Мегрэ и старая дама - Сименон Жорж - Страница 28

• Предыдущая
• 28/29
• Следующая

Она насмешливо улыбнулась:

— Ищите!

— И найду.

— А если не найдете, значит, все, что вы здесь наговорили, гроша ломаного не стоит!

— Мы еще вернемся к этому в свое время.

Он горько пожалел, что в порыве гнева разбил графин со спиртным — теперь он охотно отпил бы глоток.

— Совсем не случайно, придя недавно пожелать вам доброй ночи, я рассказал вам о знакомстве Розы с Тео Бессоном и об их встрече в прошлую среду. Я знал, что это заставит вас действовать. И что, опасаясь, как бы я не допросил Тео, а он не заговорил, вы попытаетесь встретиться с ним и заставить держать язык за зубами, возможно навсегда. Я только не знал, как вы сумеете незаметно связаться с ним. Я не подумал о телефоне. Точнее, я не подумал о старой мадемуазель Серэ, которая живет в двух шагах от вас и которую вы привыкли навещать. — Он повернулся к Тео: — Вы знаете ее?

— Я ее не видел много лет.

— Она калека?

— Еще в то время она была почти глуха и слепа.

— В таком случае не исключено, что именно у нее мы и найдем драгоценности.

— Вы придумываете одну небылицу за другой! — крикнула яростно Валентина. — Вы говорите, говорите, уверив себя, что так или иначе попадете в точку.

Вы, наверное, считаете себя ох каким циником!

— Вы от нее звонили Тео. И конечно, набирали немало номеров, прежде чем поймали его в каком-то из кабаков. Вы сказали ему, что хотите поговорить с ним.

Он все понял. А ведь вы вовсе и не собирались говорить с ним… Да, да, оба ваших преступления — не только преступления одинокого человека, не преступления старой женщины. Вы очень умны, Валентина!

Она вдруг приосанилась, польщенная, несмотря ни на что, этим комплиментом.

— Вам нужно было заставить замолчать Тео и сделать это так, чтобы комар — то есть я — носа не подточил.

Была, конечно, одна возможность, которая, вероятно, сошла бы гладко, но ее вы отвергли. Эта возможность — поделиться с Тео.

Но в вас слишком сильно чувство собственника. Одна мысль о том, что вам придется расстаться с частью этих драгоценностей, которые ничего вам не давали, да и никогда ничего бы не принесли, — эта мысль показалась вам настолько чудовищной, что вы предпочли пойти на второе убийство. И вы сказали Тео, чтобы он пришел к вам в полночь и никому не говорил об этом… Ведь именно так она сказала вам, господин Бессон?

— Вы понимаете, что мне затруднительно было бы ответить на этот вопрос. Как джентльмен…

— Вы негодяй! Хорош джентльмен, впутывающий служанку в семейные делишки да еще склоняющий ее к воровству только потому, что это, видите ли, его устраивает! Хорош джентльмен, хладнокровно посылающий вместо себя на смерть другого человека!

Во всяком случае, Бессон, после телефонного звонка Валентины вы одновременно и торжествовали и боялись, — продолжал Мегрэ. — Торжествовали потому, что добились своего, ведь ее звонок означал, что она готова делиться. Боялись потому, что слишком хорошо знали ее и отдавали себе отчет, что отнюдь не с легким сердцем она решила заплатить вам за ваше молчание.

Вы почуяли ловушку. Это свидание в полночь вам не слишком нравилось.

Вы вернулись в отель, чтобы хорошенько все обдумать. И вдруг вам повезло: позвонил бедняга Анри, который к тому же изрядно выпил… Совсем недавно мы с ним беседовали, и этот разговор заставил его задуматься. Ему захотелось повидать вас, не знаю точно зачем, возможно, и он о чем-то догадывался.

А вы послали его в разведку, наказав ему, чтобы он пришел сюда, в «Гнездышко», ровно в полночь. Иначе говоря, это он, Анри Трошю, должен был попасть в ловушку Валентины… — Мегрэ помолчал несколько мгновений, потом продолжал: — Снимаю перед вами шляпу, мадам. Убийство Розы вы задумали безупречно. Но второе вы осуществили поистине с дьявольской ловкостью.

Вплоть до выключателя, который продемонстрировали мне сегодня вечером, — это ведь должно было послужить свидетельством, что в волнении вы могли забыть включить свет в саду.

И вот Анри убит. Брат и сестра в одну неделю!..

