Мегрэ забавляется - Сименон Жорж - Страница 20

• Предыдущая
• 20/30
• Следующая

Мэтр Шапюи поехал вместе с ним, так что единственной добычей для журналистов оказалась Мартин Шапюи, но она ограничилась кратким заявлением:

— Я ничего не боюсь. Жильбер невиновен.

Допрос в уголовной полиции длился всего сорок минут, после чего Негрель без наручников, все такой же уверенный в себе и чуть ли не безмятежный был препровожден двумя инспекторами в одну из камер Дворца правосудия.

Журналистам, которые набросились на него в коридоре уголовной полиции, мэтр Шапюи сообщил:

— Я верю в успех, как никогда. Чтобы защитить своего клиента, мне нужно докопаться до истины, и я знаю, что сделаю это. Сегодня же вечером отправлюсь в Конкарно.

— Вы полагаете, мэтр, что истина скрыта в Конкарно?

Адвокат лишь развел руками, не сказав ни «да», ни «нет».

Этим объясняется тот факт, что в семь тридцать пять с полдюжины репортеров заняли одновременно с адвокатом места в поезде, отходящем с вокзала Монпарнас.

Защитник доктора Негреля и журналисты ехали в одном вагоне, и тем же утром добрались до бретонского порта.

Может, это воля случая, но брат жертвы, Ив Ле Терек, оказался в соседнем вагоне того же поезда. Никаких контактов с первой группой он не имел.

Доктор Жав до сих пор не покидал своих апартаментов на бульваре Османн, где о нем заботится Жозефа. Телефон его по-прежнему молчит. Около шести вечера инспектор Лапуэнт, самый молодой в уголовной полиции, посетил Жава и беседовал с ним почти два часа. Покидая здание, Лапуэнт отказался от каких-либо заявлений.

Согласно информации, которую мы не смогли перепроверить, Антуанетта Шовэ якобы проживает в отеле, название которого известно полиции, а также, вероятно, ее матери и доктору Жаву».

Мегрэ сгорал от нетерпения и едва совладал с собой, чтобы не позвонить на набережную Орфевр. Комиссара стала удручать эта игра в «при сем присутствующего». Он почувствовал, что дело наконец набирает обороты, истина, возможно, где-то совсем рядом, а он вынужден томиться в ожидании новостей. Вчерашняя демонстрация в кинотеатре двух фотографий произвела на него тягостное впечатление — точно выставили напоказ нечто сугубо неприличное.

Он и мадам Мегрэ отобедали у себя в квартале, в ресторанчике неподалеку от площади Бастилии, поскольку почти все завсегдатаи разъехались в отпуска, а туристы не знали его в лицо.

Зальчик был на три четверти пуст.

К их столику подошел хозяин заведения, чтобы поздороваться с Мегрэ за руку.

— Я полагал, что вы в отпуске, комиссар.

— А я действительно на отдыхе.

— В Париже?

— Тесс!

— Вы вернулись из-за дела на бульваре Османн?

Да, явно не следовало показываться в привычных местах.

— Мы тут с женой мимоходом. Сейчас же и отбываем.

— И все же каково ваше мнение? Это дело рук молодого врача?

— Понятия не имею.

Так на самом деле и было. Комиссар не знал, располагал ли Жанвье информацией, которую утаила бы пресса. Вполне возможно, это больше всего и раздражало его.

С одной стороны, он не мог удержаться, чтобы не попробовать решить эту задачу, а с другой — у него на руках были далеко не все карты.

Когда несколько позже они устроились на террасе кафе на площади Бастилии, даже не потрудившись сменить квартал, мадам Мегрэ заметила:

— Я вот все думаю, как люди проводят время в Лондоне и Нью-Йорке?

— О чем это ты?

— Кажется, там нет таких террас.

Все правильно, ведь сами-то они добрую часть недели провели на террасах кафе. Комиссар караулил появление вечерних выпусков газет.

Две совсем еще молоденькие девчонки прохаживались перед входом в меблированные комнаты.

— Видишь, это все еще существует.

Она никак не отреагировала на ответную реплику мужа:

— Надеюсь, и не отомрет.

Появился мальчишка с кипой газет, и Мегрэ приготовил монету.

Жестом, уже ставшим непроизвольным, комиссар передал одну жене, а сам развернул другую, ту, в которой писал Лассань.

