Гнев Мегрэ - Сименон Жорж - Страница 25
- Предыдущая
- 25/26
- Следующая
– Следствие будет долгим, трудным… Смею вас заверить, оно будет вестись с предельной скрупулезностью…
Гайар, избегая его взгляда, все ниже опускал голову, его руки лежали на коленях, на одной из них, на левой, на месте четырех пальцев зияла пустота.
– Когда дело перейдет в суд присяжных, вспомнят о вашей женитьбе на женщине, привыкшей к роскошной жизни, и о болезни, которая, по существу, отрезала ее от мира…
Он откинулся в кресле, закрыл глаза.
– Для вас найдут смягчающие обстоятельства… Почему у вас была такая нужда в деньгах, ведь ваша жена больше не выезжала, и вы вроде бы вели уединенный образ жизни, посвятили себя работе?.. Я ничего не знаю об этом и не спрашиваю вас… Эти вопросы вам зададут другие, и вы, вероятно, понимаете, почему… Впервые, мсье Гайар…
Его голос снова сорвался, и он бесцеремонно встал, подошел к стенному шкафу, достал оттуда бутылку коньяка и рюмку. Эту бутылку он хранил там не для себя, а для тех, кто иногда нуждался в рюмке коньяка в ходе долгого и драматического допроса.
Одним глотком он опрокинул рюмку, вернулся на свое место, раскурил погасшую трубку…
Теперь он был немного спокойнее и говорил непринужденным тоном, как если бы дело уже не касалось его лично.
– Как раз сейчас эксперты тщательнейшим образом осматривают вашу машину… Я не открою вам секрета, сказав, что, если труп перевезли в ней, есть надежда найти там его следы… Вы это поняли настолько хорошо, что после моего сегодняшнего визита к вам утром ощутили необходимость отправить ее в мойку… Тихо! В последний раз я приказываю вам молчать, иначе вас немедленно отведут в камеру предварительного заключения… Я также довожу до вашего сведения, что группа специалистов уже выехала на улицу Ла Брюйер…
Гайар вздрогнул, пробормотал:
– Моя жена…
– Они едут туда не для того, чтобы заниматься вашей женой… Сегодня утром в окно я заметил во дворе нечто вроде навеса… Его обследуют сантиметр за сантиметром… Подвал тоже… И все остальное в доме, вплоть до чердака, если это потребуется… Вечером я допрошу обеих ваших служанок… Я сказал: молчать!.. Адвокату, которого вы выберете себе, нетрудно будет доказать отсутствие преднамеренности… То, что ваша машина по случайности оказалась неисправна и что у вас не было другого транспорта, чтобы избавиться от трупа, подтверждает это… Вам пришлось ждать, пока починят вашу машину, а ведь не так уж приятно провести два или три дня с трупом в доме…
Теперь уже он говорил самому себе, не глядя на собеседника. Все мелочи, отмеченные им в последние дни, всплывали в его памяти и становились на свои места. На все вопросы, которые он задавал себе, нашелся ответ…
– Мазотти был убит семнадцатого мая, и мы допрашивали тех, кто в последнее время страдал от его рэкета… И по крайней мере один из ваших клиентов, Эмиль Буле, получил вызов в числе первых… Связался ли он немедленно с вами, поскольку вы занимались его декларациями о налогах и еще двумя незначительными делами?.. Но он пришел сюда восемнадцатого мая, и ему задали несколько шаблонных вопросов… После этого он был вызван во второй раз на двадцать второе или двадцать третье мая, не знаю, для чего, возможно, инспектор Люка захотел кое-что уточнить. Итак, двадцать второго мая после полудня Буле снял со счета в банке пятьсот тысяч франков… Ему срочно понадобились наличные деньги… Он не мог ждать до вечера, чтобы взять их в кассе своего кабаре… И эта сумма бесследно исчезла… Я не спрашиваю, не вы ли ее получили… Я это знаю…
Он произнес последние слова с презрением, какого никогда еще не выражал ни одному человеческому существу.
