Мегрэ и Долговязая - Сименон Жорж - Страница 4

• Предыдущая
• 4/27
• Следующая

в которой немного говорится об инспекторе Буасье, а больше о доме, стоящем в саду за оградой, и о встрече, которая произошла у Мегрэ возле этой ограды

Отпив глоток перно, Мегрэ произнес:

— Скажите, старина Буасье, что вы знаете об Альфреде Жюсьоме?

— Об Альфреде Унылом?

— Да.

Лицо инспектора вдруг помрачнело, он посмотрел на Мегрэ исподлобья и, перестав смаковать свой любимый аперитив, спросил изменившимся голосом:

— А он что-нибудь натворил?

Так всегда бывало с инспектором, и Мегрэ это знал.

Мегрэ знал также, в чем тут дело. Благодаря бесконечным предосторожностям со стороны комиссара, только с ним одним Буасье разговаривал без раздражения.

В сущности, Буасье тоже мог бы стать комиссаром, и он давно бы им уже стал, если бы полное незнание орфографии и безграмотность не мешали ему сдать самые элементарные экзамены.

Однако же начальство знало ему цену. Главой отдела назначили комиссара Пеше, старую сонливую калошу, а всю работу, кроме составления отчетов, выполнял Буасье; он же руководил и персоналом.

В этом отделе не занимались расследованием убийств, как в бригаде Мегрэ. Не интересовались там и любителями — служащими, которые в один прекрасный день сбегали, захватив с собой содержимое кассы, — или другими пустяками в таком же роде.

У Буасье и сотрудники, и обвиняемые были профессионалами. Там шла борьба между специалистами. Там было не до психологии. Нужно было изучать повадки и нравы каждого.

Зачастую можно было увидеть инспектора, спокойно сидящего на террасе кафе в обществе взломщика, и вряд ли, например, Мегрэ мог бы вести с каким-нибудь убийцей разговор вроде этого:

— Послушай, Жюло, что-то ты давно уже не работал.

— Так оно и есть, инспектор.

— Когда я задержал тебя в последний раз?

— Наверное, месяцев шесть назад.

— Значит, деньги уж на исходе? Держу пари, ты снова что-нибудь замышляешь.

Мысль о том, что Фред Унылый натворил что-то без ведома Буасье, привела последнего в ужас.

— Не знаю, действительно ли он работал в эти дни, — сказал Мегрэ, — но ко мне в полицию приходила Долговязая.

Этого было достаточно, чтобы успокоить Буасье.

— Она ничего не знает, — заявил инспектор. — Альфред не из тех, кто станет рассказывать о делах женщине, даже собственной жене.

Портрет Жюсьома, который принялся набрасывать Буасье, очень походил на описание, сделанное Эрнестиной, и, кроме того, инспектор еще кое-что добавил.

— Меня всегда воротит от того, чтобы задерживать и отправлять в тюрьму таких людей, как он. В последний раз, когда ему влепили пять лет, я чуть не обругал его защитника, который не смог для него ничего сделать. Какой-то недотепа, а не адвокат.

Трудно было точно определить, что Буасье подразумевал под словом «недотепа», но смысл был ясен.

— Ни один человек в Париже не может, как Альфред, бесшумно проникнуть в жилой дом и работать там, не разбудив даже кошки. В технике этого дела он настоящий артист. Более того, он не нуждается ни в чьей помощи, чтобы наводить справки, стоять на стреме и разводить всю эту канитель. Работает он один, и при этом очень спокойно. Он не пьет, не любит болтать, разыгрывать из себя в бистро закоренелого преступника, С его талантами он мог купаться в золоте. Он знает точное местонахождение и устройство нескольких сотен сейфов, которые сам же устанавливал, и можно подумать, что он сколько захочет, столько оттуда и возьмет. Так нет же, всякий раз, как он на это решится, всегда появляется какая-нибудь помеха или же он садится в тюрьму.

Быть может, Буасье так подробно рассказывал все это потому, что в судьбе Фреда Унылого видел сходство со своей судьбой. С той лишь разницей, что завидное здоровье не мешало ему поглощать бесчисленное число аперитивов на террасах кафе и вести слежку целые ночи напролет в любую погоду.

— Самое поразительное то, что, посади его на десять, на двадцать лет, едва выйдя из тюрьмы, он снова возьмется за свое, даже если ему исполнится уже семьдесят лет и он будет ходить на костылях. Он считает, что ему достаточно одной удачи, одной-единственной, и что он ее заслужил.

