Древний Восток - Струве Василий Васильевич - Страница 48

• Предыдущая
• 48/65
• Следующая

И всё же финикийских купцов всюду встречали радостно. Слишком много соблазна представляли невиданные диковинки, которые они привозили. Глаза женщин загорались огнём при виде янтарных ожерелий, золотых и серебряных браслетов с лепными узорами, серёжек, — украшенных розетками из голубых сапфиров, алых карбункулов и зелёных изумрудов, тончайших покрывал и пурпурных тканей. Жадно хватая, вырывая друг у друга и перещупывая драгоценные товары, матери нередко забывали о детях и вспоминали о них только тогда, когда корабль финикийских гостей уже увозил их далёко.

Огромные прибыли не могли насытить жадных хищников-Поездки в близкие страны: в Египет, на остров Элису[71], к берегам Эллады казались им уже чересчур лёгкими и обыкновенными. Более предприимчивые и алчные дельцы устремлялись дальше. Избороздив насквозь Верхнее море, оказавшееся замкнутым со всех сторон бассейном, они добирались до Иберии^[72], страны, изобилующей серебром, оттуда корабли возвращались с серебряными якорями вместо железных. А по ту сторону Иберии простиралось новое, никому неведомое море, не имевшее другого берега. Сколько ни плыли на запад отважные моряки, они не замечали на горизонте ни единого островка. Полагая, что это край земли, омываемой со всех сторон водой, сливающейся где-то с небесным океаном, они возвращались назад. Иногда они плыли на север от двух столпов Мелькарта — остроконечных скал, воздвигнутых богом-путешественником, обошедшим в давние времена всю землю и остановившим свои стопы у узкого пролива. По обе стороны этого пролива и поставил он столпы, сохранившие его имя.

Финикийские моряки отваживались плыть гораздо дальше того предела, который поставил им бог Мелькарт. Они добирались на севере до окутанных туманом Оловянных островов[73], откуда привозили мягкий, светлый металл, столь необходимый для выплавки бронзы; металл, именем которого они назвали холодные, мрачные острова. Где-то ещё дальше находился Янтарный берег, откуда привозились блестящие, жёлтые, твёрдые, как камень, куски какой-то затвердевшей массы, пригодной для выделки бус. Финикийские мореплаватели не знали устали. Унылые, худые рабы, прикованные к скамейкам, налегали на вёсла. Пот струился по! их лицам, а из опухших, покрытых мозолями рук капала кровь. Но хозяевам всё казалось, что судно движется медленно, и ударами хлыстов они подбадривали задыхающихся от жажды гребцов. Иной раз налетал вихрь, корабль садился на мель или ударялся о прибрежные скалы и шёл ко дну. Финикийские купцы, побросав свои сокровища, вплавь пускались к берегу, а рабы, закованные в цепи, вместе с судном опускались на дно.

Самое знаменитое путешествие совершили финикийские мореплаватели во времена могучего и тщеславного египетского фараона Нехо[74]. Он призвал к себе самых лучших и опытных мореходов Тира и Сидона и поручил им плыть вокруг Африки. Если ни разу не повернув назад, имея берег всё время по правую руку, они окажутся вновь в Египте, фараон сулил им большие награды. Если они оробеют и повернут руль, он грозил им жестокими карами. Три финикийских корабля, прекрасно оснащённые, наполненные съестными припасами, необходимыми для дальнего плавания, с лучшими гребцами вышли из города Саиса. Они двинулись по нильским рукавам, потом по широкому каналу, вырытому ещё во дни царицы Хатшепсут и теперь — 900 лет спустя — расчищенному и углублённому по приказу Нехо, вышли в зелёные воды Аравийского залива[75]. Сперва путь шёл вдоль пустынных скалистых берегов, населённых дикими троглодитами (жителями пещер), но на сороковой день показались гостеприимные берега Пунта. Смуглые, полуобнажённые пунтийцы сбежались к берегу и отвели финикийских моряков в своё селение, расположенное на болотистом берегу на сваях. Финикияне, после сытного обеда, предложенного гостеприимными хозяевами, разложили свои товары: янтарные ожерелья, золотые чаши, пурпурные ткани и острые железные кинжалы, неведомые до тех пор пунтийцам. В обмен туземцы предлагали им ручных обезьян, — борзых охотничьих собак и длиннорогих быков. Но финикияне просили маленькие шарики сухой мирры — душистой смолы деревца, растущего только в Пунте и соседней Аравии. Они знали, что за эти шарики им щедро, заплатят египетские жрецы. Боги Египта любят благовонный дым, клубящийся от жаровен, на которых нагревается и тает ароматная мирра.

