Мегрэ в «Пикреттс» - Сименон Жорж - Страница 12

• Предыдущая
• 12/27
• Следующая

— Музыка должна звучать обязательно, — пояснил Фред. — Вполне возможно, что добрых полчаса никого не будет, но ни в коем случае нельзя допустить, чтобы, входя сюда, посетитель столкнулся с тишиной или увидел людей, застывших как изваяния. Ну так что вам предложить? Если вы останетесь, я посоветовал бы шампанское.

— Предпочту рюмочку коньяка.

— Я налью коньяк в бокал, а бутылку шампанского поставлю рядом. В принципе, особенно в начале вечера, мы подаем только шампанское, понимаете?

Своим ремеслом Фред занимался с явным удовольствием, словно осуществлял мечту всей жизни. Он поспевал везде. Его жена устроилась на стуле в глубине зала, позади музыкантов, и ей там тоже нравилось. Они, без сомнения, долго мечтали скопить на старость, и игра их, став привычкой, все еще продолжалась.

— Я посажу вас за шестой столик, где сидела Арлетта с кавалером. Если хотите поговорить с Таней, дождитесь, пока не заиграют яву, — это когда Жан-Жак берет аккордеон и Таня может передохнуть. Раньше у нас была пианистка. Потом пришла Таня. Узнав, что она играет, я подумал, а не попробовать ли ее в оркестре — так экономнее… Вот и Бетти. Вас представить?

Мегрэ, как обычный посетитель, занимал кабину, куда Фред привел молодую рыжеволосую женщину в голубоватом платье с блестками.

— Комиссар Мегрэ. Расследует убийство Арлетты. Не бойся. Он человек порядочный.

Бетти могла бы считаться хорошенькой, если бы от нее не исходили мужская сила и твердость, позволявшие принять ее за переодетого юношу, и это вызывало неловкость. Даже голос у нее был низкий и хрипловатый.

— Можно присесть?

— Прошу вас. Что вам предложить?

— Сейчас ничего. Пусть только Дезире поставит бокал.

Она казалась усталой, озабоченной. С трудом верилось, что она здесь для того, чтобы возбуждать мужчин, но Бетти, по-видимому, и не строила на свой счет иллюзий.

— Вы бельгийка? — спросил Мегрэ, уловив акцент.

— Из Андерлехта, это возле Брюсселя. Раньше работала в труппе акробатов. Я ведь начала совсем юной — мой отец цирковой артист.

— Сколько вам лет?

— Двадцать восемь. Для акробатики я уже стара, вот и пришлось танцевать.

— Замужем?

— Была, за жонглером, — он меня бросил.

— Прошлой ночью Арлетта уходила с вами?

— Как всегда. Таня живет у вокзала Сен-Лазар и идет вниз по Пигаль. Она собирается быстрее нас. Я живу в двух шагах отсюда, и мы с Арлеттой обычно расстаемся на углу Нотр-Дам-де-Лоретт.

— Она сразу пошла домой?

— Нет, но так бывало. Она сделала вид, что поворачивает направо, а потом, как только я скрылась, снова поднялась вверх по улице, чтобы пропустить стаканчик в табачной лавке на улице Дуэ, — я слышала шаги.

— Почему она пряталась?

— Пьющие не любят афишировать пристрастие к рюмке.

— Она много пила?

— Перед уходом два коньяка со мной, до этого шампанское, не знаю сколько. Уверена, что она приняла и до открытия заведения.

— У нее были неприятности?

— Даже если были, мне она об этом не сказала бы. Наверно, ей просто все надоело.

Пожалуй, Бетти тоже все надоело, потому что вид у нее был мрачный, а голос монотонный и безразличный.

— Что вы о ней знаете?

Вошли двое, мужчина и женщина, и Дезире стал приглашать их к столику. Увидев пустой зал, они, переглядываясь, в нерешительности остановились. Мужчина смущенно пробормотал:

— Придем попозже.

— Ошиблись этажом, — спокойно обронила Бетти. — Эти явно не к нам.

Она изобразила улыбку.

— Раньше чем через час мы не начнем. Иногда приходится выступать и перед тремя посетителями.

— Почему Арлетта выбрала эту профессию? — Бетти долго смотрела на комиссара, потом тихо произнесла:

— Я часто спрашивала ее об этом. Трудно сказать. Может, нравилось.

Она взглянула на фотографию на стене.

— Вы видели ее номер? Здесь Арлетту никто не заменит. Вроде бы просто. Мы все попробовали. Но поверьте, это нелегко. Если делать с кондачка, зрелище становится безобразным. Важно показать, что ты действительно получаешь удовольствие.

