Жаркое лето 1953 года в Германии - Платошкин Николай Николаевич - Страница 27

Еще ближе к Аденауэру стоял Шпейдель, который в 1938 году был начальником отдела генштаба, занимавшегося сбором разведывательной информации о вооруженных силах стран Западной Европы. Почти всю войну Шпейдель просидел в Париже, где участвовал в заговоре против Гитлера. Однако после его провала (а в Париже заговорщики на короткое время даже смогли взять власть) его почему-то сначала не арестовали. Один из заговорщиков назвал имя Шпейделя под пытками, но затем отказался от своих показаний. Шпейделя все же арестовали, и хотя офицерский суд чести признал его невиновным, генерал сидел в тюрьме почти до прихода союзников (в последние дни войны он бежал и, скрываясь, дождался американских войск). Шпейдель был тем генералом, которого можно было легко подать западному общественному мнению как убежденного антифашиста, хотя до 1949 года он был в плену у союзников.

17 августа 1950 года Аденауэр дал очередное интервью, на этот раз газете «Нью-Йорк Таймс», где он потребовал существенного наращивания американских войск в Западной Европе и открыто высказался за «создание немецких оборонительных сил», которые «должны быть вооружены Соединенными Штатами»[90]. В тот же день Аденауэр обратился к Верховным комиссарам с конкретным предложением немедленно образовать мощную федеральную полицию (полиция в ФРГ в то время находилась в подчинении отдельных земель) численностью в 150 тысяч человек. Публичные демарши канцлера помогли американским военным фактически победить в закулисной борьбе с госдепартаментом. Сами американские генералы в тот судьбоносный для Европы август 1950 года также не скупились на резкие заявления. Хотя еще в мае 1950 года (то есть еще до начала войны в Корее) генерал Коллинз сказал, что имеется «достаточно немцев, которые могут умереть ради интересов США». Кстати, и сам Аденауэр первый раз потребовал от Верховных комиссаров создания федеральной полиции почти за два месяца до 17 августа 1950 года.

Со своей стороны за кулисами активно действовал Макклой. Он по собственной инициативе сразу же после начала военных действий на Корейском полуострове прозондировал отношение основных политических партий ФРГ к ремилитаризации. Удовлетворившись полученными сведениями (свои возражения снял даже Шумахер), Макклой в августе попросил Аденауэра письменно зафиксировать готовность правительства ФРГ к созданию собственной армии. Верховный комиссар США явно хотел вручить своему правительству козырную карту для предстоящего 12 сентября 1950 года совещания министров иностранных дел США, Великобритании и Франции, где и должно было быть принято принципиальное решение о восстановлении военного потенциала ФРГ.

Аденауэр составил в тайне от своего собственного правительства целых два меморандума. Один из них (именно его имел в виду Макклой) носил название «Об обеспечении безопасности федеральной территории внутри и вовне»[91]. В нем Аденауэр бесстыдно преувеличивал данные о советских вооруженных силах в ГДР. Например, речь шла о трех — пяти тысячах реактивных истребителях (позднее в ведомстве федерального канцлера, где составлялся документ, признали, что просто увеличили имевшиеся данные в 10 раз). В разделе IV меморандума в качестве вывода содержалось требовавшееся Макклою положение: «Федеральный канцлер неоднократно выражал готовность в случае образования международной европейской армии внести в нее вклад в виде немецкого контингента. Тем самым подчеркивается, что федеральный канцлер отвергает ремилитаризацию Германии путем создания собственной национальной военной силы». В V разделе (внутренняя безопасность) еще раз выдвигалось требование создания сильной федеральной полиции «для поддержания внутреннего порядка против пятой колонны, провокаций народной полиции и ССНМ». Получалось, что основной ударной силой коммунистов в Германии наряду с советскими войсками были немецкие комсомольцы.

Во втором меморандуме Аденауэр называл цену за «самоотверженную» готовность Западной Германии защитить Европу от русских и ССНМ — восстановление суверенитета ФРГ. «Если немецкое население должно будет исполнить свой долг, который вытекает для него в рамках европейского сообщества из современной обстановки с ее особыми угрозами, оно должно быть приведено для этого в соответствующее внутреннее состояние. Ему должна быть отведена та мера свободы действий и ответственности, которая позволила бы рассматривать выполнение этого долга как необходимую задачу. Если немец должен принести жертвы любого рода, то для него, как и для других западноевропейских народов должен быть открыт путь к свободе»[92].

Аденауэр готовил оба меморандума (особенно первый) в тесном контакте с аппаратом Макклоя (американцы вносили коррективы и переводили текст на английский язык), в то время как его собственный кабинет пребывал в абсолютном неведении. Это было не случайно, так как канцлер прекрасно понимал, что как минимум Кайзер решительно выступит против ремилитаризации, которая окончательно ставила крест на мечтах о воссоединении Германии. Оба меморандума в окончательном виде были переданы курьером Макклою 30 августа 1950 года, когда он уже ехал в аэропорт, чтобы вылетать в Нью-Йорк на конференцию министров иностранных дел западных держав. И это тоже не было случайностью: Аденауэр хотел передать Макклою меморандумы в самую последнюю минуту, чтобы тот не успел обсудить их содержание со своими британским и французским коллегами (в их негативном отношении к новой немецкой армии канцлер пока не имел оснований сомневаться).

9 сентября 1950 года президент США Трумэн одобрил выработанную Пентагоном и госдепом программу ускоренной милитаризации Западной Европы с участием ФРГ[93]. С таким подходом американцы (имея за спиной «крик о помощи» со стороны Аденауэра в виде упомянутых меморандумов) и начали «прессовать» англичан и французов на открывшемся 12 сентября 1950 года совещании мининдел трех западных держав. С Великобританией было проще, так как еще в августе 1950 года Лондон дал осторожное согласие на создание немецкой федеральной полиции численностью 100 тысяч человек с перспективой преобразования ее в полноценную армию. Но во Франции цифра 100 тысяч сразу вызвала горькие воспоминания о рейхсвере тоже демократической Веймарской республики, из которого за год — два удалось создать многомиллионный и отнюдь не демократический вермахт.

Из-за позиции французов Аденауэру и его американским союзникам не удалось добиться в Нью-Йорке полного восстановления суверенитета ФРГ. В совместном коммюнике по итогам трехсторонней встречи от 19 сентября 1950 года выражалось лишь согласие на создание «мобильных полицейских сил» на «земельной основе»[94]. Помимо этого провозглашалась ликвидация некоторых ограничений на производство тех видов промышленной продукции ФРГ, которые имели оборонное значение. Западные державы соглашались на создание в перспективе МИД ФРГ и установление дипломатических отношений Бонна с «дружественными нациями». В обмен Западная Германия должна была взять на себя обязательство по погашению всех довоенных долгов Германии (как уже упоминалось выше, это условие было выполнено).

Особым подарком для Аденауэра (в целом ожидавшего от нью-йоркской встречи большего) стало заявление трех западных держав, признававшее ФРГ правомочной представлять «в международных делах» интересы немецкого народа и Германии в целом.

Сразу же после совещания западной «большой тройки» состоялось заседание Совета НАТО, на котором было принято решение как можно быстрее создать в Западной Европе вооруженные силы блока под единым командованием (на пост главкома предполагался Эйзенхауэр). Территория ФРГ включалась в систему военного планирования НАТО. Французов США удалось уломать только путем угрозы прекратить военную помощь. В коммюнике Совета НАТО 27 сентября 1950 года содержался в итоге следующий пассаж: «Совет был един в том, что Германия должна быть приведена в состояние, позволяющее ей содействовать строительству европейской обороны»[95].