Казнь без злого умысла - Маринина Александра Борисовна - Страница 62

• Предыдущая
• 62/93
• Следующая

Если бы он их взял, его научная карьера продолжалась бы вплоть до действительно достойного завершения. Но он не взял эти деньги. Более того, отказался от них в резкой форме и вступил в непримиримый конфликт с руководством. Руководство, в отличие от профессора, было изворотливым и коварным, и Аркадий Игнатьевич глазом моргнуть не успел, как оказалось, что не ему предлагали сфальсифицировать заключение за взятку, а он сам эту взятку вымогал, более того, вскрытия тушек зверей производились с нарушениями, эти нарушения не позволили сделать достоверные выводы о причинах повышенного отхода норок и профессор буквально шантажирует руководство зверосовхоза, угрожая написать «плохое» заключение, если ему, приглашенному из Москвы специалисту, не будет заплачено. По инструкции вскрытие следует проводить в специальном помещении на ветпункте, но сплошь и рядом, если позволяют погода и климатические условия, стол из вскрывочной выносят на улицу. Этого делать не положено. Но все делают. И на Перовской звероферме в жаркий летний день приехавший консультант вскрывал тушки именно так, на свежем воздухе.

В цехе обработки шкурок всегда есть свои хитрости и особые приемы, позволяющие без ущерба для учетных записей «отщипывать» от принадлежащей государству пушнины небольшие, но лакомые кусочки. Несколько партийных и советских руководителей Перовской области получили по шубному набору, вследствие чего против профессора Тарасевича тут же возбудили уголовное дело, закончившееся судом и приговором: восемь лет лишения свободы за вымогательство взятки в особо крупном размере.

Областное управление исправительно-трудовых учреждений никаких шубных наборов от руководства зверофермы не получало, поэтому стремлением к избыточности репрессий по отношению к профессору не страдало. После вынесения приговора было принято решение не отправлять на зону заслуженного ученого, интеллигентного, образованного, приятного человека, к тому же немолодого – Аркадию Игнатьевичу только-только стукнуло 65 лет. Его оставили отбывать наказание в Перовском следственном изоляторе, определив работать библиотекарем.

Именно там он и познакомился с Дмитрием Голиковым, осужденным в 1983 году по совокупности статей к пятнадцати годам лишения свободы. Вероятно, начальником следственного изолятора, а может быть, и кем-то из областного управления ИТУ был человек думающий и незлой, потому что и Диму Голикова оставили все в том же изоляторе: должен же кто-то и полы мыть, и баланду по камерам развозить. Голикова, конечно же, учитывая характер содеянного, направляли на судебно-психиатрическую экспертизу, признавшую его вменяемым. Но то ли следователь, то ли судья, то ли кто-то в самом СИЗО заметил, что парень не совсем «в себе». Тихий, спокойный, сосредоточенный, медлительный. Про таких обычно говорят «тормоз» и «зануда». Отправить его на зону означало бы отправить на верную гибель. То, что он совершил, сочувствия не вызывало, это понятно. И виновность его была полностью доказана. Назначая судебно-психиатрическую экспертизу, следователь ни минуты не сомневался в результате и был совершенно уверен, что у Голикова обнаружат серьезное психическое расстройство, на основании которого он будет судом признан невменяемым и отправлен на принудительное лечение в психиатрическую больницу закрытого типа. Однако, получив заключение экспертов, увидел там совсем другое: всего лишь «шизоидную психопатию». И у суда не оказалось ни малейших оснований назначать подсудимому принудительные меры медицинского характера. Голикова, считавшегося психически здоровым, приговорили к длительному лишению свободы. Но брать грех на душу и отдавать не вполне адекватного парня на зону, а фактически – на растерзание, кто-то, видимо, не захотел.

На самом деле, точно не известно, познакомились ли Тарасевич и Голиков в Перовском СИЗО. Но это вполне могло иметь место. Никаких других точек соприкосновения между биографиями этих двух человек не было.