Двинувшись дальше, финикияне поплыли вдоль берега, населённого чернокожими, курносыми, толстогубыми людьми. Они ходили почти совершенно обнажёнными. Только узкий пояс облегал талию, и с него свешивались хвосты леопардов и большие раковины. Чернокожие люди недоверчиво относились к чужеземцам и не позволяли им высаживаться. Натягивая луки, они грозили острыми стрелами или швыряли камни, подымавшие столбы брызг вокруг кораблей.

Впрочем, один раз финикиянам удалось сойти на совершенно пустой берег. На песчаной отмели лежали груды ослепительно белых слоновых клыков и рядом несколько леопардовых шкур. Кругом не видно было ни души. Самый старый, из финикийских купцов объяснил в чём дело: «Местные жители хотят — обменять свою добычу на наши товары, но боятся нас. Надо забрать их подношения и положить взамен наши дары. Нам ещё придётся когда-нибудь опять приплыть сюда. Если мы поступим честно, то жители будут верить нам и всегда приносить в это место слоновую, кость».

Молодые купцы послушались старика и, погрузив на корабли 120 лучших клыков, выложили взамен груды пёстрых дешёвых бус, египетские фаянсовые сосуды и маленькие бронзовые топорики.

Плаванье продолжалось. С каждым днём, воздух всё более и более накалялся. Жара Становилась нестерпимой. Финикияне сбросили свои шерстяные плащи и остались в лёгких полотняных рубашках, но и это не помотало.

На тринадцатый месяц плаванья свершилось чудо. Солнце в полдень отклонилось не к югу, как ему полагалось, а к северу. Даже старики никогда не видали ничего подобного и, вздыхая, говорили: «Бог Ваал разгневался и уходит на север. Он скроется от нас совсем в мрачный шеол[76] и весь мир погрузится во тьму». Но дни проходили, и ничего страшного не случилось. Моряки привыкли к странному явлению^[77]. Одно их огорчало: на родине никто не поверит им, когда они расскажут, что видели солнце в полдень на северной стороне.

Скоро запасы истощились. Пришлось сделать длительную высадку, настрелять диких птиц и посеять немного ячменя и пшеницы на болотистом берегу. Под жаркими южными лучами зёрна быстро проросли, и через три месяца уже удалось снять обильную жатву: Ливийская страна казалась бесконечной. Уже второй год плыли финикияне, а не было видно конца и края путешествию. Но вот настал радостный день. Берег стал поворачивать на запад, и моряки поняли, что это южная окраина Ливии. Скоро они поплыли уже на север и поняли, что приближаются, хотя и медленно, к дому, огибая Ливию со стороны заката солнца. В полдень дневное светило опять стало отклоняться к югу, и моряки вздохнули свободно. Самое трудное было уже позади. Вот корабли вошли в глубокий залив. В глубине виднелся маленький островок, полный каких-то диких людей, покрытых густой шерстью. Проводник, который бывал не раз в далёких южных странах, назвал их гориллами. Несколько финикиян — опытные охотники — с копьями в руках погнались за чудовищами, но те убежали, цепляясь за скалы и защищаясь камнями. Удалось захватить только трёх волосатых и мускулистых женщин. Они не умели говорить и только злобно мычали, кусаясь и царапаясь. Довести их до берега не было возможности. Пришлось их убить и содрать их шкуры. Долго спорили финикийские моряки — люди это или звери. И так и не смогли этого решить.

• Предыдущая
• 48/65
• Следующая