Дело Сен-Фиакра - Сименон Жорж - Страница 3

• Предыдущая
• 3/39
• Следующая

— По-моему, ран на ней нет, — только и сказал Мегрэ.

Он огляделся: убранство ризницы ничуть не изменилось за тридцать лет. Все было как прежде: там же стояли сосуды для вина и святой воды, которыми пользуются во время литургии; на прежних местах висели приготовленные к следующей службе риза священника, сутана и стихарь служки.

В тусклом утреннем свете, лившемся в стрельчатое окно, огонек керосиновой лампы совсем померк.

В ризнице было холодно и в то же время нестерпимо душно. Священник терзался страшными предчувствиями.

Ситуация выглядела поистине драматичной. Мегрэ не сразу сообразил, в чем дело. Но воспоминания детства по-прежнему всплывали из глубин его памяти, подобно пузырькам воздуха, пробивающимся сквозь толщу воды.

«…Церковь, в которой совершено преступление, должна быть заново освящена епископом…»

Но как же могло совершиться преступление? Никто не стрелял. Никто не подходил к графине. Пока длилась служба, Мегрэ буквально не спускал с нее глаз.

Ни капли крови, никаких ран.

— Вторая месса начинается в семь, не так ли?

Заслышав тяжелую поступь врача, эдакого здоровяка сангвинической комплекции, и Мегрэ и священник почувствовали некоторое облегчение. А тот, поддавшись царившей в ризнице тревожной атмосфере, взволнованно переводил глаза с комиссара на кюре.

— Она мертва? — спросил он.

Он не колеблясь расстегнул корсаж. Кюре отвернулся. По церкви кто-то протопал. Потом послышался звук колокола. Звон призывал прихожан ко второй мессе.

— По-моему, это классический случай эмболии… Но я не был лечащим врачом графини: обычно она обращалась к моему коллеге из Мулена. Меня всего раза два вызывали в замок. Сердце у нее было — хуже некуда.

В крохотной ризнице едва помещались трое мужчин и покойница. Меж тем пришли еще двое служек — в семь часов начиналась торжественная месса.

— Ее машина должна стоять возле церкви, — сказал Мегрэ. — Нужно перевезти ее домой.

Он по-прежнему чувствовал на себе тревожный взгляд священника. Может, кюре что-то заподозрил? Во всяком случае, пока ризничий вдвоем с шофером переносили тело в машину, он подошел к комиссару.

— Вы уверены, что… Мне нужно отслужить еще две мессы. Ведь сегодня День поминовения. Мои прихожане…

Раз графиня умерла от эмболии, почему бы не успокоить кюре?

— Вы сами слышали, что сказал врач.

— Однако вы явились именно сегодня и на эту заутреню.

Мегрэ пришлось собраться с духом, чтобы не выдать охватившего его смущения.

— По чистой случайности, господин кюре. Здесь на кладбище покоится мой отец.

И он поспешил к машине. Шофер уже вращал пусковую рукоятку допотопной колымаги. А врач явно не знал, как теперь быть. Зеваки, уже появившиеся на деревенской площади, явно не понимали, что происходит.

— Едемте с нами.

Но труп занимал весь салон машины. Мегрэ и врач с трудом примостились рядом с сиденьем.

— Мне показалось, вы были удивлены моим заключением, — вполголоса проговорил врач, который никак не мог опомниться. — Если бы вы были в курсе событий, вам было бы ясно, что… графиня…

Он замолчал, глянув на шофера в черной ливрее, который с отсутствующим видом вел машину. Они проехали вниз по деревенской площади, мимо высившейся на косогоре церкви с низким невысоким фундаментом, мимо пруда Богородицы, видневшегося по другую сторону дороги.

В это пасмурное утро воды его казались свинцово-серыми.

Миновали гостиницу Мари Татен — первый дом при въезде в деревню. Слева открылась дубовая аллея, в конце которой высилась темная громада замка.

Небо, сплошь затянутое серыми тучами, напоминало ледяную гладь катка.

— Знаете, эта смерть еще наделает дел. Недаром кюре аж в лице переменился.

Доктор Бушардон был из крестьянской семьи, и по сути так и остался крестьянином. На нем был коричневый охотничий костюм и высокие резиновые сапоги.

— Я собирался пострелять уток на прудах…

— Вы не ходите в церковь?

Врач с заговорщическим видом подмигнул:

— Это не мешало мне приятельствовать с прежним кюре. Зато новый…

Машина тем временем въехала в парк, и контуры замка проступили явственней: показались наглухо закрытые ставнями окна первого этажа и угловые башни — единственные строения замка, сохранившие свой первозданный облик.

Машина остановилась у крыльца, и Мегрэ первым делом заглянул в зарешеченные окна полуподвала: там, в клубах пара, наполнявших огромную кухню, какая-то толстуха ощипывала куропаток.

Шофер совсем растерялся и даже не решался открыть дверцы машины.

— Господин Жан вряд ли уже проснулся…

— Да позовите же кого-нибудь. Разве в доме нет других слуг?

От пронизывающего холода у комиссара заложило нос. Но он не стал входить в замок, а остался во дворе вместе с врачом, который тем временем принялся набивать трубку.

— Кто такой этот самый господин Жан?

Вместо ответа Бушардон многозначительно ухмыльнулся и пожал плечами.

— Сами увидите.

— Да кто он такой, в конце концов?

— Юноша. Очаровательный юноша.

— Родственник графини?

— Если угодно. В некотором роде, да. Ладно, лучше сказать сразу, это любовник графини. Официально он служит у нее секретарем.

Мегрэ не сводил с врача глаз: он вспомнил, что когда-то они вместе учились в школе. Только вот никто его не узнавал. Ему было уже сорок два, и он изрядно раздобрел.

Что же до замка, то он знал его как никто другой.

Особенно службы. Дом управляющего, тот самый дом, где родился Мегрэ, находился всего в нескольких шагах.

Вполне вероятно, что комиссар был так взволнован из-за нахлынувших воспоминаний. Особенно тревожил его образ графини де Сен-Фиакр, запечатлевшийся в его памяти: когда-то она олицетворяла для юного Мегрэ женственность, грацию, изящество и благородство.

Теперь эта женщина была мертва. Ее затолкали в машину как вещь — даже ноги пришлось подогнуть.

Никто не позаботился застегнуть на груди ее черное, траурное платье, и теперь из выреза торчала белоснежная сорочка.

«…будет совершено преступление…»

Да, но врач заверил, что она умерла от эмболии. Какой демиург мог предвидеть такое? И зачем ему понадобилось обращаться в полицию?

• Предыдущая
• 3/39
• Следующая