Всадник без головы (худ. Н. Качергин) - Рид Томас Майн - Страница 35

• Предыдущая
• 35/92
• Следующая

— Я готов извиниться перед ним. Я догоню его и попрошу у него прощенья за свою несдержанность. Если ты только говоришь правду, сестра, я должен это сделать. Ты ведь знаешь, что он мне понравился с первого же раза. А теперь, Луиза, иди к себе и засни. Я поспешу к гостинице и, может быть, еще застану его там. Я не найду себе покоя, пока не исправлю своей ошибки.

Когда брат с сестрой вошли в дом, вслед за ними показалась и третья фигура, до этого момента скрывавшаяся в кустах. Это был Кассий Кольхаун. Он тоже думал о мустангере.

«Жалкий трус! Дурак! Сам я тоже дурак, что обольстился такой надеждой. Я должен был предвидеть, что она сумеет уговорить этого щенка и даст возможность улизнуть негодяю. Я мог бы сам из-за дерева уложить его насмерть, не рискуя ровно ничем. Дядя Вудли только поблагодарил бы меня за это. Все в сеттльменте оправдали бы мой поступок. Низкий обольститель! Презренный торгаш! Кто бы мог возражать против справедливой расправы с ним? Когда теперь, чорт возьми, подвернется еще такой случай?»

Так размышлял капитан, возвращаясь в гасиенду и следуя на некотором расстоянии за Луизой и Генри.

— Интересно, — бормотал он про себя, входя во двор, — действительно ли собирается этот желторотый глупец извиниться перед человеком, который одурачил его сестру? Да, он, по-видимому, взялся за это всерьез, иначе чем объяснить эту суматоху в конюшне?.. Не собирается ли он вывести свою лошадь?

Дверь конюшни, как это было принято в мексиканских поместьях, выходила на мощеный двор.

Она была полуоткрыта; но через минуту кто-то толкнул ее изнутри и широко открыл.

На пороге появился человек в плаще, свободно ниспадавшем с плеч, и в панаме. Он вел оседланную лошадь.

Кольхаун узнал своего двоюродного брата и его гнедого коня.

— Дурак! Ты выпустил его! — злобно пробормотал капитан, когда юноша приблизился к нему. — Верни мне нож и револьвер. Эти игрушки не для твоих нежных ручек. Ответь же мне: почему ты не сделал так, как я тебе сказал? Почему ты разыграл такого дурака?

— Да, я действительно разыграл дурака, — спокойно сказал молодой плантатор. — Я это знаю. Я грубо и незаслуженно оскорбил порядочного человека.

— Оскорбил порядочного человека! Ха-ха-ха! Клянусь, ты сошел с ума!

— Я был бы безумцем, если бы последовал твоему совету, Кассий. К счастью, я этого не сделал. Как бы там ни было, я немедленно еду просить у него прощания.

— Куда ты едешь?

— Вдогонку за Морисом-мустангером, чтобы извиниться перед ним за свой некрасивый поступок.

— Некрасивый поступок! Ха-ха-ха! Ты, конечно, шутишь?

— Нет. Я говорю совершенно серьезно. Если ты поедешь вместе со мной, ты это сам увидишь.

— Тогда я еще раз скажу, что ты действительно сумасшедший. И не только сумасшедший, а просто идиот!

— Ты не очень вежлив, Кассий!

С этими словами юноша пришпорил коня и быстро поскакал.

Кольхаун стоял не двигаясь, пока лошадь не скрылась из виду. Потом решительным шагом он направился к дому и быстро прошел через веранду в свою комнату. Вскоре он вышел оттуда в каком-то старом плаще, прошел в конюшню и вывел оттуда за уздечку своего коня, уже оседланного.

Он провел коня по мощенному камнем двору совершенно бесшумно, как будто бы крал его. Затем вскочил в седло и быстро отъехал от гасиенды.

Милю или две он ехал следом за Генри Пойндекстером, но, повидимому, не с тем, чтобы догнать юношу, так как Генри уже успел уехать далеко. Кольхаун не торопился.

На полпути к форту Кольхаун остановил лошадь и, окинув внимательным взглядом близлежащую рощу, круто свернул на боковую тропу и поехал по направлению к реке.

