Мегрэ и строптивые свидетели - Сименон Жорж - Страница 3

• Предыдущая
• 3/39
• Следующая

Переехав через мост, они не смогли сразу свернуть на набережную из-за одностороннего движения, и Жанвье пришлось изрядно покрутиться, прежде чем они снова выехали к Сене напротив Шарантона. На той стороне был ясно виден старый винный рынок, а левее — железнодорожной мост, на который медленно взбирался поезд.

Там, где некогда стояли редкие особняки, высились теперь шести-семиэтажные доходные дома, в нижних этажах которых разместились магазины и бистро. И все же то там, то здесь еще виднелись пустыри, мастерские, несколько одноэтажных домишек.

— Какой номер?

Мегрэ ответил, и они остановились перед домом, который некогда выглядел богатым. Трехэтажный особняк, сложенный из камня и кирпича; позади него высилась огромная труба, напоминающая фабричную. Около ворот стояла машина. Полицейский агент прохаживался взад и вперед по тротуару. Трудно было определить, находится этот дом в Париже или уже в Иври. Очевидно, именно эта улица и была границей, отделяющей пригород от столицы.

— Здравствуйте, господин комиссар. Вас ждут наверху. Калитка не заперта.

Ворота, выкрашенные в зеленый цвет, казались очень большими. Мегрэ и его спутник вошли в узкую калитку и сразу же очутились под сводами, похожими на своды уголовной полиции, только с той разницей, что здесь туннель заканчивался двумя дверьми с облезлыми матовыми стеклами. Одно стекло было выбито и заделано куском картона.

Здесь было холодно и сыро. Мегрэ не мог сразу решить, в какую из дверей войти. Наконец он выбрал правую и, по-видимому, не ошибся, потому что перед ними открылось нечто вроде холла с широкой лестницей, идущей вверх.

Стены, некогда белые, давно пожелтели и были покрыты коричневыми потеками. Штукатурка потрескалась и во многих местах отвалилась большими кусками. Первые три ступени были из мрамора, остальные деревянные, давно не мытые, они громко скрипели под ногами.

Кто-то стойл наверху. Молодой человек с усталым лицом смотрел на них, перегнувшись через перила. Как только Мегрэ вступил на площадку второго этажа, он представился:

— Легран, секретарь комиссариата Иври… Наш комиссар ждет вас…

И снова холл; выложенный мраморными плитами, окна без штор, за которыми видны Сена и дождь.

Дом оказался громадным, с широкими коридорами, по обеим сторонам которых шли двери, как в административных зданиях, и везде тот же запах очень старой пыли.

В конце какого-то узкого коридора секретарь свернул налево и, постучав в дверь, сразу же открыл ее. Они очутились в темной спальне, освещенной тусклой электрической лампочкой.

Окно спальни выходило во двор, и сквозь посеревшую от пыли муслиновую занавеску была видна труба, которую Мегрэ заметил еще с улицы.

Он был шапочно знаком с комиссаром района Иври, который не принадлежал к его поколению и, должно быть, поэтому пожал ему руку с преувеличенной почтительностью.

— Я прибыл немедленно… сразу же после телефонного звонка…

— Доктор уже уехал?

— У него был срочный вызов. Я не считал необходимым его задерживать, так как с минуты на минуту должен появиться судебно-медицинский эксперт.

Убитый лежал на кровати. Кроме полицейского комиссара, в комнате никого не было.

— А семья?

— Я отправил их в гостиную, возможно, они разошлись по своим комнатам. Я думал, что вы предпочтете…

Мегрэ вынул из кармана часы. Было без четверти десять…

— Когда вас вызвали?

— Приблизительно час тому назад. Я только что вошел к себе в кабинет, как позвонили моему секретарю и просили меня приехать сюда.

— Вам известно, кто звонил?

— Да. Брат покойного, Арман Ляшом.

— Вы его знаете?

— Только по имени. Он иногда заходил в комиссариат, чтобы заверить подпись или для других формальностей. Это люди, которых не замечаешь…

Эта фраза поразила Мегрэ: «Люди, которых не замечаешь».

Он понял, что хотел, сказать комиссар, потому что этот дом, так же как этикетки кондитерской Ляшом, казались чем-то бесконечно старомодным, совершенно чуждым современному миру.

Мегрэ давным-давно не видел такой спальни, сохранившей во многих мелочах облик прошлого столетий. В ней даже стоял умывальник с ящиками, облицованный серым мрамором, с фаянсовым тазом и таким же кувшином, украшенным крупными рисунками цветов, с мыльницами и подставкой для гребня из того же фаянса.

Сама по себе мебель, возможно, и не была уж такой безобразной; Некоторые предметы могли бы даже высоко оценить на аукционах или в антикварных магазинах, но все в целом производило впечатление чего-то мрачного, тоскливого, бесконечно угнетающего.

Казалось; что когда-то, очень давно, жизнь в этой комнате остановилась, не жизнь человека, лежащего на кровати, а жизнь всего дома, всего этого; мира, и сама фабричная труба, видневшаяся в окно, с выложенной на ней коричневыми кирпичами огромной буквой «Л» была нелепой и такой же безнадежно устарелой.

— Имело место ограбление? Ящики стола были выдвинуты. У распахнутой дверцы шкафа валялись на полу галстуки и белье…

— Исчез бумажник. — Кто он такой? — Мегрэ указал на труп, лежащий на кровати. Простыни были смяты. Подушка свалилась на пол. Рука мужчины свесилась с кровати. На разорванной или сожженной выстрелом пижаме виднелись следы крови.

Если сегодня ранним утром окутанный туманом Париж напомнил Мегрэ о контрастных черно-белых тонах старых немых фильмов, то в этой комнате у него внезапно, возникло воспоминание об иллюстрированных воскресных газетах начала века, когда вместо фотографий публиковали гравюры, изображавшие драматические происшествия недели.

— Это Леонар Ляшом. Старший сын Ляшомов.

— Женатый?

— Вдовец.

— Когда это произошло?

— Сегодня ночью. По мнению доктора Вуазена, смерть наступила около двух часов ночи.

— Кто в это время находился в доме?

— Минуточку… Старики, отец и мать, в верхнем этаже, в левом крыле дома — Значит, уже двое… Мальчуган…

— Какой мальчуган?

— Сын убитого… Мальчик лет двенадцати. Сейчас он в школе…

— Несмотря на смерть отца?

— По-видимому, никто еще ничего не знал в восемь часов утра, когда мальчик обычно уходит в школу.

• Предыдущая
• 3/39
• Следующая