Казнь без злого умысла - Маринина Александра Борисовна - Страница 73

• Предыдущая
• 73/93
• Следующая

– А Чуракову мог сказать? – спросила Настя.

– Конечно. Если кто и знал, так только Илюша. Илюша ему вместо сына был. Он все знал про Игнатьича. И секреты его кормленческие знал. Потому его и убили, Илюшу-то. Перовские, с тамошней фермы, убили. Я ж об этом еще в тот раз говорил, только ты с другим мужиком приходила, с плечистым таким. Я все помню! Из ума не выжил еще.

Леонид Иванович хитро прищурился и погрозил пальцем.

– А с женой Чуракова вы знакомы?

– С Танюшей? Ну а как же! Когда Илюшу убили, мы все на похороны пришли и на поминки, потом на сорок дней собирались, девять дней-то пропустить пришлось, Илюшу не сразу нашли, да и тело долго не отдавали, все экспертизы какие-то проводили, так что его и хоронили, когда уж девять дней давно миновало. Нас ведь много, тех, кто на ферме работает, и все попрощаться с ним хотели и помянуть, а работа у нас сменная, все в одно время прийти не могли, так что каждые поминки в три захода организовывали прямо у нас, в столовке, в административном корпусе. Танюшке одной было не потянуть столько хлопот, она и без того горем раздавлена, да еще двое детей маленьких. Так что мы все время с ней рядом были. Очень Илюшу у нас на ферме любили, хороший он был доктор, зверей любил и понимал, чувствовал.

– Значит, и телефончик ее знаете? – поинтересовался Егоров.

– Конечно, знаю. И адрес. Она тут недалеко живет, через два дома.

Вот это повезло! Ну, хоть в чем-то же должно было повезти…

Леонид Иванович с удовольствием согласился составить протекцию и позвонить Татьяне Чураковой. Вламываться без предупреждения почти в десять вечера к вдове с двумя маленькими детьми – наверняка провалить все дело.

– Как от меня выйдете – направо, дойдете до магазина канцтоваров, мимо пройдете и в первый же подъезд заходите, поняли? – строго напутствовал он Настю и Егорова. – Там на третьем этаже тридцать вторая квартира. Вовка! – гаркнул он неожиданно сильным голосом.

Через несколько секунд в комнату заглянул раскрасневшийся племянник в фартуке и с ножом в руке.

– Чего, дядя Леня?

– Дожарил, что ли?

– Нет, только засыпал недавно.

– Долго возишься, – недовольно пробурчал Леонид Иванович. – Я уж думал, гостей картошечкой жареной попотчуем.

– Да я чистил долго, – начал оправдываться Володя, – у тебя ножи тупые. Пока точил… А что, уже уходим?

– Ты оставайся, – поспешил успокоить его Егоров. – Мы тут еще в одно место неподалеку заглянем, пару вопросов зададим. Дожаришь – ешь спокойно и спускайся, в машине жди. Раньше чем через час не понадобишься.

– Ага, – кивнул Володя и скрылся на кухне.

На улице накрапывал мелкий дождик, пришлось достать из сумки зонт, который галантно понес Егоров.

– Рисковая ты, москвичка, – насмешливо и чуть вопросительно заметил Виктор. – В машине лапшу на уши вешала водителю про экологию, а ну как он спросит у своего дядьки, о чем мы разговаривали, чем интересовались. Не боишься?

– Спросит, – согласилась Настя. – И Леонид Иванович ему скажет, что разговор шел про экологию. Ты опять все прослушал.

– Да ты… – начал было возмущаться Егоров, но Настя со смехом прервала его:

– Вить, я ж тебе весь вечер талдычила про рамочки. Зря воздух сотрясала, что ли? У тебя в голове рамка «связь профессора и Голикова», ты всю информацию в нее помещаешь, что не влезает – то мимо сознания. А у Леонида Ивановича в голове другая рамка, та, которую мы с Коротковым в прошлый раз обрисовали: может ли ферма нести экологическую опасность. Я в разговоре несколько раз эту тему краешком задевала, и теперь он искренне уверен, что мы приходили с тем же интересом, что и в первый раз.

– Не говорила ты ничего про экологию!

– Говорила-говорила. Ты просто не заметил. Оно в рамочку не влезало, и ты мимо ушей пропустил.

– Ну ты даешь, москвичка! Это кто ж тебя таким фокусам научил? Неужели дядя Назар?

– Да нет, – усмехнулась она, – нашлись добрые люди…

– А если Володя твой все слышал из кухни?

