/309
• Следующая

Так Сосо познакомился с первым революционным движением в России и с интересом стал читать о первых русских революционерах. Знакомясь с народовольцами, он не мог не задаться вопросом: что же заставило всех этих сытых и культурных людей так остро почувствовать свою вину перед живущим в нищете и страданиях народом и пойти в него искупать свою вину?

В Гори Сосо видел и обеспеченных и культурных людей, и тот самый народ, который так любили и идеализировали народники. Вот только вместо сострадания по отношению к нему он чаще видел брезгливость и высокомерие. Непонятно ему было и то, как те самые крестьяне, вековой мечтой которых была собственность на землю, могут привести к какой-то новой и куда более достойной для всех жизни. И, к его несказанному удивлению, народники видели в деревенской жизни, несмотря на всю ее нищету и грязь, какую-то неведомую ему идиллию, а в хитрых и изворотливых крестьянах — богобоязненный и богоизбранный народ.

И он, наверное, очень бы удивился, если бы узнал, что так оно и было на самом деле. Экономика русского села уже тогда носила в себе черты примитивного социализма. Еще в XV веке русские крестьяне создали общину, социальной целью которой было равенство. Община владела лесами и лугами, решала, что сеять, и даже после реформы 1861 года полученная крестьянами земля делилась всем миром в зависимости от величины и работоспособности семьи. И всей душой ненавидевшие западный капитализм с его трущобами и эксплуатацией народники были убеждены в том, что у России, в отличие от стран Востока и Запада, есть свой собственный путь развития, и на этом пути она может миновать стадию капитализма и перейти к социализму через крестьянскую общину.

Да, Маркс и Энгельс уже написали в «Коммунистическом манифесте» об «идиотизме деревенской жизни» и со своей установкой на рабочего и завод видели в помещике естественного врага, а в крестьянине — с его извечной мечтой о земельной собственности — врага потенциального. И тем не менее народники верили в то, что Россия сможет миновать западный капитализм и предначертание русского народа — разрешить социальный вопрос лучше и быстрее чем на Западе. И опирались они прежде всего на то, что русскому народу было совершенно чуждо понятие римского права о собственности.

Все эти заумные рассуждения о пути России не произвели на Сосо особого впечатления, и куда больший интерес у него вызвала жизнь, наверное, самого яркого представителя народничества Нечаева. Да, что там говорить, это была личность! Просидеть десять лет в страшном Алексеевском равелине и подчинить себе свою стражу способны не многие. А чего стоил нечаевский «Катехизис революционера» с многообещающим названием «Топор, или Народная расправа»! По своей сути, это было наставление для духовной жизни каждого, кто решил посвятить себя революции, и являло предельную форму революционного аскетического отрешения от мира.

«Революционер, — часто повторял Сосо запавшие ему в душу строчки, — обреченный человек. Он не имеет личных интересов, дел, чувств, привязанностей, собственности, даже имени. Все в нем захвачено одним исключительным интересом, одной мыслью, одной страстью: революцией! Революционер порвал с гражданским порядком и цивилизованным миром, с моралью этого мира, он живет в этом мире, чтобы его уничтожить. Он не должен любить и науки этого мира. Он знает лишь одну науку — разрушение. Для революционера все морально, что служит революции. Революционер уничтожает всех, кто мешает ему достигнуть цели. Тот не революционер, кто еще дорожит чем-нибудь в этом мире. Революционер должен проникать даже в тайную полицию, всюду иметь своих агентов, нужно увеличить страдания и насилие, чтобы вызвать восстание масс. Нужно соединяться с разбойниками, которые настоящие революционеры. Нужно сосредоточить этот мир в одной силе всеразрушающей и непобедимой...»

