Необыкновенные приключения Карика и Вали (илл. А. Андреева) - Ларри Ян Леопольдович - Страница 28

• Предыдущая
• 28/59
• Следующая

— Он, значит, сидит в ней, как в танке? — спросила Валя.

— Не совсем так, — сказал Иван Гермогенович, — потому что танкисты сами едут в танке, а ручейник таскает свой танк на себе.

Валя поглядела на каменную глыбу и покачала головой.

— Такая тяжесть, ой-ой-ой!

— Однако не у всех ручейников такие тяжёлые дома, — сказал Иван Гермогенович. — Там, где растут камыши и на дно падают кусочки сухого камыша, ручейники устраивают своё жилище внутри камышинок, а там, где дно песчаное или каменистое, они соединяют вместе камешки, ракушки, песчинки и строят из них свои дома-крепости. Можно, впрочем, встретить домики ручейников, построенные из самых простых листиков, которые падают в воду.

— А почему у него два входа в домик: один большой, а другой маленький?

— Для того, — ответил Иван Гермогенович, — чтобы вода свободно проходила через весь домик.

— А зачем ей проходить?

— Как это зачем? — удивился профессор. — Ведь дом ручейника всегда полон воды. А если она не будет меняться, стены дома покроются плесенью, и крепость этого хищника возьмут штурмом миллионы разных бактерий. Для них стоячая вода — то же самое, что для нас с вами воздух.

— Но как вы ловко придумали прогнать его! — с восхищением сказал Карик.

— О, — скромно ответил Иван Гермогенович, — это не моё изобретение. Помню, в детстве мы, ребята, частенько добывали ручейников таким способом. Бывало, вставишь соломинку в чёрный ход, а ручейник уже выглядывает из парадного. Шевельнёшь слегка — и он уже падает на ладонь.

— Зачем? — с удивлением спросил Карик.

— А мы ловили рыбу на ручейника! — ответил профессор. — Как насадка — это очень ценное существо.

— Рыбу? — переспросил Карик. Он даже подпрыгнул. — И хорошо клюёт на него?

Профессор засмеялся:

— Да ты не рыболов ли? Ишь как загорелся весь.

— Ого! — замахал руками Карик. — Рыба… Да я могу хоть целый месяц просидеть с удочкой…

— И как? Удачно ловишь?

— Нет, — честно сознался Карик. — Мне почему-то не везёт.

— Вот как! Ну, тогда я скажу тебе: почаще лови на личинку ручейника. Лучшей насадки на крючок, чем эта самая личинка, нет и не было.

— Надо попробовать.

— А как же он теперь, этот ручейник… без чехла? — спросила Валя. — Пропадёт?

— Не пропадёт! — беспечно сказал Иван Гермогенович. — Пока мы разговариваем, он, наверное, уже полдомика себе построил… Да ты не бойся. Он не погибнет… Вырастет, а потом превратится в летающее насекомое.

— Он? В летающее?

— Ну да, — сказал Иван Гермогенович, волоча по земле тяжёлый лепесток. — Превратится в насекомое, очень похожее на ночную бабочку… Впрочем, ручейник — мастер не только летать. Он неплохо бегает и по земле, и по воде. А когда наступает время откладывать яички, он спускается под воду и здесь прикрепляет свою икру-яички к водяным растениям.

Иван Гермогенович окинул взглядом гору веток, листьев, лепестков, которые они натаскали во время разговора, и сказал:

— Ну хватит. А то мы так завалили вход. что нам самим в пещеру не пробраться… Залезайте!

Карик и Валя долго просить себя не заставили. Они перескочили через кучу веток и осторожно вошли в полутёмный, низкий коридор. В самом конце еле-еле заметно светилась узкая щель. Ребята шли в темноте, ощупывая стены руками. Ноги ступали будто по мягкому, нежному ковру. Такими же мягкими, шелковистыми были и стены. Карик поднял руку, пощупал потолок.

— И тут мягко! — удивился он.

Ребята дошли до конца коридора и остановились перед круглой дырой. Холодный ветер дунул по ногам.

— Эту форточку надо закрыть! — сказал Карик. — Мама не велела на сквозняке сидеть.

Карик вернулся, принёс мягкий лепесток, скомкал его и крепко забил лепестком отверстие.

— Теперь не дует, — сказала Валя, — но зато стало очень темно. Идём обратно.

Ребята вернулись к входу в пещеру, где копошился среди веток, листьев и лепестков профессор.