– Не слышал. Я проверила. Зря, что ли, я попросила разрешения стакан водички налить? Если бы оказалось, что из кухни слышен разговор в комнате, я бы попросила Володю съездить в гостиницу и привезти мне что-нибудь совершенно необходимое. Вить, ты не забывай, сколько мне лет и какой стаж работы в розыске. Я, конечно, совершаю ошибки, как и все люди, и даже чаще, чем хотелось бы, но на таких мелочах не прокалываюсь. Вот магазин канцтоваров, нам сюда. – Она прибавила шаг, направляясь к нужному подъезду.

Татьяна Чуракова, вдова погибшего ветврача, оказалась приятной женщиной лет тридцати семи с обильной ранней сединой. В квартире стоял невообразимый гвалт, с одной стороны доносился громкий мультяшный голос, с другой – кричали друг на друга участники популярного ток-шоу, а прямо в прихожей, на пороге одной из комнат, бурно выясняли отношения девочка лет шести и паренек года на три постарше. Как успела уловить Настя, девочка хотела смотреть кино про какую-то Алису и требовала, чтобы мальчик вынул из проигрывателя диск со «Шреком». Мальчик уступать не собирался и горячо, повышая голос и хватая сестру за воротничок платьица, доказывал, что «Алиса» – это девчачья дурь и если хочешь быть умным, то надо смотреть взрослое кино. Их маму, судя по всему, такой шум совершенно не смущал. Однако при гостях она строго одернула детей, велела прекратить ссориться, выключить телевизор на кухне и убавить звук в «Шреке». Девочка обиженно надула губы и собралась плакать.

– Мам, скажи ему, пусть уберет своего «Шрека» и кино про Алису мне поставит. Ну скажи ему, мам! – ныла она, дергая Татьяну за край футболки.

– Поставь ей «Алису» на… – Чуракова посмотрела на часы. – На пятнадцать минут. Потом уложишь ее спать и можешь досматривать свой фильм. Все, Миша, ты уже большой мальчик, бери сестру и не мешай мне, видишь – ко мне люди пришли по делу.

Девочка немедленно забыла, что собиралась зареветь, и с жадным любопытством уставилась на гостей.

– А где ваша собачка? – требовательно спросила она. – Чем она болеет?

– Зайчик, иди смотри свое кино, никакой собачки нет, и она ничем не болеет, – с улыбкой ответила Татьяна.

Только что враждовавшие дети схватились за руки и дружно, вприпрыжку убежали в ту сторону, откуда слышалась знакомая музыка из «Шрека».

– Вы извините, нам придется на кухне посидеть, – сказала Татьяна. – У нас всего две комнаты, в одной дочка будет спать, в другой сын кино смотрит. Только у меня там не убрано, я после ужина не успела прибраться, глажку вот затеяла…

– Это вы нас извините, мы в такое позднее время вас побеспокоили, – ответил Егоров с мягкостью, которой Настя от него не ожидала.

На вопросы о покойном муже Татьяна отвечала охотно и подробно, а о его дружбе со старым профессором отзывалась с огромным уважением.

– Илюша очень вырос профессионально, когда начал вместе с Аркадием Игнатьевичем работать. Вы мне поверьте, я могу об этом судить, я ведь тоже ветврач, только после Илюшиной смерти мне пришлось уйти из ветлечебницы, теперь принимаю на дому, и денег больше, и дети присмотрены.

Значит, вот что означал вопрос девочки о больной собачке!

– Мы и познакомились с ним, когда оба в Ветеринарной академии учились, – продолжала Татьяна. – Вернее, тогда это еще был институт, это уже потом его в академию переделали, как модно. Аркадий Игнатьевич учил Илюшу мыслить иначе, смотреть на вещи шире. Сколько придумок они вместе осуществили! Сколько экспериментов поставили! Аркадий Игнатьевич и сподвигнул Илью прикрепиться в академию соискателем, набирать материал и готовить кандидатскую диссертацию. Необыкновенный был человек! Илюша очень горевал, когда Тарасевич умер. Даже хотел в память о нем добиться, чтобы какую-нибудь новую улицу у нас в городе назвали именем Окаемова. Письма писал в мэрию… Только не добился ничего. Не успел.

– Окаемова? – изумленно переспросила Настя. – Почему Окаемова? Кто это?

Татьяна сглотнула выступившие было слезы, тряхнула головой.

• Предыдущая
• 73/93
• Следующая