Мегрэ ищет голову - Сименон Жорж - Страница 12

• Предыдущая
• 12/27
• Следующая

— Она его ненавидит?

— Я знаю только, что вот уже двадцать четыре года она живет с ним и не пытается от него уйти.

— Она несчастна, по-вашему?

— Видите ли, господин комиссар, я стараюсь вообще об этом не думать. Ребенком я мечтала только об одном — уйти оттуда. И как только смогла это сделать, ушла.

— Вам было пятнадцать лет, я знаю.

— Кто вам об этом сказал?

— Ваша мать.

— Значит, она жива.

Она подумала и подняла голову:

— Тогда он?

— Что вы хотите сказать?

— Она его отравила?

— Вряд ли. У нас даже нет точных данных, что с ним произошло несчастье. Ваша мать говорит, что он уехал в пятницу, после полудня, в окрестности Пуатье, где обычно закупает белое вино.

— Верно. Эти поездки были еще при мне.

— Так вот, из канала Сен-Мартен вытащили мертвое тело. Возможно, это он.

— Никто его не опознал?

— Пока никто. Опознать его трудно, потому что мы не нашли голову.

Люсетта даже не вздрогнула при этих словах — возможно, потому, что работала в больнице.

— Что с ним могло произойти, по-вашему? — спросила она.

— Не знаю. Ищу. К жизни вашей матери имеют отношение некоторые мужчины. Извините, что говорю вам об этом.

— Уж не думаете ли вы, что для меня это новость?

— Не был ли ваш отец когда-то, мальчиком или подростком, ранен зарядом охотничьей дроби в живот? На лице ее появилось удивление:

— Я никогда об этом не слыхала.

— И, конечно, никогда не видели шрамов?

— Если они на животе… — она чуть улыбнулась.

— Когда вы последний раз были на набережной Вальми?

— Подождите… Должно быть, с месяц назад.

— Калас был там?

— Я всегда старалась приходить, когда его нет дома.

— После обеда?

— Да. В это время он обычно играет на бильярде где-то в районе Восточного вокзала.

— У вашей матери не было тогда какого-либо посетителя?

— В тот день — нет.

— Вам было что-нибудь нужно от матери?

— Нет.

— О чем вы говорили?

— Не помню. О разных вещах.

— О Каласе шла речь?

— Вряд ли.

— Может быть, вы приходили попросить у матери денег?

— Вы заблуждаетесь, господин комиссар. Было время, когда я сидела без гроша и даже голодала, но и тогда я не клянчила у их двери. А теперь я хорошо зарабатываю, и мне подавно незачем это делать.

— Вы не помните, о чем вы говорили во время вашего последнего визита на набережную Вальми?

— Точно не помню.

— Среди мужчин, посещавших бар, вы не встречали румяного молодого человека, который ездит на трехколесном велосипеде?

Она отрицательно покачала головой.

— А рыжего мужчину средних лет? На этот раз она задумалась.

— У него на лице следы ветряной оспы? — спросила она.

— Не знаю.

— Если да, то это господин Дьедонне.

— Кто он такой?

— Я ничего о нем не знаю. Друг моей матери. Очень давний клиент кафе.

— Послеобеденный клиент? Она поняла:

— Я, во всяком случае, видела его после обеда. Может быть, это и не то, что вы думаете. Я ничего не утверждаю. Он производил впечатление человека тихого, такого представляешь себе сидящим вечером у огня, в домашних туфлях. Впрочем, я почти всегда видела его сидящим у печки, напротив моей матери. Они так давно были знакомы, что им уже незачем было стараться развлекать друг друга. Вы понимаете? Их можно было принять за старых супругов.

— Вы не знаете, где он живет?

— Я слышала, он говорил, вставая: «Мне пора на работу». Наверно, работает в том же квартале, но не знаю кем. Одевается он лучше, чем рабочие. Я приняла бы его скорее за конторщика.

В коридоре послышался звонок, и собеседница Мегрэ разом поднялась.

— Меня вызывают, — сказала она. — Извините, я должна идти.

— Возможно, я зайду еще к вам на улицу Сен-Луи.

— Я бываю там только вечером. Не приходите слишком поздно, я рано ложусь.

Мегрэ видел, как она на ходу покачала головой, подобно человеку, еще не вполне осознавшему новость.

