Ликвидаторы (Устранители) - Гамильтон Дональд - Страница 22

Он попятился назад, держась рукой за запястье, глядя на фонтанчик крови, бьющий между пальцев.

— Лучше наложи жгут, — великодушно посоветовал я, — а то ещё помрешь от потери крови.

Затем я наступил на лезвие его ножа и отогнул рукоятку, пока оно не сломалось. Сразу видно, что сталь была не очень качественной. Обломки я пнул ногой.

— Чем лоховистее отморозок, — философски изрек я, — тем длиннее нож.

Я отступал спиной вперед, пока не оказался вне зоны его досягаемости, чтобы он не смог ничего сделать мне левой рукой, даже если бы у него и был пистолет и он вышел бы из охватившего его транса настолько, чтобы суметь им воспользоваться. Затем я развернулся и зашагал через стоянку, на ходу вынимая платок и вытирая им лезвие ножа, прежде, чем спрятать его обратно в карман. Я снова поднял глаза в тот самый момент, когда уже знакомая мне маленькая открытая машина стремительно свернула с шоссе, делая резкий поворот, от которого обычный седан просто наверняка заскрежетал и забряцал всеми деталями. Я остановился и подождал, когда она подъедет ко мне. Еще на ходу она распахнула правую дверцу.

— Садись! Быстрее!

— К чему такая спешка? — недоуменно спросил я. Конечно, девушка, в обществе которой я провел всю ночь, была весьма привлекательна, и даже, можно сказать, красива, но мои физические возможности, увы, были далеко не безграничны.

Еще какое-то время она молча разглядывала меня, а затем перевела взгляд на пятна, оставшиеся на клочке ткани, которым я непренужденно протирал лезвие. Потом она обратила свой взгляд вглубь стоянки, где один из парней лежал на тротуаре без сознания, а другой стоял, прислонившись к машине, сжимая здоровой рукой поврежденное запястье и глядя на потоки крови, льющиеся из раны.

— Слушай, кончай выпендриваться, и садись в машину, пока сюда не приперся кто-нибудь еще! — приказала она. Я повиновался. Она круто развернула свой миниатюрный «мерседес», и мы поехали прочь. — Ты как… в порядке? — спросила она, глядя прямо перед собой.

— Да.

— Что они собирались с тобой сделать?

— Кажется, в числе прочих назначенных процедур, речь шла также и о хирургическом вмешательстве.

Она натужно сглотнула.

— Интересно, до какого паскудства может дойти этот козел? — А затем хрипло добавила: — Да уж, с него станется!

Затем Мойра вдруг как-то странно, встревоженно взглянула на меня, и я понял, о чем она подумала: она оставила меня наедине со своим отцом — когда я ещё был его пленником — а потом встретила меня свободно разгуливающим по улице.

И тогда я поспешил её успокоить.

— Все в порядке, Мойра. Твой отец жив и здоров.

— А я тебя спрашивала о нем? Какое мне дело?

— Он, конечно, сволочь, но от этого он не перестает быть твоим отцом. Ты же сама об этом говорила.

Она хотела мне что-то гневно на это возразить; но затем, видимо, передумала и лишь тяжело вздохнула.

— Конечно. Кровные узы и все такое прочее… Черт возьми, все это так. Я бы никогда… — Она запнулась, посмотрела на меня и смущенно покраснела. А затем снова заговорила, резко меняя тему разговора: — Ты ещё не спросил меня о том, как я добралась домой.

— Ну ладно. Расскажи мне о том, с какими приключениями ты добралась домой.

— Он настоящий раздолбай. Ну просто законченный.

— Я знаю, — кивнул я. — Он очень похож на меня.

Она скорчила недовольную рожицу.

— Фенн, — проговорила Мойра, словно пробуя это слово на вкус. Оно оказалось не слишком вкусным. — За всю дорогу он не сделал мне ни одного намека. Не тронул меня и пальцем. Но что ты думаешь? Мысленно же он успел отыметь меня примерно по разу за квартал и ещё по два раза на каждом светофоре. Он просто озабоченный. Никто ему не дает, вот он и помешался на этом деле. Вот уж точно, попадешь такому в лапы — не узнаешь маму с папой.

Разумеется, я знал это и раньше, из досье, но все же был рад получить тому подтверждение и выслушать мнение не сей счет представительницы слабого пола.