Аркадий Игнатьевич освободился, отбыв две трети определенного ему судом срока. В Москву возвращаться не захотел: обиделся и на жену, подавшую на развод, как только его осудили во второй раз, и даже не приехавшую поговорить и объясниться; и на своих коллег, не заступившихся за него и сразу поверивших, что Аркадий Тарасевич – мздоимец и шантажист. В общем-то, для обид основания у него были. За время, пока Тарасевич сидел в СИЗО, выдавая книги подследственным и подсудимым, произошло немало перемен. Умер Брежнев, наступила эпоха Андропова, потом эпоха Черненко, а когда профессор освободился, уже шла перестройка Горбачева. Руководство Перовской области неоднократно менялось за эти годы, а следом за ней менялись и руководители предприятий и учреждений. Теперь Перовской зверофермой командовали совсем другие люди, к которым у Аркадия Игнатьевича не было личных претензий. И он пошел туда работать, чтобы продолжать то единственное, что было интересно ему в этой жизни: исследовать, изучать и экспериментировать, чтобы разработать самый оптимальный и при этом самый доступный по ресурсам рацион кормления пушных зверей.

В 1992 году давний знакомый Аркадия Игнатьевича приватизировал зверосовхоз в Вербицке, создал ООО и пригласил Тарасевича на должность главного зоотехника. На этой ферме профессор и проработал до самой смерти в 2005 году, не дожив буквально месяца до своего девяностолетия. Он активно продолжал заниматься проблемами кормления пушных зверей, ибо натуральные корма становились все хуже и хуже, много экспериментировал с биодобавками, рассчитывал варианты дозировок, комбинаций и режима кормления. Тарасевичу удалось добиться отличных результатов, и, при нарастающем дефиците хороших кормов, норки на Вербицкой звероферме выживали и плодились намного лучше, чем в других хозяйствах.

Две судимости и два отбытых срока сделали из Аркадия Игнатьевича человека нелюдимого, малообщительного и неприветливого. Единственным, с кем он общался постоянно и с удовольствием, был молодой ветврач Илья Чураков, который тянулся ко всему новому и обладал неукротимой жаждой знаний. Главный зоотехник и ветврач много времени проводили вместе, что-то обсуждали, иногда Чураков даже ночевал у профессора, когда им нужно было придумать очередной эксперимент или проанализировать полученные результаты.

Аркадия Игнатьевича многие на ферме не любили, но ценили и уважали, отдавая ему должное как специалисту высочайшего класса. Поговаривали, что Тарасевич писал какую-то книгу по истории пушного промысла и пушного звероводства в России, но написал или нет – неизвестно, хотя знал про это очень много, рассказывал ветеринару Чуракову, а тот после смерти профессора охотно делился полученными знаниями со всеми, кому было интересно, постоянно ссылаясь на своего учителя.

Все это было занятно, но… Не давало никакого ответа на вопрос о том, действительно ли Аркадий Игнатьевич Тарасевич познакомился с Дмитрием Голиковым во время отбывания наказания и почему навещал его в психоневрологическом интернате.

Едва погрузившись в сон, Настя вдруг проснулась: ей показалось, что открылась дверь, соединяющая ее номер с номером Короткова. Так и оказалось: Юркин силуэт маячил на фоне окна.

– Ты чего? – испуганно спросила она.

– У тебя обезболивающее есть? – страдальческим голосом проговорил Коротков. – Какое-нибудь посильнее. Зуб запарил, начал болеть после обеда, я думал, сам пройдет, а он разошелся вовсю, заснуть не могу.

– Так ты поэтому был такой злой? – догадалась Настя. – Чего ж сразу не сказал?

Она зажгла бра и потянулась за халатом, лежащим в ногах.

– Я надеялся, что успокоится, не в первый же раз. А он уже дергать начал, – пожаловался Юрий, деликатно отступая в ту часть гостиной, из которой не просматривалась спальня.

– Дергать? Иди одевайся быстро! – скомандовала Настя. – Сейчас узнаем, где здесь круглосуточная стоматология.

– Да откуда здесь круглосуточная…

– Город – почти миллионник, наверняка есть! Хотя бы коммерческая должна быть.

• Предыдущая
• 62/93
• Следующая