— Извините меня, мадмуазель. Будьте добры, где выход?

Мегрэ выглядел таким растерянным, что молоденькая девушка у стола улыбнулась и проводила его по коридору до лестницы.

— Отсюда доберетесь сами. Сейчас вниз, налево и еще раз налево.

— Благодарю вас.

Он не решился спросить у нее, что она думает о Люсетте Калас. Он и сам затруднился бы сказать, что он о ней думает.

На обратном пути Мегрэ зашел выпить глоток белого в бистро напротив Дворца правосудия. Когда он вновь очутился в своем кабинете, там его уже ожидал Лапуэнт.

— Как дела у святых сестер? — спросил Мегрэ.

— Они были очень приветливы. Я сначала боялся, что мне там будет не по себе, но они меня встретили так, что…

— Выяснил что-либо о шрамах?

Лапуэнт был не слишком удовлетворен результатом своего визита.

— Прежде всего, как и говорила нам госпожа Калас, врач, делавший операцию, умер три года назад. Монахиня в регистратуре нашла историю болезни Каласа. О шрамах там, естественно, не упоминается, зато я узнал, что Калас болел язвой желудка.

— Они оперировали ему язву?

— Нет. Перед операцией они делают полное обследование и результаты записывают.

— Об особых приметах там не упоминается.

— Ничего подходящего. Моя монашка расспрашивала других сестер, но никто из них уже толком не помнит о Каласе. Одна только вспомнила, что он молился перед наркозом.

— Он был католик?

— Нет, просто боялся. Таких подробностей святые сестрички не забывают, а шрамы у них в памяти не остаются.

Итак, дело не сдвинулось с места и безголовое тело по-прежнему оставалось неопознанным.

Может быть, следователь Комельо прав? Если труп, найденный в канале, и Омер Калас — одно и то же лицо, форсированный допрос его жены может дать очень ценные сведения. Очная ставка с Антуаном, парнем на велосипеде, тоже не прошла бы безрезультатно, прикажи Мегрэ вовремя его задержать.

— Что же нам делать? — тихонько спросил Лапуэнт, оробевший от мрачного вида Мегрэ.

— Пошли.

— Машину взять?

— Да.

— Куда поедем?

— На канал.

Мегрэ хотел по пути поручить инспекторам 10-го округа разыскать в квартале рыжеволосого человека со следами ветряной оспы по имени Дьедонне.

Машина с комиссаром и Лапуэнтом за рулем пробиралась в потоке автобусов и грузовиков и уже подъезжала к бульвару Ришар-Ленуар, где неподалеку жил Мегрэ, когда комиссар внезапно сказал:

— Сворачивай к Восточному вокзалу. Лапуэнт удивленно посмотрел на начальника.

— Может, это ничего и не даст, но я хочу проверить. Нам говорили — Калас уехал в пятницу после обеда и взял с собой чемодан. Предположим, он вернулся в субботу. Если его убили и разделили на части, надо было освободиться от чемодана. Уверен, что на набережной Вальми больше нет ни чемодана, ни одежды, которую он, надо думать, брал с собой в поездку.

Лапуэнт следил за мыслью Мегрэ, кивая головой.

— В канале ни чемодана, ни одежды не нашли, тогда как убитого предварительно раздели.

— И голову тоже не нашли, — уточнил Лапуэнт. Предположение Мегрэ не содержало ничего оригинального. Когда виновные в убийстве лица хотят отделаться от компрометирующих предметов, они, в шести случаях из десяти, сдают их в камеру хранения.

Восточный вокзал был в двух шагах от набережной Вальми. Лапуэнт с трудом отыскал для машины свободное местечко у тротуара, после чего они с комиссаром прошли в зал ожидания.

— В пятницу, во второй половине дня, вы дежурили? — спросил Мегрэ у служителя в камере хранения.

— Только до шести вечера.

— В тот день было много народу?

— Не больше, чем обычно.

— У вас есть еще невостребованные вещи из тех, что были сданы в пятницу?

Служащий повернулся к стеллажам, на которых вытянулись в ряд тюки и чемоданы.

— Два места, — ответил он.

— Они принадлежат одному и тому же лицу?

— Нет. Номера разные. К тому же я вспомнил, что эту корзину, закрытую полотном, сдавала толстая женщина, от нее еще пахло сыром.

• Предыдущая
• 12/27
• Следующая