— У него было сильное потрясение, — объяснил Мегрэ. — В ту минуту, когда ему уже удалось открыть сейф — дело происходило где-то в районе Нейи, — он вдруг увидел, что в комнате лежит труп.

— Что я вам говорил? Такое могло случиться только с ним. Значит, он убежал! А куда дел велосипед?

— Бросил в Сену.

— А сам удрал в Бельгию?

— Видимо, да.

— Сейчас позвоню в Брюссель, если только вы хотите его разыскать.

— Я очень хочу его разыскать.

— Вы знаете, где это происходило?

— Знаю только, что в Нейи и что дом стоит в саду, за оградой.

— Что ж, найти дом — дело несложное. Я сейчас вернусь.

Пока инспектор отсутствовал, Мегрэ был столь любезен, что заказал в пивной «У дофины» еще два перно. При этом он вспомнил не только забавное происшествие на улице Луны, но и маленький кабачок в Каннах, где когда-то вел следствие, и дело вдруг стало не похожим на другие, скучным, как работа, заданная в школе на лето.

Буасье вернулся, держа в руках папку, откуда вытащил сначала антропометрические снимки Альфреда Жюсьома.

— Вот его лицо!

В общем, скорее лицо аскета, чем преступника. Кости, обтянутые кожей, длинные тонкие ноздри, в напряженном взгляде что-то почти мистическое.

Даже на этих примитивных фотографиях анфас и в профиль, без воротничка, с выступающим на шее кадыком угадывалось глубокое одиночество этого человека, выражение лица скорее грустное, совсем не агрессивное.

Чувствуя себя с детских лет зайцем, он считал совершенно естественным, что за ним всегда охотятся.

— Хотите Послушать его послужной список?

— Сегодня это не обязательно. Я предпочитаю просмотреть дело на свежую голову. Сейчас покажите мне другой список.

Последние слова доставили удовольствие Буасье.

Мегрэ и сам прекрасно понимал, что этим он отдавал дань уважения инспектору.

— Откуда вы знаете, что он у меня есть?

— Не сомневаюсь!

Слов нет, Буасье знал свое дело. Речь шла о списке, составленном по книгам фирмы Планшаров. В нем перечислялись сейфы, установленные в то время, когда там работал Фред Унылый.

— Подождите. Сейчас я посмотрю адреса в районе Нейи. Вы уверены, что дело происходило там?

— Так утверждает Долговязая.

— А ведь не так глупо с ее стороны, что она пришла к вам. Но почему именно к вам?

— Потому что шестнадцать или семнадцать лет назад мне довелось ее арестовать и она сыграла со мной довольно мерзкую шутку.

Буасье ничуть не удивился. Чего не бывает с людьми их профессии! Все это было знакомо им обоим. Кабинет наполнился ароматом перно, нежно поблескивавшем в рюмках; оса бешено кружилась, опьяненная этим запахом.

— Банк… Не подходит, конечно… Альфред никогда туда не пойдет. Он остерегается сигнальных аппаратов… Нефтяная компания… Но она уже свыше десяти лет не существует… Парфюмерный магазин… Его хозяин обанкротился в прошлом году.

Наконец палец Буасье указал на какое-то имя, на какой-то адрес.

— Гийом Серр. Дантист. Улица Ла-Ферм, 436, Нейи. Вы это место знаете? Это за зоологическим садом. Улица идет параллельно бульвару Ришар-Валлас.

Они посмотрели друг на друга.

— Вы очень заняты? — спросил Мегрэ.

Он знал, что этим тоже льстит самолюбию Буасье.

— Я уже привожу в порядок дела. Завтра собираюсь в Бретань.

— Съездим туда?

— Сейчас схожу за пиджаком. Сначала позвонить в Брюссель?

— Да. И в Голландию.

— Понятно.

Они вошли в автобус и всю дорогу простояли на площадке. На улице Ла-Ферм, спокойной и провинциальной, заглянули в ресторанчик, где на террасе среди зелени стояло всего лишь четыре столика, решили позавтракать.

В бистро кроме них было только три каменщика в белых блузах, запивавших еду красным вином. Вокруг Мегрэ и Буасье кружились мухи. Напротив, на противоположной стороне улицы, виднелась черная решетка, а за нею, по-видимому, дом 436.

• Предыдущая
• 4/27
• Следующая