— Я была жутко рада, когда следовавшая за нами машина подъехала, чтобы забрать его, — продолжала она. — Я боялась, что несмотря на запрет отца он зайдет в дом вместе со мной. Я подождала, пока она не скроются за ближайшим поворотом, а затем снова вскочила в свой «мерс» и сломя голову помчалась сюда… Надеюсь, Шейх не очень скучает в одиночестве. Кстати, как ты думаешь, красавчик, стоит ли сейчас возвращаться домой? Это безопасно?

Я ненадолго задумался. Возможно, Мартель возжелает мнова отправиться по мою душу, но я очень сомневался в том, что Фредерикс ему это позволит.

— На мой взгляд, вполне. Я выдал себя, когда вырубил этих двоих обормотов. Твой отец тут же поймет, что это действовал профессионал.

Она искоса взглянула на меня.

— Профессионал. Полагаю, о роде занятий спрашивать не следует.

— Лучше не надо, — сказал я. — А то я могу случайно проболтаться.

— Но все равно я считаю, что ты работаешь на правительство. Даже если…

— Даже если что?

Она покачала головой.

— Не знаю. И, наверное, не хочу знать. Но с чего ты взял, что то, что себя выдал, может гарантировать нам безопасность дома?

— Твой отец действовал наспех, и потерял двоих из своих людей — по крайней мере, временно. Он не захочет совершить ту же ошибку во второй раз. Он обязательно догадается, что я не просто заезжий бабник, и обязательно захочет кое-что обомне разузнать, прежде, чем предпринимать какие-то действия.

— Да будет так, — сказала она, — потому что мы уже приехали.

Мы свернули на подъездную дорожку, ведущую к голубому домику и вошли внутрь, попутно забрав газету, лежавшую на ступеньке крыльца. И тут меня снова охватило все то же самое безотчетное чувство стыда. Я доставил девушку домой уже засветло после длинной и бурной ночи.

Собачья подстилка представляла собой мягкий матрасик, выстилающий дно вместительной плетенки, стоящей перед небольшим камином у дальней стены гостиной. После того, как за нами закрылась дверь, мирно дремавший пес все же соблаговолил обратить на нас внимание, открыв один глаз и с опаской взглянув в нашу сторону, после чего снова с облегчением закрыл его: мы были явно не из той разновидности человекообразных, кто пинается ногами.

— Замечательный сторожевой пес, — похвалил я. — Я читал, что изначально их использовали для охоты на леопардов, но, похоже, современная порода измельчала настолько, что её удел — это зайцы и собачьи выставки. Похоже, что чем больше заводчики борются за чистоту породы, тем трусливее становятся собаки. Просто удивительно.

Я намеренно подзадоривал её, и она незамедлительно отреагировала на брошенный вызов, встав горой на защиту своего любимца.

— Ты не справедлив! Просто потому, что он не… я требовала от него слишком многого. Он просто не понял.

— Может быть и так, — согласился я, — но только бы я все равно не взял бы его для охоты на рыжую рысь, а ведь те кошки весят не больше тридцати фунтов… Ну ладно, ладно, — примирительно сказал я, усмехаясь, в то время, как она заводилась все больше и больше. — Все дело в том, что он большой и храбрый пес, и ему просто не хотелось сделать больно тем бедным маленьким балбесам… Ой!

Она ударила меня ногой. Тогда я сгреб её в охапку и мы ещё какое-то время поборолись, причем, с её стороны удары наносились далеко не всегда «понарошку». Она была просто вне себя от злости. Но затем её пыл утих, и она рассмеялась, а потом вдруг охнула, и, проследив направление её взгляда, я увидел, что она смотрит на наши отражения в большом зеркале, висевшем на стене у двери: парочка всклокоченных идиотов, невыспавшихся и в помятой одежде. Мойра высвободилась из моих объятий и подошла к зеркалу.

— Бог ты мой! — ахнула она. — Неудивительно, что отец сказал…

Она замолчала, скорчила рожицу, а затем равтегнула пояс и молнию на спине и позволила платью свалиться на пол, к её ногам. Перешагнув через него, она пнула его ногой, отфутболивая через открытую дверь в спальню. Туда же полетела и слетевшая с ноги туфелька. Вторая туфля последовала за первой, после чего она принялась шарить в волосах в поисках шпилек, ещё не успевших выскользнуть из прически, а затем встряхнула головой, отчего волосы рассыпались по плечам. Они оказались длиннее, чем я ожидал, мягкими и яркими на фоне её обнаженных плечей.