Размышляя над этим, Сосо все чаще вспоминал рассказы отца о благородных разбойниках и все больше убеждался в том, что все они, по своей сути, были самыми настоящими революционерами. Но особенно близки ему были рассуждения знаменитого бунтаря о готовой на пытку таинственной душе революционера, в которой не было веры ни в помощь Божьей благодати, ни в вечную жизнь. Да, так оно и было на самом деле! Как видно, Бог и на самом деле был слишком занят «небом, не землей», и надеяться на ней можно было только на себя, на свои силы, знания и отвагу.

Сосо не очень удивился, узнав из рассказов Ладо о том, что в конце концов народники потерпели поражение. Те самые крестьяне, которых они боготворили, не понимали их и относились к ним враждебно. А вот то, что многие из народников, разочаровавшись в «народе-богоносце», встали на путь откровенного терроризма, порадовало его. Да, это были пока одиночки, но именно они держали в страхе всех этих генерал-губернаторов и царских чиновников, стреляя в них из револьверов и бросая в них бомбы.

Вряд ли Сосо думал об обреченности борцов за народное счастье. Они привлекали его прежде всего своей дерзостью и вызовом той тупой и страшной силе, которую представляло собой государство. И, уж конечно, ему и в голову не приходило, что все эти террористы по большому счету были самыми обыкновенными уголовными преступниками. По той простой причине, что именно они сумели соединить в своем революционном порыве преступление и поэзию, что и делало их особенно привлекательными.

Сосо очень хотелось походить на этих отчаянных людей, ходивших по лезвию бритвы и не ведавших, что такое страх. И в своем стремлении брать с них пример он был не одинок. Пока еще убежденный марксист Владимир Ульянов тоже многое взял от первых русских революционеров. Нет, он не собирался стрелять в губернаторов и великих князей и в Нечаеве его привлекала прежде всего идея покрыть всю Россию прекрасно организованной революционной партией с ее доведенной до абсолюта централизацией и дисциплиной. Ну и, конечно, его не мог не окрылять раз и навсегда избранный Нечаевым лозунг: революции дозволено все...

Сосо от души восхищался отчаянными семинаристами и железным Нечаевым, но следовать по их весьма сомнительному пути не собирался. И пределом его весьма, надо заметить, скромных детско-юношеских мечтаний был отнюдь не борец со всеобщим злом, а самый обыкновенный... писарь, который составляет жалобы и прошения. Как и многие люди, он считал, что все беды происходят только от незнания сильными мира сего истинного положения вещей и стоит им только узнать о нем, как все изменится, словно по мановению волшебной палочки. Правда, всего через год Сосо собирался стать волостным старшиной, чтобы «навести порядок хотя бы в своей волости». Как это ни странно, но самый способный ученик духовного училища даже и не помышлял о служении Богу.

А вот мать думала. Сосо оставалось учиться совсем немного, и надо было продолжить его дальнейшее образование. Учитель пения предложил устроить мальчика в Горийскую учительскую семинарию, однако Кеке отказалась. На что она рассчитывала, отказываясь от столь выгодного предложения, сказать трудно. Ведь в тифлисскую семинарию, куда она собиралась определить Сосо, принимали в первую очередь выходцев из духовного сословия, и за обучение в ней надо было платить. Денег она не имела. Но надежды она не теряла. И, как выяснилось, не зря. За Сосо обещал похлопотать один из учителей Горийского училища, чей хороший знакомый Федор Жордания преподавал в семинарии церковные грузинские предметы. Большие надежды она возлагала и на своего брата, который жил в доме эконома семинарии Георгия Чагунавы.

Что думал об этом сам Сосо? Трудно сказать! Да и что ему думать? Пока еще в их маленькой семье все решала мать. И когда он, окончив с отличием Горийское духовное училище, был рекомендован к поступлению в духовную семинарию, юноша воспринял подобный поворот в своей судьбе как должное...

Сосо приехал в Тифлис вместе с матерью 22 августа 1894 года и подал заявление о допуске к вступительным экзаменам. Его допустили, и он блестяще их сдал. А вот дальше начались проблемы.

• Предыдущая
• 6/309
• Следующая