Отпуск Мегрэ - Сименон Жорж - Страница 6
- Предыдущая
- 6/33
- Следующая
Вы сами видели, как доктор звонит по телефону. Он и двух часов не может пробыть, чтобы не поговорить с ней или, может быть, убедиться, что она на месте.
– А она из какой семьи?
– Жизнь ее матери проходила очень сумбурно. Если вас это интересует, я расскажу. По крайней мере, то, что мне известно. Жену доктора Беллами зовут Одетта, а девичья фамилия Годро. Их мать, вообще-то, из благополучной семьи морского офицера, как мне помнится. Она до сих пор остается довольно красивой женщиной. Однако в Сабль она являла собой воплощение греха. Не знаю, приходилось ли вам жить в провинции и поймете ли вы меня. Замужем она не была. Находилась на содержании у двоих-троих мужчин, в том числе и у месье Лурсо, которого вы видели за картами. Она была такой заметной, что когда проходила по улице, то шевелились сразу все занавески от выглядывавших голов. Вслед ей смотрели все подростки и женатые мужчины, а женщины сразу смолкали и поджимали губы, едва она заходила в магазин. У нее родились две дочери, отцовство которых приписывают ряду мужчин, – Одетта и Лили.
Одетта превратилась в девушку еще более красивую, чем мать. А доктор Беллами знал ее, когда ей не было еще и двадцати. На ней он и женился.
Я уже говорил вам, что это человек с сильным характером. Хотя он женился на дочери, мать ее на дух не переносил. Назначил своей теще пенсию, чтобы только она уехала отсюда. Кажется, теперь она живет в Париже с неким промышленником, который отошел от дел.
Поскольку на момент его женитьбы у Одетты была тринадцатилетняя сестра, доктор забрал и ее. У него она и воспитывалась. Сегодня, или, точнее сказать, вчера, ей было девятнадцать лет.
Вот с ней он и поехал в Ла-Рош-сюр-Йон в собственной автомашине.
– А Одетта?
– Они поехали одни. Лили была пианисткой и посещала все концерты. Концерт в Ла-Рош давали в четыре часа.
Муж сестры ее и повез туда. Когда же они возвращались…
– В котором часу?
– В начале восьмого, было еще светло. Дорога далеко не пустынная. Я все это говорю, поскольку детали довольны важны. Дверца в машине оказалась плохо закрытой, и Лили Годро выпала на дорогу. Машина шла на большой скорости. У доктора была привычка гонять вовсю, пользуясь тем, что знакомые жандармы замечаний ему не делали…
– В общем, типичный несчастный случай.
– Да, несчастный случай.
Комиссар Мансюи задумался, даже рот приоткрыл.
Мегрэ вопросительно на него смотрел, но тот повторил:
– Да, несчастный случай.
– И ничего другого нельзя предположить?
– Я, по крайней мере, считаю, что ничего.
– Вы мне уже говорили, что в интимную связь доктора с девицей Годро трудно поверить?
– На этого человека не похоже.
– А другие водители поблизости были?
– Метрах в ста позади ехал маленький грузовичок.
Водителя, конечно, допросили. Но ничего особенного он не заметил. Машина доктора пронеслась мимо него с большой скоростью, а несколько минут спустя он увидел, как распахнулась дверца и кто-то выпал на дорогу.
Если бы маленький большеголовый комиссар лучше знал Мегрэ, он сразу заметил бы, как изменился его собеседник за последние несколько минут.
Еще недавно это был грузный, несколько нерешительный мужчина, который курил трубку и без особого интереса поглядывал по сторонам. Теперь же он весь подобрался. Шаги стали тверже, а жесты замедлились.
Знающий его ближе инспектор Люка, например, все понял бы сразу и обрадовался.
– Я еще, наверное, увижусь с вами завтра, – проворчал Мегрэ, протягивая маленькому комиссару огромную лапищу.
Собеседник был сбит с толку. Он собирался проводить Мегрэ и даже выпить с ним по стаканчику. А его оставляли здесь, в кабинете, которому только что оказали честь своим посещением?
Желая показать, будто он тоже хотел бы выйти, Мансюи взялся за свою каскетку, лежавшую на столе.
– Вы забыли позвонить супрефекту, – напомнил ему Мегрэ.
Сказано это было без всякой насмешки или нарочитости. Просто он уже думал о другом, вот и все. Он размышлял. А еще точнее, просто перебирал в уме возникшие смутные образы.