— И Арлетте это удавалось?

— Иногда я спрашивала себя: не потому ли она и взялась за это? Не говорю, что это связано с желанием иметь мужчин, возможно, и нет. Но ей хотелось возбуждать их, держать в напряжении. Когда после номера она возвращалась на кухню, — кухня — это наши кулисы: чтобы подняться наверх переодеться, надо проходить через нее, — так вот, после номера она приоткрывала дверь и любовалась произведенным эффектом: так актеры подглядывают в зал из-за занавеса.

— Она не была влюблена?

Бетти помолчала.

— Возможно, — произнесла она наконец. — Вчера утром я сказала бы — нет. А сегодня ночью, когда ушел ее молодой человек, Арлетта стала какой-то взвинченной, назвала себя последней дурой. На мой вопрос — почему, она ответила, что только от нее зависит все изменить.

«Что?» — спросила я.

«Все! Надоело».

«Ты хочешь уйта из кабаре?»

Мы говорили тихо, чтобы Фред нас не услышал. Она в сердцах бросила:

«Дело не только в кабаре!»

Она, конечно, подвыпила, но, поверьте, ее слова имели определенный смысл.

«Он предложил содержать тебя?»

Она пожала плечами.

«Ничего ты не понимаешь».

Мы чуть не поссорились. Я ответила ей, что не настолько глупа, как она думает, и сама прошла через это.

На сей раз посетители — трое мужчин и одна женщина — были серьезные, и Кузнечик ввел их с триумфом. Мужчины, явно иностранцы, должно быть, приехали в Париж по делам или на какой-нибудь конгресс — уж очень важный был у них вид. А вот женщина, которую они подцепили Бог знает где, может, на террасе кафе, заметно смущалась.

Подмигнув Мегрэ, Фред усадил их за четвертый столик и подал впечатляющую карту с перечнем всевозможных сортов шампанского. В его подвале не было и четверти из указанного, и он предложил компании совершенно неизвестный сорт, надеясь получить триста процентов прибыли.

— Мне пора готовиться к номеру, — вздохнула Бетти. — Ничего особенного не ждите, хотя идет неплохо. Бедра посмотреть — вот все, что посетителям надо.

Заиграли яву, и Мегрэ жестом пригласил спустившуюся с эстрады Таню. Фред тоже подмигнул ей, советуя подойти к столику.

— Хотите со мной поговорить?

Несмотря на свое имя, говорила она чисто, без русского акцента, и комиссар догадался, что родилась она на улице Муфтар.

— Присядьте и расскажите мне все, что знаете об Арлетте.

— Мы не дружили.

— Почему?

— Мне не нравились ее манеры. — Прозвучало довольно резко. Она знала себе цену, и Мегрэ не произвел на нее никакого впечатления.

— Вы не поддерживали с ней отношений?

— Никаких.

— И даже не разговаривали?

— Редко. Она была завистлива.

— Кому же она завидовала?

— Мне. Она не допускала, что кто-то может быть интереснее, что, кроме нее, есть и другие. Я этого не люблю. Она и танцевать-то не умела, а уроки брать не хотела. Вот раздеваться она научилась, и если бы не выставляла все напоказ, ее номер вряд ли удался бы.

— Вы танцовщица?

— Уже в двенадцать лет я посещала уроки классического танца.

— Это то, что вы танцуете здесь?

— Нет. Здесь у меня русские танцы.

— У Арлетты был любовник?

— Конечно, но в силу каких-то причин она этим не гордилась и никогда о нем не рассказывала. Могу утверждать одно: он старик.

— Почему вы так решили?

— Мы переодеваемся вместе, наверху. И несколько раз я видела у нее синяки. Она пыталась их скрыть под слоем крема, но я же не слепая

— Вы ей сказали об этом?

— Всего раз. Она ответила, что упала с лестницы. Но не могла же она падать каждую неделю. По синякам-то я все и поняла: на такое способны только старики.

— Когда вы заметили это впервые?

— С полгода назад, почти сразу, как появилась здесь.

— И это повторялось?

— Особенно я не приглядывалась, но синяки видела часто. У вас все? Мне надо играть.

Она едва успела сесть за пианино, как свет погас и прожектор высветил площадку, куда вышла Бетти Брюс. За спиной Мегрэ раздавались голоса — мужчины пытались объясниться по-французски, а женщина учила их правильно произносить: «Вы хотите спать со мной?»

• Предыдущая
• 12/27
• Следующая