— Ну как? Понравился дом? — спросил Иван Гермогенович. — Жить можно?

— Кругом ковры, ковры! — весело сказал Карик. — Очень неплохо живёт ручейник.

— Недурно! — согласился Иван Гермогенович. — Между прочим, эти ковры не простые. Если кто-нибудь захочет вытащить ручейника из домика, он уцепится за них крючками, и тогда уж никакая сила его не сдвинет… Однако за дело, друзья мои! Помогите-ка мне заложить вход, а то ещё ночью к нам заберётся какой-нибудь нежданный, непрошеный гость!

Профессор с помощью ребят навалил у входа кучу корней, на них положил ветки, а на ветки — лепестки. Получилась настоящая баррикада. Только сверху оставалась узкая щель, через которую в дом ручейника проникал синий ночной свет.

— Прекрасно, — сказал профессор. — Теперь уж к нам никто не заберётся. Располагайтесь, друзья мои. Отдыхайте.

Ребята выбрали в углу, у самой стены, удобное местечко, растянулись на пушистом коврике и крепко-крепко прижались друг к другу. Профессор лёг рядом.

Отважные путешественники притихли, слушая, как за стенами домика шумит ночной печальный ветер и как уныло скрипят травяные деревья.

Сверху с мокрых листьев падали на крышу тяжёлые, словно чугунные ядра, капли воды. В домике было тепло и сухо.

Профессор и ребята растянулись на полу. Ковры были мягкие, как пуховики. Но путешественники долго не могли заснуть.

Это была их первая ночь в странном, новом для них мире, где за один только день они так много пережили и встретили так много опасностей. Сквозь щели баррикады просвечивало тёмное ночное небо, и в небе мерцали огромные звезды.

Валя лежала с открытыми глазами. Она смотрела не отрываясь на голубую звезду, которая висела над входом в пещеру. Звезда была такая большая, как полная луна, но только часто-часто мерцала. Вот так и дома, когда лежишь в кровати и смотришь в окно, перед глазами качается большой, похожий на луну, весёлый уличный фонарь.

Валя вспомнила дробное позвякивание трамваев, хриплые, сердитые гудки автомобилей и быстрые светлые полосы, которые бегут по окнам, будто догоняя одна другую. Она закрыла глаза.

На минуту ей показалось, что она лежит у себя дома в тёплой кровати и слушает весёлый уличный шум. Дверь в соседнюю комнату приоткрыта, из-под двери виднеется жёлтая полоска света. В столовой мама убирает посуду. Гремят тарелки и чашки, звенят чайные ложечки. Перемыв посуду, мама смахивает со стола крошки, накрывает стол чистой белой скатертью.

Валя вздохнула. Она вспомнила крошки сыра, которые оставались утром на столе после завтрака, и проглотила слюну.

Ах, если бы вот сюда, вот в эту пещеру, хоть бы одну крошку сыра, такого свежего и вкусного! Этой крошки, конечно, хватило бы на ужин и профессору, и ей, и Карику да и на завтрак осталось бы немного. И Валя вздохнула снова.

А может быть, они навсегда останутся в этом страшном мире?

Вернутся ли они домой? Увидят ли они маму?

— Мама плачет, наверное, — тихонько сказала Валя.

— Плачет, — согласился Карик, — ясно, плачет.

Ребята задумались.

Что-то делает сейчас мама? Может быть, лежит одетая на кровати и при каждом шорохе поднимает голову с подушки и все прислушивается: не идут ли её ребята?

На столе стоит, покрытый салфеткой, ужин, оставленный для них. В столовой тихо постукивают часы. В тёмном углу возится кошка. На глаза Вали навернулись слёзы. Она потихоньку вытерла их кулаком и крепко зажмурилась.

— Нет! Всё-таки плакать не буду!

За стенами домика уныло свистел полночный ветер.

Путешественники лежали, и каждый думал о большом мире, в котором они ещё так недавно жили.

— Все ерунда! — с шумом вздохнул наконец профессор. — Не может быть, чтобы мы не вернулись… Вернёмся, друзья мои, не унывайте.

Карик и Валя ничего не ответили. Они уже спали крепким, здоровым сном. Тогда Иван Гермогенович сладко зевнул, повернулся на бок и, положив голову вместо подушки на кулак, раскатисто захрапел.

Путешественники спали так крепко, что даже не слышали, как ночью снова хлынул проливной летний дождь.

• Предыдущая
• 28/59
• Следующая