Уже на пороге Мегрэ обернулся:
– Девушку сумели допросить?
– Нет. До самой смерти, то есть до прошлой ночи, она оставалась в коме.
У нее проломлен череп…
– Кто ее лечил?
– Доктор Буржуа.
Ну и дела! В день ее смерти муж сестры, как и обычно, отправился играть в бридж в пивную!
Все по-прежнему оставалось смутным и туманным.
Если уж Мегрэ и был тяжеловат, то, как говорили в уголовной полиции, в наивности его никак нельзя было обвинить.
Он двинулся по тротуару, свернул через улицу налево и закончил путь в баре, куда еще ни разу до этого не заходил, но которым собирался уже давно пополнить свою коллекцию ежедневно посещаемых уютных уголков.
– Белого вина, пожалуйста…
«Сжальтесь…» Так было написано в записке, которую сунули ему в карман.
Что бы случилось, если бы он обнаружил эту записку раньше и, немедленно вернувшись в больницу, потребовал встречи с больной из палаты номер пятнадцать? Выходит, Лили Годро вовсе не находилась в коме?
Он вернулся к себе в отель. Необходимо было перед сном пропустить стаканчик с месье Леонаром.
– Вы знакомы с доктором Беллами?
– Да, конечно. Человек он удивительный… Вылечил мою жену, так что теперь она и думать забыла о застарелых болях, которые изводили ее четыре года. И главное, не захотел взять ни сантима… Но я сумел переслать ему бутылку шартреза, которую долго хранил для какого-либо торжественного случая.
Мегрэ заснул и проснулся от знакомых звуков. Шуршание волн по песку, плач ребенка в соседней комнате, общий концерт ребятишек вместе с мамашей и монотонные псалмы стариков справа…
Ничего нового он так вчера и не узнал, только в голове немного шумело от обильных возлияний.
Снова утренний стаканчик белого вина с хозяином отеля.
– Вы не знаете, когда будут похороны?
– Вы спрашиваете о малышке Годро? Завтра. По крайней мере, собирались ее похоронить завтра. Скажу вам по секрету, полагают, что будет вскрытие. На всякий случай. Понимаете?.. Говорят, что так захотел доктор Беллами.
Все утро, совершая свое обычное турне от бистро к бистро, Мегрэ злился, и особенно на монахинь, ибо, будь они действительно добрыми сестрами, он уже позвонил бы в больницу и задал совершенно четкие и прямые вопросы. Ему не понадобилось бы много времени, чтобы выяснить, кто на самом деле сунул ему в карман записку.
А теперь он должен дожидаться трех часов. И бесполезно отвлекать от дел сестру Аурелию. Да и под каким предлогом он мог бы сейчас отправиться в больницу? Повидаться с женой? У него было право лишь позвонить в одиннадцать. Ведь ему и так пошли навстречу, разрешив посещать мадам Мегрэ каждый день после полудня.
И ходить ему там следует на цыпочках, и говорить шепотом…
– Они еще увидят… – проворчал он после третьего стаканчика белого вина.
– Здравствуйте, номер шесть. Наша милая пациентка вас ждет.
Он даже не может скорчить гримасу в адрес сестры Аурелии и, скрепя сердце, улыбается ей.
– Секундочку, я сейчас предупрежу. Сообщу, что вы уже пришли.
А тут уже другая сестра ждет его на лестничной площадке, и нет никакой возможности переговорить с нею в коридоре, где открыты двери других палат».
– Здравствуйте, номер шесть. Наша дорогая больная…
Все, как в сказочной пьеске, где ему уготована роль похитителя мускатного ореха.
Не успел он и рта раскрыть, как очутился в палате жены, где эта ужасная мадемуазель Ринкэ сверлила его своим птичьим взглядом.
– Что с тобой Мегрэ?
– Со мной? Ничего…
– У тебя плохое настроение.
– Да нет же…
– Мне пора выписываться отсюда, верно? Понимаю, как все это тебе надоело.
– Как ты себя чувствуешь?
– Уже лучше. Доктор Бертран полагает, что в понедельник мне, может быть, снимут швы. Сегодня мне уже дали немножко курицы.
Он даже не может с нею пошептаться. Да и что бы это дало? Старая карга на соседней койке уже насторожила уши, прислушиваясь.
- Предыдущая
- 6/33
- Следующая