«Возможность еще осталась, и неплохая, но только дороже той, которую я упустил. Это мне будет стоить тысячу долларов. Ну что же? Мне надо наконец отделаться от этого негодяя-ирландца. Рано утром, по его словам, если это только не ложь, он будет на пути к своей хижине. Когда это, интересно знать? Для обитателя прерий, кажется, встать на рассвете — это уже поздно. Ничего. У нас еще хватит времени, Койот успеет опередить Мориса. Его хибарка, наверно, недалеко отсюда. Мексиканцы должны знать это место или, во всяком случае, дорогу, которая ведет туда. А этого уже достаточно. Пусть же в хижине ждут хозяина. Только вряд ли дождутся: ведь по дороге могут повстречаться индейцы».

Размышляя таким образом, капитан подъехал к хижине мустангера-мексиканца.

Дверь была открыта настежь. Изнутри доносился храп спящего человека.

Периодически этот храп прерывался то короткими интервалами тишины, то звуками, подобными хрюканью свиньи, то нечленораздельными восклицаниями: «Caramba! Тысяча чертей! Иисус! Святая Мария!»

Кольхаун остановился на пороге и прислушался.

— Эта скотина вдребезги пьян! — сказал он громко.

— Алло, сеньор! — воскликнул хозяин хакале, приведенный в полусознательное состояние звуком человеческого голоса. — Кому такая честь? Нет, не то! Я счастлив видеть вас — я, Мигуэль Диаз, Эль-Койот, как меня называют. Ха-ха-ха! Койот! Ба, а как вас зовут? Ваше имя, сеньор? Тысяча чертей! Кто вы такой?

Приподнявшись на тростниковой кровати, Эль-Койот некоторое время оставался в сидячем положении, блуждающим взглядом всматриваясь в нежданного гостя, прервавшего его пьяные сновидения.

Потом, издавая нечленораздельные звуки, Койот снова растянулся на кровати и захрапел.

— Вот и еще одна возможность потеряна! — злобно прошипел Кольхаун, поворачиваясь, чтобы выйти. — Проклятье! Всю ночь мне не везет! Пройдет по крайней мере три часа, пока эта свинья протрезвится. Целых три часа! Тогда будет слишком поздно, слишком поздно…

С этими словами Кольхаун взял своего коня за уздечку, как будто в нерешимости, куда же ему направиться.

— Нет никакого смысла здесь оставаться. Уже будет светать, когда он придет в себя. С таким же успехом я могу вернуться домой и ждать там или же…

Своего решения он не высказал вслух. Но каково бы оно ни было, его колебания кончились.

Отвязав своего коня, Кольхаун вскочил в седло и поехал в направлении, противоположном той дороге, которая его привела в хакале Эль-Койота.

Никто не станет отрицать, что путешествие по устланной мягкой травой прерии является одним из лучших удовольствий на свете.

Друг, который скачет бок о бок с вами, восхищенный, как и вы, красотами и величием природы, сделает для вас это путешествие незабываемым на много-много лет.

Итак, вы направляетесь в прерию, и стоит выехать за черту сеттльмента и свернуть в сторону от большой дороги, обозначенной следами пяти-шести лошадей, и вы будете ехать часами, неделями, месяцами, а может быть, и целый год, не повстречавшись ни с одним человеком.

Только тот, кто сам путешествовал по огромной равнине Техаса, может действительно оценить всю необъятность его прерий. Даже океан не создает впечатления такого бесконечного пространства. Двигаясь по океану, вы не замечаете признаков того, что продвигаетесь вперед. Обширная лазорево-синяя поверхность с опрокинутым над ней куполом, тоже лазоревым, но только на несколько тонов светлее, все время остается вокруг вас и над вами, и вы не видите перемен. Вам начинает казаться, что вы просто стоите в центре огромного свода и у вас нет возможности воспринять целиком всю грандиозность необъятного водного простора.

Иное дело — прерия. Островки леса, холмы, деревья, горные хребты, скалы, точно вехи, сменяют друг друга и говорят вам о том, что вы преодолеваете необъятное пространство.

Путешественник по прерии, и особенно по прерии юго-западного Техаса, редко рискует любоваться ее дикой прелестью в одиночестве; здесь ездят обычно вдвоем, но чаще группами в десять или двадцать человек — иначе ездить опасно.

• Предыдущая
• 35/92
• Следующая