«АЖИОТАЖ В КОНКАРНО», «ЗА ИЛИ ПРОТИВ ЭВЕЛИН ЖАВ», «РАЗВОД ЗУБНОГО ВРАЧА».

Сначала Лассань почти теми же словами, что и в утреннем выпуске, сообщил об аресте Жильбера Негреля, добавив только одну деталь: доктор имел при себе чемодан, который, видимо, приготовил заранее, еще до прибытия полицейских. Мартин Шапюи настояла, чтобы ей позволили самой отнести его по лестнице.

Создавалось впечатление, что мэтр Шапюи нарочно в столь театральной манере объявил о своей поездке в Конкарно, имея целью увлечь за собой представителей прессы.

Что за этим крылось — не отвлекающий ли маневр? Или у него на этот счет имелись какие-то особые соображения?

Может быть, поступить так ему посоветовал будущий зять?

Как бы то ни было, прибыв в Бретань, небольшая группка вторглась в отель «Адмирал» на набережной Карно — Мегрэ знал это место, поскольку ему как-то пришлось вести там одно расследование, наделавшее шуму.

По обыкновению, Лассань начинал статью с описания города, его порта и древних крепостных стен.

«Говорят, еще пару дней назад здесь светило солнце, но нас встретила штормовая непогода, принесенная северо-западным ветром. Небо низкое и мрачное. Тучи несутся над городом, почти касаясь крыш, море неистовствует, а в порту ударяются друг о друга бортами рыболовные суда, предназначенные для ловли тунца.

Сразу видно, что здесь иначе, чем в Париже, относятся к происшествию на бульваре Османн. Чувствуется, что подспудно клокочут страсти, что население уже приняло ту или иную сторону. И речь идет не о том, выступают ли местные жители за или против доктора Жава или Негреля.

Нет, все концентрируется вокруг самой Эвелин Жав, в центре внимания семейства Ле Терек.

Уже на вокзале произошел знаменательный инцидент.

В тот момент, когда мы вместе с мэтром Шапюи сошли с поезда, из другого вагона появился Ив Ле Терек, и все выглядело так, будто он поджидал нашу группу, причем теперь перед нами предстал совсем не тот человек, с которым мы разговаривали в парижском отеле «Скриб».

Резким, надменным окриком он вдруг выделил нас в потоке прибывших пассажиров:

— Месье, не знаю, что вы собираетесь тут раскопать, но предупреждаю, что буду преследовать любого из вашей братии за распространение сведений, порочащих мою сестру или семью.

Признаться, за всю нашу журналистскую карьеру мы впервые столкнулись с подобным предостережением, и оно ни в коей мере не помешает нам выполнить профессиональный долг.

Стоило пару часов побродить по городу, как причина столь агрессивного поведения Ива Ле Терека заметно прояснилась. Семейство Ле Терек входит в клан крупных буржуа, заводчиков, которые замкнулись в своем мирке и мало контактируют с остальным населением.

Мы полагаем, что многое поняли, увидев старый, величественный дом Ле Гереков, возвышающийся на бульваре Бугенвиль, обращенный фасадом к морю. Это огромное строение в неоготическом стиле, с башней и узкими оконными проемами немедленно вызывает в памяти монастырь или церковь. Камень мрачен и угрюм. Солнце, должно быть, редко проникает в комнаты с тяжелыми балками на потолках.

Именно здесь провела детство и юные годы та, которой было суждено стать мадам Жав. Семейство Ле Терек обитало в этом убежище вплоть до самой смерти отца, и только после его кончины Ив построил современную виллу в конце пляжа, называемого «Белые пески».

Мы видели также и завод, запах от которого разносится более чем на двести метров — в сезон там работают три сотни женщин в возрасте от четырнадцати до восьмидесяти двух лет.

Почему в этом городе контраст между хозяевами и обыкновенными людьми значительно заметнее, чем повсюду? А может быть, такое ощущение вызвала у нас непогода — хмурое небо, ветер и хлещущие струи дождя?

Мы разговаривали с рыбаками на набережных, забредали в лавочки и бары. Слушали и задавали вопросы. Все, конечно, единодушно жалели Эвелин Жав, никто не радовался ее смерти. Но можно было услышать, к примеру, и такое:

— Это когда-нибудь должно было случиться.

• Предыдущая
• 20/30
• Следующая