Знаете, что бы я сделал, не служи я в полиции? Я оставил бы вас здесь под охраной инспектора, а сам отправился бы в Ипор и поведал бы эту историю некоему Трошю и его жене. Я бы рассказал им, как, почему, и во имя чьих грязных целей и интересов они за несколько дней потеряли двух детей в расцвете сил! Я привез бы их сюда, вместе с братьями и сестрами ваших жертв, вместе с их соседями и друзьями…

Мегрэ увидел, как побледнел Тео, как он судорожно стиснул пальцами ручки кресла. Валентина вскочила и закричала вне себя:

— Вы не имеете права! Чего вы ждете, почему не отправляете нас в Гавр? Вы обязаны арестовать нас, во всяком случае меня.

— Значит, вы признаетесь?

— Ни в чем я не признаюсь! Но вы обвиняете меня и не имеете права оставлять меня здесь! («Кто знает, — мелькнуло у нее в голове, — может, Трошю уже знают и сейчас нагрянут сюда?!») Мы в цивилизованной стране, и каждый должен быть выслушан судом!

Она судорожно прислушалась к шуму, доносившемуся с улицы, и чуть было не бросилась к Мегрэ, словно ища у него защиты. Уже отчетливо был слышен шум мотора, а потом шаги в саду.

Валентина была, казалось, на грани сумасшествия.

Лицо ее потеряло обычную привлекательность, в глазах стоял ужас, она впилась ногтями в кулаки комиссара.

— Вы не имеете права! Вы не имеете…

Это не были Трошю, им еще ничего не было известно. Это прибыли из Гавра фургон и легковая машина с полицейскими и экспертами.

На добрых полчаса дом был отдан в их распоряжение.

Тело Анри вынесли на носилках. Эксперты фотографировали место преступления, собирали осколки стекла, которое раздробила пуля.

— Вы можете идти одеться, — сказал Мегрэ Валентине.

— А я? — спросил Тео Бессон, съежившийся, словно из него выпустили воздух.

— Вам, как мне кажется, предстоит уладить дела с собственной совестью.

Еще один автомобиль остановился на дороге. В дом ворвался Шарль Бессон:

— Что здесь произошло?

— Я ждал вас раньше, — сухо ответил Мегрэ.

Словно не понимая, что должна означать эта фраза, депутат стал оправдываться:

— По дороге у меня лопнула шина.

— Что побудило вас приехать сюда?

— Наш с вами недавний разговор по телефону, когда вы сказали мне о кольце.

— Понимаю. Вы узнали кольцо по моему описанию.

— Мне стало ясно, что Тео был прав.

— Значит, вам были известны подозрения Тео о том, что ваша мачеха сохранила подлинные драгоценности?

Он вам говорил об этом?

Братья холодно посмотрели друг на друга.

— Он мне этого не говорил. Но я все понял по тому, как он вел себя во время раздела имущества.

— Вы примчались, чтобы получить свою долю?

— Я ведь ни в чем не виноват. Кого сейчас отвезли в фургоне?

— Ответьте сначала, зачем вы приехали?

— Не знаю. Когда вы сказали мне про кольцо, я понял, что готовится какая-то мерзость. И подумал, что Тео попытается что-то предпринять, а Валентина не даст себя провести.

— Ну так вот, кое-что действительно произошло.

Только ваш старший брат позаботился о себе и вместо себя отправил на смерть другого.

— Кого?

— Анри Трошю.

— Родители… знают?

— Нет еще. Вот что я думаю: не послать ли мне вас сообщить им эту новость? Ведь как-никак вы их депутат.

— Наверное, я больше не буду депутатом после всего этого скандала. А Роза? Кто… ее?

— Вы не догадываетесь?

— Когда вы сказали мне о кольце, я подумал было…

— О вашей мачехе! Да, она. И вам придется все это объяснить вашим избирателям.

— Но я-то ведь ничего не сделал!

Прошло уже немало времени с тех пор, как Кастэн перестал записывать. С удивлением смотрел он на Мегрэ, машинально прислушиваясь к шагам наверху.

— Вы готовы? — крикнул комиссар, подойдя к лестнице.

Валентина не отвечала. Мегрэ прочел опасение во взгляде инспектора.

— Не бойся! Такие женщины себя не убивают. Она будет защищаться до конца. Будет драться зубами и когтями, найдет деньги, чтобы нанять себе лучших адвокатов. Она знает, что сейчас уже не отрубают головы старым женщинам!..

• Предыдущая
• 28/29
• Следующая