– Восьмого или девятого июня Буле получил третий вызов в полицию на среду, на двенадцатое июня… Он испугался, он страшился скандала… Несмотря на свое ремесло, а может, именно благодаря ему он превыше всего ставил свою респектабельность… Вечером одиннадцатого июня, накануне того дня, когда он должен был явиться по повестке, он был встревожен и в то же время негодовал, ведь пятьсот тысяч франков он выложил за свое спокойствие… С десяти часов вечера он звонил вам по телефону, но ему никто не отвечал… Он много раз набирал номер, и, наконец, вы взяли трубку и согласились принять его минут через пятнадцать или через полчаса… Легко себе представить, что он сказал вам в тиши вашего кабинета. Он заплатил, чтобы его не вмешивали в дело Мазотти, чтобы его имя не попало на страницы газет… А вместо того, чтобы оставить его, в покое, на что он мог бы рассчитывать, его собираются допрашивать снова, да еще в стенах Уголовной полиции, где он рискует нарваться на журналистов и фоторепортеров… Он почувствовал себя обманутым. Он негодовал так же, как сейчас Гастон Моран… Он заявил вам, что будет говорить начистоту и напомнит полиции о сделке, которую заключил с ней. Вот и все… Если бы он вышел от вас живым, если бы на следующее утро пришел сюда и здесь излил свою злость… Дальнейшее меня уже не касается, мсье Гайар… Я не стремлюсь получить от вас признание…
Он снял трубку.
– Торанс?.. Ты можешь отпустить парня… Не забудь записать его адрес, судебному следователю он потребуется… А потом приходи за тем, который находится у меня…
Он ждал стоя, жаждая поскорее избавиться от присутствия адвоката.
И тогда адвокат, не подымая головы, едва слышно произнес:
– У вас когда-нибудь была страсть, мсье Мегрэ? Мегрэ сделал вид, что не услышал вопроса.
– У меня было две страсти…
Комиссар счел за лучшее повернуться к нему спиной, твердо решив не дать себя разжалобить.
– Сначала – моя жена, которую я всеми силами пытался сделать счастливой…
В его голосе звучала горечь. Он помолчал.
– Потом, когда она заточилась в своей комнате и я почувствовал необходимость развлечься, у меня появилась новая страсть – игра…
В коридоре послышались шаги. В дверь тихо постучали.
– Войдите!
Торанс застыл в проеме двери.
– До моего возвращения из Дворца правосудия отведи его в задний кабинет…
Мегрэ не взглянул на уходящего Гайара. Потом он снял трубку, чтобы спросить у судебного следователя, могут ли они немедленно увидеться.
Несколько минут спустя он миновал маленькую застекленную дверь, которая отделяла здание полиции от Дворца правосудия.
Отсутствовал он час. Когда вернулся, в его руке была официальная бумага. Открыв дверь в комнату инспекторов, он нашел Люка, сгорающего от нетерпения все узнать.
Без лишних слов комиссар протянул ему ордер на арест Жан-Шарля Гайара.
– Он сейчас в заднем кабинете с Торансом… Вдвоем отведете его в камеру предварительного заключения…
– Надеть наручники?
Это было правило, в котором иногда допускались исключения. Мегрэ не хотелось выглядеть мстительным… Последние слова адвоката внесли в его душу смятение.
– Нет…
– Что сказать охране?.. Снять с него галстук, ремень, шнурки?..
Опять правило и опять не без исключений.
Мегрэ поколебался, помотал головой – нет. И остался один в своем кабинете.
Когда в этот вечер комиссар с некоторым опозданием пришел обедать, мадам Мегрэ заметила, что глаза у него немного осоловелые, но поблескивают и от него попахивает вином.
Во время обеда он почти все время молчал и встал, чтобы выключить телевизор, который раздражал его.
– Ты уходишь?
– Нет.
– Твое дело закончено?
Он не ответил.
Спал он беспокойно, поднялся в мрачном настроении и решил, как он иногда делал, отправиться на набережную Орфевр пешком.
Едва он ступил на порог своего кабинета, как дверь комнаты инспекторов открылась. Люка притворил ее за собой, серьезный и таинственный.
– У меня для вас новость, патрон…
Догадался ли он, что хочет сообщить ему инспектор? Люка не раз задавал себе этот вопрос, но так никогда и не узнал ответа на него.
– Жан-Шарль Гайар повесился в своей камере…
Мегрэ не встрепенулся, не стиснул зубы, продолжал стоять и смотреть в открытое окно на шумящие листвой деревья, на лодки, что скользили по Сене, на прохожих, которые, словно муравьи, кишели на мосту Сен-Мишель.
- Предыдущая
- 25/26
- Следующая
