Мегрэ и порядочные люди - Сименон Жорж - Страница 24

• Предыдущая
• 24/24

К чему с ней спорить? Но доля истины заключалась в том, что на Филиппе де Лансье лежала печать рока.

— Так вот, я разбирала бумаги мужа, в частности талоны от чеков, их у него целых два ящика, и все тщательно разложены. Он был очень аккуратным… Так я узнала, что каждый раз, когда Филипп приходил ко мне, он навещал и мужа, сначала в конторе на улице Сен-Готар, потом уже не знаю где… Наверное, поджидал на улице, как меня…

— И муж ни разу не сказал вам?

— Он не хотел меня огорчать. А я — его. Если бы мы были откровеннее друг с другом, может быть, ничего и не произошло бы… Я много над этим думала…

В среду, около полудня, пока Рене еще не вернулся, мне позвонили по телефону. Я сразу же узнала голос Филиппа.

— Может быть, он звонил из кафе, только что расставшись с Жосленом? Похоже на то. Это можно будет уточнить. Кассирша, наверное, помнит, если он брал у нее жетон для автомата.

— Он сказал, что ему необходимо со мной увидеться, что это вопрос жизни и смерти и что больше мы о нем не услышим… Он назначил свидание, вы знаете где. Я зашла туда по дороге в парикмахерскую…

— Минутку. Вы сказали брату, что идете в парикмахерскую?

— Да… Я хотела объяснить ему, почему я так спешу…

— И говорили о театре?

— Постойте… Да, я почти уверена… Я, должно быть, сказала: «Мне нужно к парикмахеру, потому что вечером мы с Вероникой идем в театр…» Он выглядел еще более нервным, чем раньше… Сказал, что совершил большую глупость, не уточняя, какую именно, но дал понять, что его разыскивает полиция. Ему нужна была крупная сумма, чтобы сесть на пароход, идущий в Южную Америку…

Я отдала ему все деньги, которые у меня были с собой.

Не понимаю, с чего бы это ему вечером приходить, чтобы убить моего мужа.

— Он знал, что пистолет в ящике?

— Он лежит там по меньшей мере лет пятнадцать, а может быть, и больше. А Филипп ведь, как я говорила, жил у нас какое-то время.

— Разумеется, он знал, где в кухне висит ключ.

— Он не взял денег. У мужа в бумажнике были, но он даже не дотронулся. Деньги были и в секретере, а у меня в комнате лежали драгоценности.

— Ваш муж не выписал чека на имя Филиппа в день смерти?

— Нет.

Они молча смотрели друг на друга.

— Думаю, — вздохнул Мегрэ, — это и есть объяснение.

— Муж отказал ему?

— Вероятно.

А может быть, удовольствовался тем, что дал своему шурину несколько купюр, которые были у него в кармане?

— У вашего мужа была с собой чековая книжка? В противном случае он мог бы назначить Филиппу свидание вечером.

— Он всегда носил ее с собой.

Может быть, Лансье, потерпев неудачу утром, решил попытаться снова? Шел он туда уже с намерением убить Жослена? Надеялся ли он, что, когда сестра получит наследство, он сможет вытягивать у нее побольше денег?

Мегрэ не старался продумать все возможные варианты. Действующие лица были для него ясны, а дальнейшее уже дело судей.

— Вы не знаете, он давно в Париже?

— Клянусь вам, даже представления не имею. Признаюсь, я рассчитываю только на то, что он успеет уехать за границу и больше я о нем не услышу.

— А если в один прекрасный день он снова потребует у вас денег? Если вы получите телеграмму, скажем, из Брюсселя, из Швейцарии или откуда-нибудь еще с просьбой выслать ему денежный перевод?

— Не думаю, что… — Она не закончила фразу. Впервые она опустила глаза под взглядом Мегрэ и прошептала: — Вы мне тоже не верите.

На сей раз последовала долгая пауза, и комиссар, взяв одну из трубок, решил ее набить и раскурить. Он не осмеливался сделать это во время беседы.

Им не о чем было больше говорить. Это было очевидно. Мадам Жослен снова открыла сумку, чтобы положить платок, и громко защелкнула замок. Это было сигналом. Поколебавшись в последний раз, она встала, уже не такая чопорная, как вначале.

— Я вам больше не нужна?

— Не сейчас.

— Полагаю, вы станете его разыскивать?

Он только опустил глаза. Затем, направляясь к двери, заметил:

— У меня даже нет его фотографии.

— Я знаю, вы мне не поверите, но у меня тоже нет, только довоенная, когда он был подростком.

Мегрэ приоткрыл дверь, и оба слегка смутились, словно не знали, как попрощаться.

— Вы будете допрашивать мою дочь?

— В этом больше нет необходимости.

— Наверное, ей было очень тяжело эти дни… И зятю тоже, полагаю… У них не было оснований молчать…

Они делали это для меня…

— Я на них не в обиде.

Он неуверенно протянул ей руку, а она подала свою — в перчатке.

— Я не могу пожелать вам удачи… — прошептала она.

И, не оборачиваясь, пошла к застекленной приемной, где, увидев ее, вскочила с места взволнованная Вероника.

Прошла зима. Десять или двадцать раз поздно вечером, а иногда даже ночью в кабинете Мегрэ горел свет, а это означало, что какой-то мужчина или женщина сидели в кресле напротив стола, где до них сидела мадам Жослен.

Приметы Филиппа де Лансье были переданы во все полицейские участки, и его искали на вокзалах, пограничных постах и в аэропортах. Интерпол разослал карточку с приметами во все иностранные полиции.

И только в конце марта, когда трубы на крышах становятся розовыми на фоне бледно-голубого неба и начинают лопаться почки, Мегрэ, придя как-то утром в свой кабинет, впервые в этом году без плаща, снова услышал имя брата мадам Жослен.

Сама она по-прежнему жила в квартире на улице Нотр-Дам-де-Шан вместе с компаньонкой, ежедневно ходила к внукам на бульвар Брюн и гуляла с ними по аллеям парка Монсури.

Филипп де Лансье был найден мертвым — убитым несколькими ударами ножа около трех часов ночи, неподалеку от бара на улице Терн.

Газеты писали: «Драма в преступном мире».

Это было, как всегда, не совсем точно. Хотя де Лансье и не принадлежал к преступному миру, он какое-то время жил в этой среде с проституткой по имени Анжель.

Он продолжал выдумывать свои истории, и Анжель была уверена в том, что он прятался у нее, выходя лишь по ночам, только потому, что убежал из Фонтевро, где отбывал двадцатилетнее заключение.

А может быть, другие поняли, что это чужак? А может быть, с ним рассчитались за то, что он увел молодую женщину от постоянного покровителя?

Началось следствие. Правда, велось оно довольно вяло, как и всегда в подобных случаях. Мегрэ снова пришлось отправиться на улицу Нотр-Дам-де-Шан. Он снова увидел консьержку, ее ребенок уже сидел в высоком стульчике и что-то лепетал. Мегрэ поднялся на четвертый этаж, нажал на кнопку.

Хотя теперь здесь жила компаньонка, мадам Маню по-прежнему приходила на несколько часов в день, она-то и открыла дверь, не закрыв ее предварительно на цепочку.

— Это вы! — сказала она, нахмурившись, словно он мог принести лишь дурные вести.

Неужели новость была действительно плохой?

В гостиной ничего не изменилось, только на кресло Рене Жослена был брошен синий шарф.

— Мне нужно сообщить мадам…

— Пожалуйста, проходите…

И все-таки, бросив взгляд в зеркало, ему захотелось вытереть лоб.

• Предыдущая
• 24/24